– Я считаю, что это – прекрасный образец чистокровной породы.

– Я тоже так думаю, – поддержала Рейфа Шторм. – А ты вообще хорошо знаешь лошадей?

– Да знаю немного. Я вырос с ними, работал с ними, был окружен ими, пока не умер мой отец.

– Я так люблю лошадей, – вмешалась Бекки. – Это мои самые любимые животные.

Рейф огляделся вокруг, окинув взглядом сарай.

– Помещение в целом выглядит довольно крепким и надежным, но воротам нужен запор и новые петли. Дикий жеребец может легко снести их и ворваться внутрь. Я как-нибудь на этой неделе приду к вам и укреплю ворота сарая.

Бекки настороженно взглянула на него, с ее лица сразу же исчезло выражение дружелюбной приветливости.

– В этом нет никакой необходимости, – холодно сказала она. – Отец Тимми позаботится завтра о воротах и запоре.

Рейф молча выругал себя последними словами. Он действовал слишком поспешно. Рейф понял, что именно подумала Бекки о его намерениях, и, главное, она была недалека от истины. Хотя Рейфу и неприятно было сознаваться в этом. Конечно, он хотел всего лишь помочь ей, а не переспать… Однако последнее утверждение было явным самообманом. На самом деле Рейф ничего не желал так сильно и страстно, как только заключить эту маленькую черноволосую женщину в свои объятия и заниматься с ней всю ночь любовью.

Но не только плотская страсть влекла его к Бекки Хэдлер, в ней было еще что-то неуловимо притягательное для него. Возможно, однако если он узнает ее поближе, его чувство живого интереса к ней превратится в братскую любовь, как в случае со Шторм.

Что касается категорического отказа Бекки принять его помощь, то Рейф не очень огорчался по этому поводу. Он добродушно улыбнулся в ответ на ее слова и сказал:

– Ну и хорошо. Возможно, у отца Тимми это получится значительно лучше, чем у меня. Я, по правде говоря, не очень-то умелый столяр.

Лицо Бекки порозовело от смущения. Может быть она сделала неправильные выводы насчет дальнейших намерений приятеля Шторм? Может быть, он хотел действительно всего лишь помочь ей? Ну хорошо, сказала она себе, она рано или поздно узнает, что у этого мужчины на уме, когда он однажды вечером постучит в ее дверь…

– Ну что, пойдем теперь в дом и выпьем кофе с яблочным пирогом? – весело спросила Бекки, повернувшись к своей подруге. В душе же она в это время лелеяла одну мысль, одно желание. Она от всего сердца желала, чтобы этот обаятельный незнакомец не питал к ней похотливых чувств и не имел на ее счет грязных мыслей. Впервые в жизни она была увлечена мужчиной и ее тянуло к нему далеко не только желание физической близости.

Рейф принялся на все лады расхваливать яблочный пирог Бекки, говоря, что это лучший пирог, который он когда-либо пробовал в своей жизни. Она благодарно улыбнулась ему, а он добавил:

– Двор вашей усадьбы напоминает мне двор у дома моей матери, в котором я рос. Она страшно любила цветы. Причем больше всего – розы. И поэтому напротив крыльца в ее дворике была разбита большая клумба роз. По вечерам, когда мы сидели там, благоухание роз было просто одуряющим.

– Ваша матушка жива? – спросила Бекки.

– Нет. Она умерла уже почти десять лет назад. Сначала из жизни ушел отец, а за ним через пару лет и мать.

Бекки вздохнула и промолвила:

– Тогда мы все трое, тут сидящие, – круглые сироты.

Рейф усмехнулся:

– Однако мы далеко уже не дети. Хотя все равно вы, пожалуй, правы, мы сироты. Но, судя по рассказам Кейна, я все же прожил с родителями дольше, чем вы, лишившиеся их в ранней юности.

Шторм и Бекки кивнули, и за столом на некоторое время воцарилась тишина – обе девушки погрузились в воспоминания о своих умерших родителях.

Лай собаки во дворе и тявканье ее щенков вывели девушек из задумчивости и вернули к действительности.

– Кейн упоминал как-то, что ты хороший объездчик лошадей, Рейф, – сказала Шторм.

± – Я долго занимался этим делом. Мой отец был лучшим объездчиком в Орегоне. Мне было всего восемь лет, когда он начал передавать мне свои знания, учить, как объезжать лошадей и ухаживать за ними.

