— Мы пойдем на рыбалку?

Я засмеялся. Эта святая простота начинала меня забавлять.

— «Рыба» — это кличка. Так называют Саню Рыбина, который у тебя деньги хотел отобрать. Он сильно разозлился и я думаю, что он подстерегает нас у выхода. Потому мы и убежали.

— А что он хочет, по-твоему, сделать?

— Ну, что… Избить нас, думаю.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем ему нас бить?

Я задумался.

— Боря, скажи, где ты жил раньше?

Он повернулся ко мне, отвлекшись от созерцания мха на северной стороне дерева. Смотрел, будто размышляя о чем-то.

— Это очень непростой вопрос, Дима. Я отвечу тебе на него позже, при одном условии.

— Каком условии?

— Ты будешь моим другом?

От этих слов я чуть не рухнул с бревна. Вот так просто взял и спросил, как в фильмах делают предложение! В моем понимании дружба должна начинаться несколько иначе. И, безусловно, никто и никогда не просит стать его другом!

— Я? Другом?

— Ну да. У меня сложная ситуация, в которой мне необходим друг. Человек, который поможет мне. Я понимаю, что дружба — это процесс взаимовыгодный. Пока я, к сожалению, не знаю, какие услуги смогу оказать тебе взамен, но, наверное, что-нибудь придумаю.

Странный это был паренек, очень странный. Но явного неприятия он во мне не вызывал. Хм, друг… надо же…

— Ладно, — улыбнулся я и протянул ему руку. — Друзья?

— Друзья! — Боря скопировал мою улыбку и ответил рукопожатием. — Итак, Дима, объясни мне, зачем этот Рыба бьет людей?

— Рыба считает себя крутым…

— Что значит, «крутым»?

— Значит, самым сильным, что ли… Он пьет, курит, общается с криминальным… миром. В общем, он считает себя выше всех. И, чтобы доказать это, он унижает людей.

Я почувствовал, что меня понесло. Чуть ли не впервые в жизни я общался с человеком, способным понять предложение, составленное более чем из трех слов.

— Видишь ли, есть общественная иерархия, включающая в себя уйму факторов. Первый фактор — возраст. Чем человек старше, тем он главнее. Другой фактор — интеллект, напрямую влияющий на образование. Человек более образованный будет главнее менее образованного. Так, люди с высшим образованием занимают руководящие посты, люди со средне-специальным работают на них, а со средним или даже без среднего — работают на самой неблагодарной работе. Так живет мир. Понимаешь?

— Разумеется, — пожал плечами Боря.

— Ну вот. А что если человек очень хочет пробиться наверх, но при этом у него не хватает ума? Он ведет себя так, как Рыба. Он бьет и унижает тех, кто слабее. Дальнейшая его жизнь — это бандитизм. Бандиты убивают и грабят, паразитируя на обществе. Вот и все.

Боря улыбнулся.

— Я понял. Сильный порабощает слабого. Этот закон действует во всей Вселенной. Ладно, оставим это. Думаю, остальное я смогу постепенно понять и сам. А теперь меня интересуют твои чувства к той девушке.

Я вздрогнул и почувствовал, как снова краснею.

— Что тебе интересно?

— Все. Это ведь любовь, так?

Я чуть не завыл в голос.

— Боря, да с какой ты планеты?

Настал черед Бори содрогнуться и выпучить на меня глаза.

— Почему ты задал такой вопрос? — пробормотал он.

— Потому что ты ведешь себя странно, не понимаешь очевидных вещей. Как будто инопланетянин, честное слово.

Боря встал с бревна, прошелся по небольшой полянке, потрогал сосну и повернулся ко мне. На его лице расцвела улыбка.

— Давай так, — сказал он. — Представь, будто я и вправду инопланетянин, и мне очень важно понять, как устроен ваш мир.

— Но на самом-то деле это не так? — с надеждой спросил я.

— Конечно, нет. Но мы же договорились, что я расскажу о себе позже. А до тех пор ты расскажи мне все, что сможешь. Меня очень интересует любовь!

Я закрыл глаза. Будь рядом со мной нормальный человек, я, может, и раскрыл бы перед ним душу. Но Боря ждал не откровений. Он жаждал информации, как одержимый биолог подстерегает очередную лягушку, готовя сачок и скальпель.

