В этом бою конармейцы взяли в плен свыше 1000 солдат и офицеров, захватили 25 орудий, 103 пулемета, бронепоезд, многочисленные обозы с боеприпасами и продовольствием.
Вообще в тот день успех всюду сопутствовал нам. 24-я стрелковая и 14-я кавалерийская дивизии отбили все попытки соединений 2-й польской армии форсировать реку Стырь. Несколько эскадронов 14-й дивизии даже переправились на западный берег.
Однако наши части понесли серьезные потери. Смертью храбрых пали командир 4-го эскадрона 34-го полка Воейко, командир 2-го эскадрона 33-го кавполка Довба, его помощник Крашенок и другие доблестные конармейцы. Выбыли из строя в связи с ранениями два храбрейших и популярнейших комбрига командир 3-й бригады 4-й кавдивизии Андрей Антонович Чеботарев и командир 3-й бригады 11-й дивизии Григорий Григорьевич Краснов. 11-я дивизия за последние дни потеряла всех своих командиров бригад, половину командиров и комиссаров полков, много командиров эскадронов и взводов.
К вечеру части 36-й и остатки разбитой 35-й бригад под личным руководством командира 18-й пехотной дивизии генерала Крайовского отступили на Радзивиллов, а ночью отошли в город Броды.
Несмотря на сильную усталость бойцов и особенно лошадей, соединения армии всю ночь преследовали отходившего противника. К утру две бригады 4-й, 6-я и 11-я дивизии со всех сторон обложили засевшую в Бродах 18-ю польскую пехотную дивизию, группы генерала Шиманьского и полковника Ясинского.
Противник, занявший круговую оборону, молчал. Лишь когда наши разведывательные подразделения приближались к окраинам города, неприятель открывал пулеметный огонь.
Решили в 12 часов атаковать противника.
И вот в установленное время загрохотала наша артиллерия, причем огонь вели и орудия, захваченные во вчерашнем бою. А когда оборвался гул артиллерийской канонады, многотысячная лава конницы, поддержанная огнем пулеметов с тачанок, с криком "ура" со всех сторон покатилась на окопы противника.
Казалось, ничто не может остановить этот безудержно мчащийся поток, способный все разрушить на своем пути, как ураган или как горная река в половодье. Однако неприятель не дрогнул и проявил удивительную стойкость. Он встретил наши части сильнейшим огнем. Конармейцы не выдержали и отпрянули в исходное положение. А потом вторая, третья... пятая атаки в конном и пешем строю. Мы маневрировали полками, бригадами, стремились найти более слабое место в неприятельской обороне, и все напрасно. Противник везде дрался с огромным упорством.
Весь день не умолкая шел тяжелый бой. Докрасна накалялись стволы пулеметов. Падали убитые, раненые и просто изнуренные бойцы. Напряжение было выше всяких сил.
К сумеркам вражеское сопротивление ослабло. Но и наши уже не в состоянии были атаковать. Пришлось дать войскам отдых, чтобы с утра предпринять новое наступление.
Ночь мы провели в селе Крупец, куда переместился наш полевой штаб. Проснулся я рано утром в хорошем настроении. Противник находился в плотном кольце, и оставалось совсем немного до его полного разгрома. Но каково же было мое разочарование, когда я узнал, что наши расчеты на ликвидацию неприятеля в Бродах не оправдались. А получилось так. Утомленные дневным боем, разморенные убаюкивающей украинской ночью, бойцы не могли бороться со сном, валились прямо к ногам лошадей и засыпали. Некоторые командиры и комиссары, считая, что судьба неприятеля уже решена, забыли о бдительности, ослабили внимание к охранению. Эта беспечность позволила противнику внезапным нападением захватить мост через реку и вырваться из города. Темнота и лес южнее Бродов послужили ему хорошим, укрытием. За ночь колонны противника ушли из зоны, занятой Конармией. Только одинокая наша пулеметная тачанка, по рассказам пленных, как привидение, до рассвета металась вокруг польских частей, появляясь то там, то здесь и расстреливая противника с короткого расстояния.
26 июля мы заняли Броды. Дорого достался нам этот разрушенный еще в годы первой мировой войны, исстрадавшийся за последние дни город.
