Самые губительные тайфуны называют самыми ласковыми женскими именами. В этой истории всё наоборот – мужичок росту среднего, со светлыми волосиками, с носом картошечкой, со скромным именем Фомич сделался если не торнадо или самумом, то уж небольшим ураганом местного значения точно. А потом и притчей во языцех. А потом и легендой. За что и получил прозвище Ураган Фомич. Или Ураганыч. Или УФО (что адекватно НЛО). А с чего всё началось? С малого, как водится...

На наши ежесубботние встречи в парке отставной инженер, а ныне лицо неопределенной профессии, Фомич имел правильное обыкновение приносить пластмассовую фляжечку с разбавленным спиртиком, настоянным на тоненьких перегородочках, содержащихся в грецких орехах. Называл он своё изделие «перепоновкой» или, по-фирменному, «фомичовкой». К фляжке прилагался кулёчек ржаных сухариков собственного же изготовления.

Вел себя Фомич в те времена скромно и пристойно – выпивал помалу, закусывал, жил настоящим, о большем не мечтал. Увидит ворону – кинет ей сухарик. Любил эту птицу за долголетие – она, говорит, здесь паслась, когда еще императрица Екатерина Великая в эти места на полюстровские воды наезжала (не в нынешнем смысле этого глагола).

Так и шло всё тихо-мирно, пока не стала в Фомиче пробуждаться гордыня. То ворона древнего шуганет, то «фомичовки» не дольет во флягу, то сухариков в пакетик недосыплет. А потом и вовсе дела пошли наперекосяк.

Намекнул как-то раз Фомич, что недурно бы после столь щедрых угощений парковых сводить его в какое-нибудь местное кафе. Знал бы я, чем это закончится – нипочём не согласился бы. Потому что с того дня и пошел Фомич ураганить.

Повадился он залетать в кафе, и, уже не довольствуясь малой крохой, увидит у кого-нибудь язык копчёный на тарелке – хвать! Бутерброд с икрой – кусь! Да еще верхней губой пришлепнет, чтобы «рыбьих яиц» побольше захватить. Стакан соку – хлёб! Но больше всего стали его остерегаться потому, что даже водку легко мог отпить. В общем, народ сильно пугался. И вскоре, завидев синее пальто Фомича, персонал всех окрестных забегаловок поспешал запирать двери заведения изнутри.

Настали трудные времена. Просёлками и перелесками всё дальше уходили мы в поля – в поисках кафе, куда еще не долетала дурная слава Ураганыча. Но таковых оставалось всё меньше и меньше, пока не осталось совсем. А чего волновались-то, собственно? Ну, искал человек хлеба насущного...

После того, как все точки питания перешли по отношению к Фомичу в режим отсечки, начал он лютовать в парке.

Вот сидит на лавочке молодая мамаша с коляской, благостно достает пирожок собственного изготовления, закусить желает. Подкрался Ураган Фомич, налетел – одной половины пирожка сразу как не бывало, вторая уже в кармане его пальто покоится.

Вот рыбачок наловил в пруду местной сорной рыбки с гордым именем ротан. Проураганил Ураганыч – нема у бедняги заветного целлофанового пакетика. И тому подобное.

Надо сказать, что примерно в это же время припали к Фомичу еще две напасти. Первая – начал писать стихи, да всё о дальних странах, об экзотических красавицах. Помнятся следующие строки:

Этакая песенка Буратино из довоенного советского фильма. Там, как вы, быть может, помните, по замыслу сценариста в финале прилетает аэростат в виде парусника, из которого появляется человек в кожаном шлеме полярного лётчика. Он дает щелчок в лоб Карабасу Барабасу, отчего последний валится в лужу, и забирает папу Карло, Буратино и прочих кукол в некую страну сплошного счастья (в подтексте, разумеется, СССР). Будто мало там своих страшных марионеток...

Вторая напасть – обуял Фомича особый род мании величия. Стал он всех убеждать (видимо, под влиянием собственных виршей), что побывал в Таиланде и на себе испытал все прелести тайского эротического массажа. Настаивал также на личном участии в групповых семейных оргиях американских свингеров. Сердился, требовал полного доверия к своим словам.