— В другой раз, — сказал я. — Когда расскажешь о себе.

Путь через лес с Борей превратился в целый поход. Он останавливался у каждого куста, поднимал с земли листья, шишки, провожал взглядом птиц. Вел себя так, будто это не он двумя часами раньше разозлил самого свирепого парня в школе.

В поселок мы вышли возле частного сектора.

— Где ты живешь? — спросил я.

— Здесь.

Он показал на ближайший частный дом, который, сколько я себя помню, стоял заброшенным.

— Здесь?

— Да. Два дня назад переехал.

— Круто… Ну ладно. Давай тогда до завтра.

Я отошел на несколько шагов, когда Боря меня окликнул:

— Не хочешь зайти?

— В смысле? — обернулся я.

— Ну, зайти в гости. Друзья ведь так поступают, да?

Я озадачился. Почему-то это приглашение меня встревожило. Может, звучало чересчур интимно, не знаю.

— На самом деле мне нужна твоя помощь, — признался Брик. — Там целая куча этих учебников и тетрадей. Ты можешь помочь мне отобрать те, что понадобятся завтра?

Дом был стар. Половицы истошно скрипели под ногами, известка сыпалась со стен. Боря включил свет, и тот, прежде чем загореться, несколько раз мигнул. Я поежился, стараясь побороть чувство брезгливости.

— А здесь вообще жить можно? — поинтересовался я.

— Наверное. Никто не запрещал.

Одноэтажный домик состоял из двух просторных комнат, кухни и даже ванной с туалетом. Повсюду громоздились коробки и мешки — чувствовалось, что переехали недавно и не успели обжиться. В прихожей стояло несколько банок с краской — видимо, мадам Брик планировала произвести хотя бы косметический ремонт. Я увидел и ее саму: на стене в одной из комнат висела фотография, на которой Боря, совсем еще ребенок, сидел на коленях у седеющей женщины с усталым лицом. Мне стало грустно от этой фотографии. Матери Брика, должно быть, несладко пришлось в жизни. И наверняка она любит сына, раз уж первым делом повесила на стену фотографию.

Немало не смутившись беспорядком, Боря прошел в комнату и продемонстрировал старинный письменный стол, заваленный учебниками.

— Какие нужны?

Я, воскрешая в памяти расписание, отобрал необходимые учебники. Все тетради оказались чистыми, и я вложил в каждый учебник по одной.

— Вот так вот, — сказал я.

— Спасибо, Дима! — поблагодарил меня Брик. — Кажется, я понемногу осваиваюсь.

Я улыбнулся. Все-таки, он был очень смешон в своей манере говорить все, что приходит в голову.

— Пойду домой, — сказал я. — До завтра.

— Как в школе? — спросил отец, заходя в кухню. Он жевал бутерброд и, кажется, вообще не обращал на меня внимания. Открыл холодильник и достал бутылку пива — первую за вечер.

— Нормально, — ответил я, ковыряя вилкой макароны.

Отец кивнул и вышел. Судя по звукам из комнаты, телевизор готовится показать некий крайне важный футбольный матч.

Мама сидела за столом напротив меня, уткнувшись в кроссворд. Уловив краем уха вопрос отца, она встрепенулась и подняла на меня взгляд:

— Чего наполучал? — Имелись в виду полученные мной оценки.

— «Четыре» по алгебре, — буркнул я.

— А почему «четыре»?

— Не знаю.

— Как ты не знаешь?

— Ну, не знаю. Вызвали, ответил. Поставили «четыре».

— Наверное, плохо ответил?

— Ответил бы плохо — поставили бы «два».

Мать отложила газету с кроссвордом и посмотрела на меня.

— Дима, ты когда за ум возьмешься? — начала она привычный монолог. — Ты понимаешь, что ты уже не ребенок? Это уже жизнь! Я десять лет с тобой бьюсь, а ты… Вот не дай бог в институт не поступишь, в армию тебя загребут — и все! Куда ты потом? Сантехником работать будешь? Стоило ради этого учиться столько времени!

Эти разговоры преследуют меня с первого класса. Рассказы о том, что в армии меня если не убьют, то покалечат. Рассказы о том, что всем миром управляет злобное сантехническое божество, так и жаждущее заполучить в свои сваренные из труб лапы очередную зазевавшуюся жертву. Что я мог возразить? Я, не знающий жизни совершенно?