Дмитрий Каралис

РАКИ

(из цикла "Близнецы)

Рыбалка была страстью и гордостью дяди Жоры, его большой, но неразделенной любовью. По рассказам дядьки, близнеца моего отца, в процессе лова ему всегда сопутствовала удача, -- он тягал налимов и хариусов, греб садками лещей, поднятых со дна специальной электроудочкой, гарпунил острогой гигантского лосося, шедшего на нерест в узких прибалтийских речках и которого невозможно было втянуть в лодку, не вырвав кусок мяса, а потому, вонзив кованый наконечник в спину, рыбу отпускали, чтобы поутру найти ее обессиленной в камышах -- по красной тряпке, привязанной к рукоятке остроги. На северных морях, куда дядька ездил испытывать секретные изделия своего КБ, он бочками налавливал пикшу и зубатку. В звенящих ручьях Кольского полуострова брал крупную форель до ста штук зараз. Но как только дело доходило до доставки улова в дом, удача отворачивалась от дяди Жоры, и он приезжал пустой, без единого рыбьего хвоста.

Хитрые выдры, караулившие дядю Жору, перекусывали крепкую веревку, и на дно уходил привязанный к дереву садок с дневным уловом. Или переворачивалась лодка, и гигантский балтийский лосось, таивший в своем чреве ведро красной икры, неожиданно оживал и, залепив дядьке на прощание хвостом по физиономии, уплывал залечивать рану в глубину речного омута -- дядька давал трогать вспухшую от удара челюсть и демонстрировал тете Зине пустую пачку анальгина, которую ему пришлось съесть, пока он на своей "Волге" с фигуркой оленя на капоте добирался до Ленинграда. Слежавшаяся в кармане пачка имела вид бесспорного вещественного доказательства, и тетя Зина нежно охала: "Ой, бедный наш Волчок! Волчку было больно. Сейчас я ему компресс поставлю..." Два бочонка засоленной зубатки, приготовленные к отправке поездом Мурманск-Ленинград, бесследно исчезали с балкона общежития судостроительного завода. Тощий и злой медведь на глазах у дяди Жоры жадно расправлялся с его уловом миноги, толстея на глазах и не реагируя на предупредительную стрельбу из ракетницы, которую дядя Жора производил с дерева на противоположном берегу речки.

Сентябрь стоял теплый, ясный, грибной, и отец, решив, наконец, отведать сграндиозных уловов брата, сказал, что неплохо бы нам втроем отправиться на рыбалку -- столь заманчиво дядя описывал новое рыбное место, открытое им совместно с доктором наук Н. совсем неподалеку от нашей дачи в Зеленогорске. Я только что вернулся из колхоза с картошки, и до занятий в институте оставалось несколько дней. Мы сидели на улице за столиком, и одинаковые ковбойки, подаренные братьям-близнецам, усиливали их не размывающееся с годами сходство. Ковбойки подарила бабушка, -- ей хотелось, чтобы сыновья, как и прежде, продолжали жить дружно. "Ты, главное, наведи нас на место, -сказал отец, -- а сохранность улова я гарантирую". -- "Ха! -- подмигнул мне дядя Жора. -- И наводить нечего. Готовь тару! Завтра едем!"

...Дядя Жора, чтоб все видели, кто тут главный, сидел на корме лодки, катал желваки, сплевывал в воду и поглядывал в бинокль. Мы с батей гребли.

Мы плыли по мелкой извилистой речушке, чтобы попасть в озеро, где огромные щуки закусывают раками и не могут уесть их даже в три приема -такие мощные раки водились в том озере. Мы собирались брать и раков и щук. Для раков были заготовлены круглые сетчатые рачевни и вонючие мосталыги, которые дядя Жорадостал по блату -- всего за бутылку водки в мясном подвальчике напротив вокзала.Мосталыги дядя Жора сунул в мой рюкзак, в десятый раз пояснив, что раки обожают тухловатое мясо. Пока мы ехали в автобусе, дядя Жора успевал заигрывать с кондукторшей, прикладываться к фляжке с венгерским капитанским джином, отдающим можжевельником, и развивать темураков. Он значительно вскидывал палец и говорил столь уверенно, словнопрожил с раками на дне озера не один год, и они, признав его за своего, поведали ему освоих гастрономических пристрастиях. Более того, из рассказа дяди Жоры выходило, что он собственными глазами видел, как огромных усатых раков, с которыми он сдружился, поедают гигантские щуки. И теперь дядя Жора выдавал эту тайну подводного царства мне, своему единственному и любимому племяннику. Отец, привалившись к окошку, делал вид, что дремлет, но иногда фыркал от смеха, не вмешиваясь в рассказ.

Мы вышли из автобуса, спустились к реке, дошли шелестящей тропинкой до мостков, и дядя Жора в пять минут добыл лодку. Пьянющий мужичок, которому дядя Жора взялся внушить, что мы прибыли от Валентина Моисеевича и нам требуется лодка,несколько раз падал в мелкую воду, пытаясь артистически обвести рукой весь наличный маломерный флот, и дядька, налив ему стакан джина, оставил его в покое, посадив на пенек и отвязав первую попавшуюся лодку. Лодка текла, и было непонятно, кому ее возвращать.

-- Левый табань, правый загребай! -- скупо цедил команды дядя Жора, и лодка с шелестом въезжала в камыши. -- Салаги! -- не теряя капитанского достоинства, журил нас дядя Жора. -- Левый -- это не тот, кто от меня слева, а который сидит с левого борта. Выгребай назад. Дружно -- раз! Не брызгаться! Полный вперед! -- И подкалывал отца, не отпуская от глаз бинокля: "Какие у нас преподаватели, такие и студенты -- лево от права отличить не могут, а собираются коммунизм построить..."

Удивительно, но мы с отцом, прекрасно зная, кто считается левым и правым гребцом, не сговариваясь, решили, что дядя Жора попросту перепутал ракурс и сделали поправку на его утомленность джином и дорогой.

Над озером стоял туман, и дядя Жора, отпустив бинокль, принял решение держаться левого берега, который по его воспоминаниям был холмист и лучше подходил для лагеря.

-- Тут боровики размером с солдатскую каску, -- сказал дядя Жора, когда лодка, влажно шелестя песком, ткнулась в берег. -- И ни одного червивого. Вылезаем!

-- А змеи тут водятся? -- как бы между делом спросил я.

-- Ха! -- гордо сказал дядя Жора, словно он их и выращивал. -- Не змеи, а одно загляденье! Толстые, метра по полтора. Гадюки!

Пока мы с отцом разводили на пригорке костер и ставили палатку, дядя Жора пробежался по лесу и принес несколько дрябловатых от сентябрьских заморозков боровиков и кучку переросших свой калибр красных, которые тут же принялся чистить и кромсать в котел, приговаривая: "Рыбки-то еще наедимся, а вот грибная солянка на ужин в самый раз..."