Ночной вызов в Генштаб был неожиданным. Только вчера, под вечер, после трехмесячных полетов на ледовой разведке и проводки транспортных караванов в Баренцевом и Карском морях мы вернулись в Москву.

Бросив якорь нашей «летающей лодки» «ГСТ-7» на Химкинском водохранилище, где базировались гидросамолеты Полярной авиации, мы радовались не столько предстоящему отдыху, сколько замене выработавших все свои ресурсы моторов на новые и установке вооружения, необходимого при встрече с врагом.

На все это дали неделю, ибо ледоколы с караванами нуждались в нашей помощи.

В Генштабе, куда нас привезли с И. Черевичным в ту дождливую осеннюю ночь 1941 года, разговор был краток. По заданию Государственного Комитета Обороны нам предстояло срочно доставить в США военную миссию для изучения и отбора боевой техники, которая по ленд-лизу передавалась Советскому Союзу.

Начальником миссии был назначен Герой Советского Союза Михаил Громов.

Предполагаемый маршрут полета поразил нас своей неожиданностью. Нашей «летающей лодке» предстояло лететь из Москвы над Польшей, Германией, Англией на Исландию, Гренландию, Канаду в США с базированием в городе Сиэтле. Никто из советских летчиков по такому маршруту не летал. К тому же до Англии предстояло лететь над территорией, полностью контролируемой врагом.

В процессе подготовки к старту дополнительно выяснилось, что в Америку надо будет доставить не 20 пассажиров, а вдвое больше, что, конечно, было невыполнимо для одного самолета. Командиром второй «летающей лодки» был назначен В. Задков, а штурманом В. Падалко — опытнейшие полярные летчики. Это «дополнение» многократно усложняло перелет, ведь необходимо было согласовывать взаимодействие двух экипажей. Труднее будет избегать и нападения немецких истребителей.

Докладывая начальнику Полярной авиации Герою Советского Союза полковнику И. Мазуруку о готовности техники и экипажей к полету, мы высказали свое недоумение по поводу предстоящего маршрута и предложили свой вариант — идти в США через советскую Арктику на Аляску и далее — через Канаду — в Сиэтл. Илья Павлович долго молчал, внимательно всматриваясь в наши лица, а потом сказал:

— Я лично ваш маршрут одобряю. Решение продуманное и зрелое. Но… сами знаете, изменение маршрута может навлечь на вас большие неприятности.

— Мы имеем приказ доставить военную миссию, а не вести бои с фашистами над их территорией, — твердо ответил Черевичный.

— Скажите, Илья Павлович, кто и как давал задание на этот чрезвычайный рейс, или это секрет? — вступил я в разговор.

— Задание было получено Иваном Дмитриевичем Папаниным по «вертушке» от товарища Сталина. Ну а кто подсунул нам этот дикий маршрут, не знаю. Все решалось «наверху». Мне же было приказано срочно подготовить вашу машину, а потом и вторую.

Против нашего решения изменить рекомендованный маршрут никто официально не возражал. Всем было совершенно ясно, что было бы самоубийством следовать ему. Но никто из командования не решался доложить об этом товарищу Сталину, для нас же он был недосягаем. Мы, конечно, понимали, какими последствиями грозило самоуправство, однако так рисковать жизнями крупнейших специалистов посчитали преступлением. Когда все потом дойдет до товарища Сталина, надеялись мы, то он, выслушав нас, поймет причины изменения маршрута, в котором более 2500 километров тихоходным и низколетящим «летающим лодкам» пришлось бы находиться под контролем ПВО фашистов, то есть атак истребителей и зон зенитного заградительного и прицельного огня.

