Кейн вытянул и скрестил свои длинные ноги, одновременно закинув руки за голову движением, которое говорило о том, что он не позволит больше перебивать себя и направлять разговор в другое русло.

Шторм подождала еще минутку, но поскольку Кейн не прерывал молчания, а ее разбирало любопытство, она, наконец, снова задала вопрос:

– Так что же это за чудесная мысль, которой удалось пробить твою толстокожесть?

Кейн сделал движение, как будто он снова намеревался схватить ее руку, но она торопливо отдернула ее. Тогда он рассмеялся и сказал:

– Прежде чем мы отправимся с Уэйдом в Форт Ларами за новой партией скота, я собираюсь устроить грандиозную вечеринку. Мы пригласим к себе всех наших друзей и соседей. Это будет праздник в честь твоего возвращения домой.

– Какая замечательная мысль, Кейн! – глаза Шторм засияли от радости. – Я снова увижу всех своих старых друзей, узнаю, кто на ком женился и сколько у кого детей. Когда ты собираешься устроить вечеринку?

– Я так думаю, что на следующей неделе.

Но когда Шторм услышала дальнейшие планы брата относительно этого праздника, которыми он стал делиться вслух – в частности, какие блюда они подадут на стол, и что они не станут потчевать гостей крепкими горячительными напитками, чтобы не возникло ссор и потасовок, – ее энтузиазм поубавился, и она сникла в душе.

Ее лучшей подруги не будет на этом вечере. Она не осмелится пригласить Бекки к себе в гости. Это было так несправедливо. По всей вероятности, Уэйд привезет с собой Джози, эту старую истасканную шлюху, которая переспала с каждым мужчиной в округе в радиусе пятидесяти миль. И ее все примут с распростертыми объятиями. Но Бекки – честную, великодушную, в жизни никого не обидевшую Бекки, изгоняют из общества за то же, чем на глазах у всех занимается Джози. Разница только в том, что Бекки берет деньги, а Джози делает это в свое удовольствие.

– Скорее всего, Уэйд притащит к нам на вечеринку эту старую перечницу Джози, – произнесла Шторм, и в ее голосе ясно послышалось негодование.

– Вполне возможно, – ответил Кейн и с любопытством взглянул на сестру. – А почему ты недовольно хмуришься? У тебя такое выражение лица, как будто ты собралась кого-то побить.

– А я действительно скоро изобью кое-кого до полусмерти. Я однажды вдребезги разобью безмозглую башку Уэйда Мэгэллена. Как он может унижать себя до такой степени, чтобы открыто появляться в общественных местах с женщинами, подобными этой Джози? Он что, разве не знает, что она собой представляет?

– Ну от чего же, сестричка, – возразил Кейн, растягивая слова и кривя губы в насмешливой ухмылке, – конечно, Уэйд прекрасно знает, кто такая Джози. Почему ты думаешь он гуляет с ней? Да по той же самой причине, по которой с ней гуляют и все остальные мужчины.

Шторм на мгновение представила себе Уэйда и Джози в постели и вдруг потеряла контроль над собой.

Чувствуя глубокую душевную боль и досаду, она схватила первое, что попало ей под руку – маленькую подушечку с кушетки – и запустила ею в Кейна.

– Меня тошнит от всех вас, похотливых мужчин, – взорвалась она. – У вас только одно на уме.

Шторм вскочила на ноги и взглянула на сидящего Кейна сверху вниз.

– Я не хочу, чтобы Джози присутствовала на моем празднике! Передай это Уэйду, слышишь? – твердо сказала она.

Слезы закипали на глазах Шторм, когда она быстро поднималась по ступенькам лестницы к себе наверх. Через мгновение дверь ее спальной комнаты с шумом захлопнулась за ней, и Кейн грустно покачал головой.

Еще не открывая глаз, Шторм ощутила, какой жаркий и душный день будет сегодня. Ее живот и грудь были влажными от выступившей на них испарины. Она лежала на спине, совершенно раскрытая, а сбитые простыни валялись на полу. Шторм решала в этот утренний час нелегкую дилемму: ехать ли ей сегодня к Бекки, чтобы разузнать, как прошел ее уик-энд со знакомыми мужчинами, или отправиться в Ларами за покупками для вечеринки?

Шторм слышала, как внизу на кухне Кейн и Уэйд обсуждали предстоящую поездку, в которую они собирались отправиться в конце недели.