– Но вы больше не занимаетесь этим ремеслом, – слегка нахмурилась Бекки, взглянув на Рейфа. – Почему?

Рейф задумчиво взглянул в окно.

– Сам не знаю. Наверное, лошади слишком живо напоминают мне об отце. Кроме того, кто-то ведь должен был работать на ферме. Выездка и уход за лошадьми – дело трудоемкое и занимает практически все время человека. Поэтому я продал их. Когда умерла мама, я сдал ферму в аренду и пошел работать к мистеру Бенсону.

Он снова взглянул на Бекки:

– Где-то лет пять тому назад у меня снова появилось жгучее желание вернуться к прежнему занятию – выездке лошадей, Я скопил деньги и вложил их в табун молодых, чистокровных жеребцов. Сейчас у меня четыре скакуна отличной породы. На нашей ферме теперь живет моя сестра с мужем, там же я держу своих жеребцов. Когда я скоплю достаточно денег, чтобы купить две-три кобылы, я снова займусь своим любимым делом.

Сияющие глаза Бекки свидетельствовали о том, что она полностью одобряет его.

Наконец Шторм, которая во время почти всего разговора Бекки с Рейфом молчала, задала вопрос, сильно интересовавший обеих девушек.

– А ты был когда-нибудь женат, Рейф? – спросила она и тут же зажала ладонью рот. – Ой, прости, мне не следовало задавать таких вопросов. Это вовсе не мое дело.

– Да не суетись ты, Шторм, все в порядке, – засмеялся Рейф, видя ее замешательство. – Я не делаю из этого секрета. Я никогда не был женат.

– Понятно, – тихо произнесла Шторм, не осмеливаясь задавать дальнейшие вопросы об его личной жизни.

Рейф бросил взгляд на Бекки, а затем опустил глаза в чашку с кофе.

– Просто я считаю, что еще не встретил подходящую женщину. Не то чтобы я был слишком разборчивым или привередливым, просто ни одна не подошла мне по своему характеру.

Шторм насмешливо улыбнулась:

– Но время-то идет, ты помнишь об этом? Если ты хочешь стать отцом, иметь детей, тебе следует получше приглядеться к женщинам, которых ты встречаешь на своем жизненном пути. Может быть, то, что никто не подходит тебе по характеру, – всего лишь отговорка. Может быть, все дело заключается в том, что ты просто не хочешь терять свою свободу?

– Как Уэйд Мэгэллен? – спросил Рейф, усмехнувшись. – Он уклоняется от брака, как осторожный матерый волк, обходящий за версту расставленные на него капканы.

Бекки вопросительно вскинула бровь, уловив язвительные нотки в голосе Рейфа.

– Они терпеть не могут друг друга, – объяснила Шторм с легкой улыбкой на устах. – Кейн говорит, что они напоминают двух задиристых петухов, каждый из которых претендует на главенствующую роль в курятнике.

– При чем тут я? – возразил Рейф.

– Этот человек при первом же взгляде на меня преисполнился враждебности без всякой видимой причины.

Бекки сделала глоток кофе и спросила:

– А когда вы познакомились с Уэйдом, он уже знал, что вы будете сопровождать Кейна на обратном пути домой?

– Думаю, что да. Кейн договаривался об этом с моим боссом еще заочно – в переписке, прежде чем приехать на ферму. И, наверное, он так или иначе упоминал об этом в присутствии Мэгэллена.

– Тогда все ясно! – воскликнула Бекки насмешливым тоном. – Он сначала – до вашего личного знакомства – полагал, что вы – обыкновенный фермер, и был сильно обескуражен, неожиданно встретив такого обаятельного мужчину. Дело в том, Рейф, что Уэйда совершенно не заботит весь курятник, его интересует всего одна-единственная курочка, которой он всю жизнь мечтает завладеть. Это – Шторм. А вы реальная угроза его… петушиной гордости, – она усмехнулась над своими последними, удачно выбранными словами. И тут же обе девушки разразились звонким задорным смехом, к которому присоединился густой низкий хохот Рейфа.

Когда они отсмеялись, Шторм сказала серьезным, даже строгим тоном:

– Бекки, ты же отлично знаешь, что это не так.

– Все возможно, – уклончиво ответила Бекки и замолчала.