Стал Фомич настаивать и на том, что знаком со многими известными людьми – от московских артистов и писателей до врача нашего районного венерологического диспансера. А я, к стыду своему, еще и подливал масла в огонь этот безголовый.

Как-то раз у дверей кафе «Люди добрые», аккурат захлопнувшимися перед нашими носами, встретил я давнего знакомого в дорогом плаще, модных золотых очках и при «Ролексе». Удостоил он меня краткой беседы. Фомич в это время с деликатностью, тлевшей в нем с былых времен, отирался в сторонке. А когда мы возобновили маршрут, спросил, с кем это я разговаривал.

– Как же ты не узнал, Фомич! – притворно вскричал я. – Это же господин К., твой главный друг в последние пятнадцать лет!

Загнал, короче, человека в угол. Теперь жалею об этом.

Бывали, конечно, и просветления в состоянии Фомича. Идешь мимо его дома, стукнешь в окошко (а жил он на первом этаже) – смотрит, улыбается ласково, лампочка сзади подсвечивает головушку жёлтую, нимб создает. По всему видно, умиротворен Фомич. Должно быть, каши гречневой покушал. С молоком. Или с маслом.

Закончилась история Урагана Фомича печально (а, может быть, и весело).

Как-то раз в парке летом появился желтый автомобиль типа фургона. Из него извлекли огромный пёстрый ком тряпья и большущую корзину. Несколько манипуляций – и безвольный ком к удивлению гуляющих и окрестных обитателей превратился в яркий воздушный шар. И пошло-поехало – сноровистые люди стали запускать шарик на высоту метров в пятьдесят, держа его на длинном канатном поводке, да собирать денежки с желающих хоть чуть-чуть побыть какой-никакой, а птичкой.

Но интересно, что вдали, за парком, на плоской крыше небоскрёба, в котором помещался так называемый бизнес-центр, возвышался еще один шар – рекламный эрзац, заляпанный разноцветными надписями. Этот уродец был намертво пришпандорен к поверхности, и, конечно же, взлететь ему не было дано никогда.

Но с некоторых пор я стал замечать удивительную вещь: какого бы направления ни был ветер, настоящий шар непременно отклонялся в сторону никчемного бизнес-суррогата, словно тяготел к нему, как роскошный селезень к подсадной пластмассовой утке. «Странно, – подумал я тогда, – очень странно».

В один из особо жарких дней Ураган Фомич, распихав очередь желающих подняться на воздух (впрочем, сами расступились – кто же УФО не знал?), кинул горсть монет сноровистым людям, ворвался в корзину шара и поднялся вверх. А еще через минуту произошло страшное.

Вынув из-под полы своего непременного синего пальто заранее припасенный топорик, Ураган Фомич с воплем «На Италию!» обрубил собачий поводок шара. «Во, Фомич опять ураганит!» – раздался из глазеющей толпы пьяненький, но уважительный голосишко известного полюстровского алкаша по прозвищу «Синюшная Борода».

Как и следовало ожидать (вспомните о моих наблюдениях), при полнейшем штиле освобожденный от пут шар пошел на небоскрёб. Фомич стоял, гордо, по-капитански глядя вперед. Впоследствии об этом эпизоде в гуще населения сложен был куплет:

Он стал народным гимном нашего муниципального округа.

Катастрофа казалась неминуемой. Шар быстро снижался, и через несколько минут следовало ожидать его соударения с небоскрёбом. Сноровистые люди опрометью кинулись в свой фургон, но почему-то не погнались за шаром, а порулили в совсем другом направлении. А тем временем «Титаник» и айсберг сближались.

Но случилось непредвиденное. Перед самым небоскрёбом шар будто собрался с силами, чуть взмыл вверх и плавно опустился на крышу – рядом со своим мертворождённым двойником. Издалека было видно, как маленькую фигурку Фомича вывалило на плоскость, но он шустро вскарабкался обратно в корзину.