П о т е х и н (небрежно). Зина когда была здесь?

М а с т а к о в (устало). Часов в пять... около этого.

П о т е х и н (глядя в землю). Елена Николаевна пошла с нею?

М а с т а к о в. Да.

П о т е х и н. И не возвращалась?

М а с т а к о в. Нет.

П о т е х и н. Так! Гм! Значит, ты... (Тихо.) Константин, мы с тобой старые товарищи...

М а с т а к о в (отмахнувшись). Иди, отдохни, старый товарищ. Ты устал. Береги себя. Твоя культурная деятельность...

П о т е х и н (угрюмо). Не дури!

М а с т а к о в. Иди, иди. Знаю я тебя! Ты хочешь говорить о задачах литературы, о сострадании...

П о т е х и н. Слушай, это серьёзно... Оставим литературу.

М а с т а к о в. Всё прочее - неинтересно. Вот твой отец...

(Вукол Потехин в короткой куртке, шляпе и высоких сапогах стоит на террасе и, подняв голову, смотрит в небо.)

М а с т а к о в. Куда это вы собрались? На луну?

В у к о л. Перепелов ловить. (Идёт к ним.)

М а с т а к о в. Что за деятельная натура! Преклоняюсь пред вами, землемер. Как это ловят перепелов?

В у к о л. Перепелов ловят сетью, во ржи, а человеков - на противоречиях.

М а с т а к о в. Браво! Вы владеете афоризмом превосходно. Николай, учись! И книга в кармане?

(Доктор раскуривает сигару, зажигает спички, стараясь незаметно осветить лицо Мастакова, пристально наблюдает за ним. Раскурив, уходит направо в рощу; плечи приподняты, голова наклонена.)

В у к о л. И книга. На рассвете выкупаюсь, лягу на росистую траву и часок почитаю, - хорошо, а?

М а с т а к о в. Чудесно! Особенно для вашего ревматизма.

В у к о л. Будут петь птицы, выполняя закон природы... (хлопая по книге ладонью) а человек будет рассказывать мне утешительные сказки про святую Русь, а? (Мастаков смеётся, болтая ногами.) О бессребренниках-инженерах, о святом квартальном, о нигилистах, великих простотою души своей, о святых попах, благородных дворянах и - о женщинах, о мудрых женщинах! Как приятно читать эти сказочки в наше-то тёмное, безнадёжное время, а?

М а с т а к о в (с интересом). Нравится он вам, автор?

В у к о л. Великий сочинитель! Сердце у него иссохло от тоски и отчаяния, но - он утешает ближнего! Читаю и ласково улыбаюсь ему: ах, милый! (Подмигивая.) Знаю я, что всё это - выдумка и утешительного ничего нет, но - приятен душе человек, который, видя всюду зверей, скотов и паразитов, сказал себе: давай-ка я напишу им образы примерно хороших людей...

М а с т а к о в (серьёзно, задумчиво). Да? Вот как вы? Это интересно...

В у к о л. Разорвал душу свою на тонкие нити и сплёл из них утешительную ложь... (Подмигивая, усмехается.) Думал ободрить меня, русского человека... Меня? Промахнулся, бедняга!

М а с т а к о в. Промахнулся? Почему?

В у к о л (подняв руку, точно клянется). Не верю!

М а с т а к о в. Ах вы, старый нигилист!

В у к о л. Не верю! Храм сей, скверно построенный и полуразрушенный, Русью именуемый, - невозможно обновить стенной живописью. Распишем стены, замажем грязь и роковые трещины... что же выиграем? Грязь - она выступит, она уничтожит милые картинки... и снова пред нами гниль и всякое разрушение.

М а с т а к о в (серьёзно смотрит на него, склонив голову, точно птица). Так...

В у к о л. Не верю! Но - умиляюсь, когда человек говорит против очевидности, в добрых целях утешить и ободрить ближнего. Ведь в конце концов мы живём не по логике, а - как бог на душу положит. Вот и вы тоже, как он, противоречите действительности...

М а с т а к о в. Я?

В у к о л (подмигивая). Ну да, вы! Ведь тоже - выдумываете праведных-то людей, нет их на Руси вживе, а?

(Саша сходит с террасы, стоит у деревьев. Лицо у неё печальное, она смотрит на Мастакова с упрёком.)

М а с т а к о в (спрыгнув на землю). Это - неверно. Вы запираете жизнь в клетку какого-то обобщения, думая, что так она будет понятнее вам... И это - неверно! (Увлекаясь.) Ничего нельзя выдумать, и - не надо выдумывать...

В у к о л (смеясь). Нельзя? Не надо?

М а с т а к о в. Я верю, что победит светлое, радостное человеческое... я ищу вокруг себя этих явлений... жизнь - щедра, она мне их даёт!

В у к о л. Даёт? Грошики, копеечки, а?

М а с т а к о в (горячо). Мне нравится указывать людям на светлое, доброе в жизни, в человеке... Я говорю: в жизни есть прекрасное, оно растёт, - давайте любовно поможем росту человеческого, нашего! Человеческое - наше, нами создано... да!

В у ко л. Не поверят вам... Русский - не любит верить, вера обязывает. Русский любит подчиняться обстоятельствам, - он лентяй. Мы любим сказать: ничего не поделаешь, против рожна не попрёшь... мы живём шесть месяцев в году... а остальные полгода мечтаем на печке о хороших днях... о будущем, которого не будет для нас...

М а с т а к о в (снова влезая в гамак, заметил Сашу). Вы что, Саша?

С а ш а (вздрогнув). Барыня приказали предложить вам чаю...

М а с т а к о в (тревожно). Она пришла?

С а ш а. Нет. Она сказала, уходя, чтобы в десять часов я предложила вам чай.

М а с т а к о в. Пессимист, чаю хотите? Принесите сюда два стакана, Саша. И - хлеба.

В у к о л. Как супруга-то заботится о вас!

М а с т а к о в (тихо). Да-а...

В у к о л. Превосходнейшая женщина!

М а с т а к о в (оглядываясь). Возьмите меня перепелов ловить!

В у к о л. Вот это хорошо! Идёмте-ка!

М а с т а к о в. Кажется, С а м о к в а с о в интересный человек?

В у к о л. Мы все интересные люди... (Саша принесла поднос с чаем.) Мы все для вас должны быть интересны.

М а с т а к о в (простирая руки над головой Вукола). Заклинаю вас будьте!

В у к о л (усмехнулся, пьёт чай). Да, С а м о к в а с о в... заблудился он... Офицер, командовал ротой, необходимо было помочь сестре, пошёл служить в полицию... В девятьсот пятом году бросил эту службу, говорит - противно стало. А теперь вот жалеет, что бросил...

М а с т а к о в (с интересом). Жалеет?

В у к о л. Видимо. Очень много говорит о своей глупости... Идёт он.

С а м о к в а с о в (в тужурке военного покроя, офицерской фуражке, высоких сапогах. На плече перепелиная сеть, в руках клетка в холщовом чехле. Раскланялся с Мастаковым). Добрый вечер! Отличное время выбрали мы с тобой, землемер. Газеты читал?

В у к о л. Я же не люблю их.

С а м о к в а с о в. Победи. И я не люблю, а отравляюсь ими ежедневно...

В у к о л. Ну, тебя немцы беспокоят, а меня - никто! В немцев я не верю, в японцев тоже...