Бои в районе Дубно - Кременец - Броды были исключительно тяжелыми. 18-я пехотная дивизия с подчиненными ей в оперативном отношении группами генерала Шиманьского и полковника Ясинского оказалась довольно сильным противником. Из описаний ее боевых действий польским военным историком Арцишевским известно, что сама 18-я пехотная дивизия насчитывала 5000 штыков, 240 сабель и 40 орудий. Группа генерала Шиманьского имела 2400 штыков и 16 орудий, а в группе полковника Ясинского было 2500 штыков и 12 орудий. Таким образом, общая численность дубно-кременецкой группировки составляла около 10200 штыков и сабель и 68 орудий. К этому следует добавить, что противник имел большое количество пулеметов и не знал недостатка в боеприпасах{60}.
Для сравнения приведу несколько данных о Конармии. Всего у нас было 48 орудий, а самая полнокровная наша дивизия - 6-я - насчитывала не более 3500 сабель. К тому же половине войск армии приходилось действовать на реке Стырь.
Нужно отдать должное и польским солдатам. Они были хорошо обучены и в большинстве боев проявили отменное упорство. Возглавлявший их генерал Крайовский показал себя способным и смелым военачальником. Он не боялся вести наступление ночью, быстро реагировал на изменение обстановки и умело маневрировал резервами, создавая за их счет превосходство на нужных участках. Но главное - генерал Крайовский правильно использовал выгодные для пехоты сильно пересеченные и лесисто-заболоченные районы с оставшимися на них еще от мировой войны окопами и проволочными заграждениями.
Для нас же местность была неблагоприятной. Леса и болота лишали конницу основного преимущества - маневра и возможности вести опасные для пехоты атаки в конном строю. И если все-таки в этих трудных условиях поражение потерпел опытный, стойкий и отлично вооруженный противник, то заслуга в этом наших конармейцев, а также бойцов, командиров и комиссаров славной 45-й стрелковой дивизии И. Э. Якира.
12. Встречное сражение на реке стырь
1
Автомашины с трудом пробирались по разбитому снарядами шоссе. Шоферам то и дело приходилось останавливаться, чтобы очистить дорогу от поваленных деревьев и изломанных повозок. Неубранные трупы лошадей, разрушенные и сгоревшие крестьянские постройки, вытоптанные полосы хлебов - все это на каждом шагу напоминало о недавних жестоких боях и большом человеческом горе.
Мы с Зотовым и небольшой оперативной группой полештарма направлялись в Броды. Ехали молча. Каждый, видно, думал, как и я: когда же кончится это ужасное время разрушений, когда женщины перестанут проливать слезы, оплакивая погибших мужей и сыновей, когда мужчины вернутся в свои семьи, возьмутся за плуг, станут к станку, начнут созидать, украшая трудом освобожденную, обильно политую народной кровью землю?..
Преодолев последнее препятствие - лесной завал, мы въехали в город. На улицах, к нашему удивлению, царило оживление. Казалось, весь народ высыпал из домов, чтобы вздохнуть свободно, поздравить своих освободителей. Работал рынок, торговцы открывали лавки.
Не успели мы устроиться в отведенном для полештарма домике, как к нам потянулись местные активисты. Одни пришли посоветоваться, как лучше организовать в городе органы власти, другие - расспросить о последних событиях в Советской России и на Украине.
Реввоенсовет Конармии всегда считал своей прямой обязанностью оказывать всяческую помощь освобожденному народу. Бойцы тыловых частей проводили субботники и воскресники для восстановления поврежденных войной жилых домов, общественных зданий, железных дорог, мостов. Мы отпускали на городские нужды денежные суммы из весьма скромных армейских средств. По просьбе населения выделялись политработники для помощи в создании органов местной власти. А потом эти люди завоевывали такой авторитет, что нам стоило больших трудов вернуть их в армейский аппарат...
Но большая работа, связанная с удовлетворением нужд населения, разумеется, ни на минуту не могла заслонить от нас сложных оперативных вопросов. С овладением городом Броды для нас начинался новый этап борьбы. Перед армией открылся путь к городу Львову.