Берник. Гм! Изобретение книгопечатания также лишало хлеба массу писцов.

Эунэ. А так ли вы, господин консул, ценили бы это изобретение, будь вы сами тогда писцом?

Берник. Я вас позвал не для диспута. Я послал за вами, чтобы сказать вам: "Индианка" должна быть готова к выходу в море послезавтра...

Эунэ. Но, господин консул...

Берник. Послезавтра, слышите! Одновременно с нашим собственным судном; ни часом позже. У меня есть серьезные основания спешить. Вы читали сегодня газету? Ну, стало быть, знаете, что американцы опять натворили безобразий. Этот распущенный сброд скоро весь город поставит вверх дном; ни одной ночи не проходит без драки в трактире или на улице; о прочих беспорядках я уж и не говорю.

Эунэ. Плохой народ, это верно.

Берник. А кого винят за эти беспорядки? Меня! На меня все сваливают. Эти газетные писаки довольно прозрачно намекают, что мы заняты главным образом собственным судном. И я, поставивший себе задачей влиять на сограждан силой своего примера, должен терпеть подобные выходки?.. Нет, я этого не потерплю. Я не могу позволить таким образом ронять свое доброе имя.

Эунэ. Но репутация господина консула настолько прочна, что выдержит и это и кое-что побольше.

Берник. Не теперь! Теперь мне как раз нужно полное уважение, полное сочувствие всех сограждан. Я затеял большое дело, как вы, верно, слышали, и если злонамеренным людям удастся хоть чуть поколебать безусловное доверие ко мне общества, это может наделать мне больших хлопот. Поэтому я во что бы то ни стало хочу заткнуть рот всем этим злостным газетным писакам и потому назначил выход судна на послезавтра.

Эунэ. Отчего бы и не на сегодня вечером?

Берник. По-вашему, я требую невозможного?

Эунэ. Да, с той рабочей силой, которой мы теперь располагаем...

Берник. Хорошо, хорошо; тогда придется нам поискать новых сил...

Эунэ. Неужели вы хотите уволить еще кого-нибудь из старых рабочих?

Берник. Нет, об этом я не думаю.

Эунэ. Да, это, наверно, наделало бы шуму и в городе и в газетах.

Берник. Весьма возможно; мы так и не поступим. Но если "Индианка" не будет готова к отплытию послезавтра, я уволю... вас.

Эунэ (вздрогнув). Меня? (Смеется.) Ну, это вы шутите, господин консул.

Берник. Не очень-то на это рассчитывайте.

Эунэ. Вам может прийти мысль уволить меня?.. Меня, когда и отец мой, и дед весь век свой проработали на верфи, как и я сам...

Берник. Кто же меня вынуждает?..

Эунэ. Вы требуете от меня невозможного, господин консул.

Берник. Для доброй воли нет ничего невозможного. Да или нет? Дайте мне решительный ответ, или вы получите расчет сейчас же.

Эунэ (сделав шаг к нему). Господин консул, взвесили ли вы хорошенько, что значит уволить старого рабочего? Вы скажете: пусть найдет себе другое место. Положим, он и может найти, но разве дело этим кончается? Побывали бы вы, господин консул, в доме уволенного рабочего в тот вечер, когда он возвращается домой и ставит в угол ящик со своими инструментами...

Берник. Вы думаете, мне легко вас уволить? Разве я не был всегда хорошим хозяином?

Эунэ. Тем хуже, господин консул. Именно потому мои домашние и не станут обвинять вас. Мне они ничего не скажут, не посмеют, но будут посматривать на меня украдкой и думать: верно, заслужил. Вот этого я не могу перенести. Хотя я и простой человек, а привык быть первым среди своих. Моя скромная семья... тоже маленькое общество, господин консул. И я мог служить этому обществу опорой потому, что жена моя верила в меня и дети тоже. А теперь все должно рухнуть.

Берник. Если иначе нельзя, то из двух зол нужно выбирать меньшее и жертвовать частными интересами ради общих. Иного ответа я не могу вам дать. Таков порядок вещей... Но вы упрямы, Эунэ! Вы не потому только противитесь моей воле, что не можете поступить иначе, но потому, что не хотите выявить превосходство машин перед ручным способом работы.

Эунэ. А вы, господин консул, настаиваете так на своем потому, что, уволив меня, вы, по крайней мере, докажете газетам, что дело было не за вами.

Берник. А если бы и так? Вы же понимаете, о чем теперь идет речь? Ссориться ли мне с прессой или расположить ее в свою пользу в ту минуту, когда я предпринимаю крупное дело для блага общества? Что же? Могу я поступить иначе? Вопрос сводится к тому: поддержать ли вас с вашей семьей, как вы говорите, или же задушить в зародыше сотни других семей, которые так никогда и не возникнут, никогда не будут греться у своих очагов, если мне не удастся провести то дело, во имя которого я теперь действую. Поэтому я и предоставляю вам выбор.

Эунэ. Если так, то мне нечего сказать больше.

Берник. Гм... Добрейший Эунэ, я искренне жалею, что нам придется расстаться.

Эунэ. Мы не расстанемся, господин консул.

Берник. Как?

Эунэ. И у простого человека есть свои задачи в жизни.

Берник. Конечно, конечно. Итак, вы думаете, что можете обещать?

Эунэ. "Индианка" может выправить свои бумаги послезавтра. (Кланяется и ухолит направо.)

Берник. Ага, удалось-таки сломить этого упрямца! Это я считаю добрым предзнаменованием.

Хильмар с сигарой во рту входит с улицы в сад.

Xильмар (на террасе). Здравствуй, Бетти. Здравствуй, Берник!

Бетти. Здравствуй!

Xильмар. Как видно, плакала. Значит, тебе уже известно?

Бетти. Что известно?

Xильмар. Что скандал в полном разгаре. Ух!

Берник. Что это значит?

Xильмар (входя в комнату). Да вот эти два американца разгуливают по улицам с Диной Дорф.

Бетти тоже переходит в комнату.

Бетти. Быть не может, Хильмар...

Хильмар. К сожалению, это так. Лона даже оказалась настолько бестактной, что окликнула меня, но я, конечно, сделал вид, будто не слыхал.

Берник. И, вероятно, это не прошло незамеченным?

Хильмар. Еще бы! Прохожие останавливались и смотрели им вслед. Слух распространился по городу, как огонь по степи, словно пожар в американских прериях. Во всех домах стояли у окошек, поджидая, когда они пройдут мимо. Из-за каждой занавески торчали головы... Ух!.. Ты уж извини меня, Бетти, что меня передергивает... Ведь это ужасно действует на нервы. И если это так будет продолжаться, придется мне подумать о продолжительной поездке.