Она с удивлением подумала, куда запропастился Рейф. Он и Уэйд бегали друг от друга, как от чумы. Рейф сейчас, вероятно, был внизу у конюшни, занимаясь своим любимым делом: чистил скребницей изнеженных хорошим уходом кобыл, купленных недавно Кейном.

Шторм продолжала лежать в постели, ожидая, когда Уэйд уйдет. Ей казалось, что она может ударить его, если столкнется нос к носу. Воспоминание о Джози, стоящей рядом с ним на крыльце его дома, было слишком живо в ее памяти.

Ей недолго пришлось ждать. Вскоре она, наконец, услышала, как оба мужчины вышли из дома и направились по дорожке. Когда стук копыт вороного жеребца замер вдали, Шторм встала и подошла к окну, ее внимание было приковано к конюшне. Оттуда выехал верхом Рейф, ведя под уздцы лошадь Кейна. Кейн тут же легко вскочил в седло, и оба мужчины поскакали в направлении пастбища, где пасся скот шортхорнской породы. Шторм отвернулась от окна. Надев хлопчатобумажный халат, Шторм открыла выдвижной ящик комода и достала чистую смену нижнего былья. Взяв из гардероба блузку и юбку для верховой езды, она перекинула одежду через руку и, захватив также полотенце и кусок мыла с умывальника, направилась вниз. Недавний ливень наполнил большой резервуар мягкой дождевой водой, и Шторм собиралась принять душ.

Она на цыпочках прошла мимо кухни, где возилась Мария. Индейские мокасины позволяли Шторм двигаться беззвучно. Мария не любила, когда Шторм пользовалась душем, пристроенным к резервуару в конюшне, если Кейна не было поблизости, – чтобы его можно было позвать в любой момент – Мария всегда тревожилась по самым пустяковому поводу.

Открыв дверь в деревянную кабину, стенки которой доходили ей до плеч, Шторм усмехнулась. Где-то рядом в конюшне находился Джеб и распевал во все горло песенку своим надтреснутым старческим голосом» страшно фальшивя. Шторм разделась, свернула одежду и положила ее на барьер соседнего стойла, а потом забралась в кабинку и потянула за веревку. Вода ливнем обрушилась на ее голову и тело. Когда Шторм почувствовала, что ее волосы достаточно хорошо смочились, она отпустила веревку и тщательно намылила душистым, пахнущим розовым маслом, мылом голову, взбив на волосах густую пену. Отбросив волосы за спину, чтобы они не мешали, она затем хорошенько намылила лицо и все тело. После этого Шторм опять потянула за веревку и, натянув, держала ее в руке до тех пор, пока нагретая солнцем вода не смыла с нее всю мыльную пену.

Она уже закончила вытирать волосы и принялась за тело, когда вдруг услышала топот копыт и громкое призывное ржание жеребца. Шторм взглянула поверх дощатой стенки кабинки на стойло, удивляясь, что это вдруг нашло на лошадь Кейна.

Но то, что она увидела, заставило ее сердце тревожно забиться в груди. Дикий жеребец гарцевал на площадке перед конюшней, пытаясь преодолеть барьер стойла, в котором находилась Бьюти. Кобыла сильно нервничала: у нее была течка.

«Что же ей теперь делать? – судорожно думала Шторм. – Закричать на жеребца, попытаться отогнать его? Но если она начнет кричать, не нападет ли дикий жеребец на нее саму?»

Шторм начала поспешно одеваться, не попадая руками в рукава. Одежда липла к ее влажной коже. Она ругалась самыми последними словами, неловко натягивая блузку. Если ей удастся проскользнуть мимо жеребца в дом, она снимет со стены ружье Кейна и выстрелит поверх головы разгоряченного животного. Это отпугнет его и, может быть, обратит в бегство.

Она слегка тронула хлипкую дверцу и медленно открыла ее, задержав дыхание, когда дверца чуть скрипнула. Однако тут дверь сарая, пристроенного к конюшне, распахнулась, и на ее пороге показался Джеб со вскинутым ружьем в руках. Раздался выстрел, и пули подняли облако пыли у ног жеребца. Дикий мустанг издал нервный призывный возглас и бросился бежать через луг по направлению к пастбищам, подняв хвост и выбивая на скаку мощными копытами клочья травы и земли, разлетавшиеся в разные стороны.