Через трое суток наши гидросамолеты, полностью заправленные бензином и маслом, снабженные всем необходимым для дальнего перелета, стояли у берега Химкинского водохранилища и ожидали пассажиров. Из низких, тяжелых облаков сеял холодный дождь. Сквозь его завесу с трудом проглядывался шпиль Речного вокзала, закамуфлированного маскирующей росписью от налетов фашистских бомбардировщиков. Старт был назначен на 6.00. С расположенного неподалеку сухопутного аэродрома Полярной авиации, занятого теперь истребителями и пикирующими бомбардировщиками, оберегавшими столицу, на мотоцикле прибыл синоптик со сводкой погоды по реальному маршруту. Погода была серенькой, как говорят летчики — «в полоску». Сплошная облачность от ста метров до шести тысяч, ветер северо-западный, 10–15 м/с. Район Тикси закрыт тыловой облачностью глубокого циклона. На высоте возможно обледенение.

Прибывшие к назначенному времени члены комиссии в плащах и шляпах, с портфелями и небольшими чемоданчиками решили было, что полет не состоится. Чувствовалось, что их смущала погода, но наши асы и кумиры Громов и Байдуков поддержали нас своим авторитетом. И вот «летающие лодки» выводятся на старт…

Законы военного времени давали нам возможность во время полета не выходить в эфир и предварительно не уведомлять о нашем рейсе страны, через которые проходил маршрут.

Нас еще ожидали в Англии, когда мы были уже в Номе, на Аляске. Авиационное командование Нома, с которым мы предварительно связались по радио, узнав о цели нашего прилета, тут же любезно выслало навстречу самолет, чтобы указать место расположения гидроаэродрома.

Радужным ковром из одноэтажных цветных деревянных домиков встретил нас легендарный, воспетый Джеком Лондоном город золотоискателей. Делаем круг почета и идем дальше над заболоченной тундрой с россыпью голубых озер. И частенько внизу мы видим ржавые скелеты брошенных золотодобывающих драг. Золото выбрано, иссякло, а вывозить эти огромные сооружения, уже сделавшие свое дело, экономически невыгодно. Теперь, прогреваясь в лучах солнца, драги медленно уходят в мерзлоту тундры…

В тихой, приспособленной под гидроаэродром лагуне садиться мы отказались. С высоты сквозь прозрачную воду отчетливо виднелись на дне торчащие во все стороны бревна, которые могли запросто вспороть днище самолета при посадке. Решили садиться в открытом море. Это было немалым риском, но мы верили в «летающую лодку», в ее прочность. Самолет оправдал наши надежды, но огромные волны не позволили произвести высадку на берег. Когда к нам подошел спасательный катер, чтобы забрать пассажиров, был задан вопрос:

— Почему не сели в лагуне?

— Нас напугала малая глубина и торчащие на дне лагуны затонувшие стволы деревьев, — последовал ответ с нашей стороны.

— В лагуне глубина четыре метра и очень прозрачная вода, — услышали мы. — Это, вероятно, и ввело вас в заблуждение. Если сможете взлететь в такую волну, немедленно уходите в лагуну. Шторм усиливается, и отстояться в море вам не удастся. Перелетайте, мы вам поможем, если что…

Теплая встреча с командованием военного гарнизона и «отцами города» состоялась прямо на берегу лагуны. Были короткие речи о дружбе с советским народом, о доблести и мужестве Красной Армии, о мастерстве советских летчиков, о неизбежной победе над немецким фашизмом. Потом двадцать километров по шоссе — и мы в уютной, только что отстроенной гостинице, принадлежавшей гарнизону инженерно-технических войск и авиационному подразделению.

Дружелюбное отношение к нам аляскинцев, казалось, не имело границ. Это были и стихийные встречи в гарнизоне, где мы знакомились с людьми, задавали друг другу вопросы, делились впечатлениями. Но были и более «вещественные» проявления дружбы.

Узнав, что мы не имеем полетных карт и обеспечивающих безопасность полета навигационных справочников, американцы выдали нам полный комплект карт и аэролоций с грифом «конфиденциально». Снабдили нас и расходным пайком питания, синоптическими картами, данными о погоде, не взяв за это ни цента.

На рассвете мы стартовали дальше по маршруту.

Трасса полета в основном проходила над Тихим океаном и его побережьем. Счисление велось по американским картам, на которых сохранились русские названия населенных пунктов со времен Русской Америки: