Я забралась в оглавление. Увы, речь у Пурыгиной шла о моем переходном возрасте. Климакс. Как с ним жить, выжить и не потерять себя. И прочие сопутствующие проблемы. Я снова вернулась к титулу и лишь теперь обнаружила на оборотной его стороне дарственную надпись: «Глафире Филипповне Весёлых — замечательной маме очаровательной Мавры. От автора». Далее — размашистая подпись, а под ней — вчерашнее число.

— Зараза! — пробормотала я. — Это же надо такое удумать! Где она взяла эту чертову Пурыгину?

Ярость моя росла. Мавры все не было. Зато явилась Сашка. Я ей продемонстрировала подарок Мавры. Саша, полистав книгу, принялась хихикать. Это обидело меня еще больше. Обычно в конфликтах с Маврой Сашка всегда становилась на мою сторону.

— Издеваешься, да? — прорвало меня. — Весело тебе!

— Ой, мам, не кипятись. — Губы ее продолжали кривиться от тщательно сдерживаемой улыбки. — Мавра на этот раз не имела в виду ничего плохого. Она о тебе тревожится. Ты сама отчасти виновата. Нам про себя не рассказываешь. Через день с цветами стала домой возвращаться. По ночам перед зеркалом голышом скачешь. А у Мавры, не забывай, сейчас тоже свой переходный возраст, и она все воспринимает очень обостренно. Знаешь, что она мне рассказала? У одной ее подружки мать тоже сперва голышом по квартире расхаживала, вроде как для здоровья, а потом ее любовник бросил, и она загремела в психушку.

— Килькина мать, что ли? — ахнула я.

— Нет, мать какой-то Килькиной подружки.

— Господи, что эти дети обсуждают!

— Все, что их окружает и волнует, — откликнулась Саша. — Ведь та девочка не виновата, что ее мама сперва любовника завела, а потом сбрендила. Теперь жизнь-то у дочери, небось, не сахар.

Клокотавшая во мне ярость сменилась испугом.

— Значит, Мавра думает, что я тоже завела любовника и теперь приготовилась сбрендить?

Саша смутилась.

— Теперь уже не думает. Я ее разубедила. Но вообще, мать, ты последнее время и впрямь какая-то странная. У меня, грешным делом, тоже разные мысли мелькают.

— Нет у меня никого, — выдохнула я.

— Слава Богу.

Сашка даже не попыталась скрыть облегчение, и тут я обиделась уже на нее.

— То есть ты считаешь, я такая старая, что в плане личной жизни мне положено только ждать, когда внуки родятся и мне их доверят воспитывать. Спасибо, дочка, на добром слове. Ну да ладно. Возможно, ты и права.

— Мамочка, ты совсем не так меня поняла! — с жаром выкрикнула она. — Никакая ты не старая! Наоборот, еще молодая, красивая. Думаешь, я ничего не понимаю? Ты ведь на меня и на Мавру лучшие годы угрохала! Если бы не мы, уверена: давно бы уже такого мужа себе нашла! Ну если не мужа, то, во всяком случае, близкого человека.

— Ничего я не угрохала. Просто жизнь так сложилась. А вас я люблю. Вы для меня — самое главное.

— Все равно знай: если у тебя кто-то появится, я буду только рада, — сказала Сашка. — А волновались мы с Маврой, потому что ты последнее время сама не своя.

— Работы много, и настроение какое-то паршивое. Имею я, в конце концов, право не излучать постоянно оптимизм. Может, и правда переходный возраст.

— Это тебе еще рано, — уверенно заявила Сашка. — Просто сейчас весна, организм устал, витаминов после зимы не хватает. Уйдешь в отпуск, отдохнешь…

— Кстати, вот думаю с Маврой в Англию съездить, — я решила воспользоваться удобным предлогом.

— Мысль интересная, — поддержала Сашка. — Но ты потянешь?

— Алка в долг предложила, но, может, и не понадобится. Надеюсь своих наскрести.

— Тогда поезжайте. И Мавре полезно, и ты развеешься. Ой, какие цветы! — только сейчас она заметила экзотический букет. — Откуда? Сама покупала или снова подарили?

— Подарили. Клиент, понимаешь, сложный попался. Жутко капризничает, а потом, видно, самому стыдно становится, и он компенсирует мои мучения шикарными букетами.

— Классный клиент. Я бы тоже не отказалась, чтобы меня так помучили.

— Да ну. — Я махнула рукой. — Надоел он мне. Даже цветы не радуют.

— Теперь ясно, почему ты такая заморенная. Ну хорошо, что выяснили.

Разговор с Сашкой меня немного успокоил, однако Мавру я все же решила поставить на место. Что-то она в последнее время слишком уж раскомандовалась. Поэтому, стоило ей прийти, я подчеркнуто сухо сказала:

— Спасибо, конечно, за интересную книжку, но не считаешь ли ты, что твой подарок несколько… бестактен?

Мавра искренне изумилась:

— Чего ж тут бестактного? Ты мне тоже книжки подсовывала о переходном возрасте и не считала это бестактным. Забыла разве?

— По-моему, это совсем другое, — раздраженно продолжала я. — Я мама. Мне хотелось избавить тебя от лишних проблем. От разговора со мной по душам на эту тему ты почему-то категорически ушла, мне только и оставалось, что снабдить тебя соответствующей литературой.

— Но ты тоже не желаешь со мной разговаривать о своих проблемах, — парировала она. — Вот и я тоже тебе купила. Может, и не стала бы просто так покупать. Но я сперва эту тетеньку по телевизору видела, в передаче «Принцип Домино», а потом прихожу в книжный магазин, а она там сидит и новую книжку подписывает. Как раз для твоего возраста. Я думала, тебе интересно будет, да еще с автографом, приятно. Помочь хотела.

И тут я испытала, пожалуй, самое большое потрясение за последние десять лет. Моя младшая дочь, которая даже в детстве, совсем маленькая никогда не плакала, а лишь бледнела и, закусив нижнюю губу, бычилась, вдруг зарыдала в три ручья.

— Мавра, доченька, ты что?

Я кинулась к ней и крепко прижала ее голову к груди.

— Мне так обидно. Я так хотела, — всхлипывала она. — Ты только Сашке доверяешь, а я тоже уже большая, все понимаю и могу тебе помочь.

— Глупенькая, маленькая, то есть большая, но глупенькая, — несколько раз поцеловала я ее разгоряченную макушку. — Мне не нужно помогать, у меня все в порядке.

— Ни фига у тебя не в порядке, я вижу! — Она зашлась новым потоком слез, и майка моя на груди совершенно промокла. — Ты в депрессии, тебя надо спасать!

А я-то считала ее черствым цербером! Как же я плохо знаю собственную дочь! Ничего, вот поедем в Англию, хоть пообщаемся друг с другом по-человечески. Кстати, сейчас я об этом ей и скажу.

— Мавра, депрессия тут ни при чем. Просто последнее время думала, как набрать достаточно денег, чтобы мы с тобой могли съездить в Лондон на курсы английского языка.

— В Лондон? — переспросила она, икнула и, оторвавшись от моей кофты, уставилась на меня своими большими глазищами, еще влажными от слез. — Мама, я не ослышалась? Мы с тобой едем в Лондон? Вдвоем? Без Сашки?

— Сашка работает. И вообще у нее своя жизнь. А тебе английский подтянуть не мешает, да и страну посмотреть.

— Ура!!!

Еще одно крупное потрясение: никогда не думала, что моя младшая дочь способна так бурно радоваться. Она закружилась в дикарском танце. Похоже, правда переходный возраст бушует.

— Ура! Ура! Мы едем в Лондон! — замерев посреди комнаты, проорала Мавра. — Килька обзавидуется!

— Но мы же едем совсем не для того, чтобы нам кто-то завидовал.

— Ежу понятно, — сказала Мавра. — Но не все же мне Кильке завидовать, пусть хоть разок позавидует мне. Лондон ведь гораздо круче, чем Турция и Египет, в которые Кильку таскали! Нет, в общем, тоже нормально, я бы не отказалась, но Лондон — это Лондон! Мать, ты точно уже решила? Можно Кильке звонить?

— Решила. — Теперь мне отступать было некуда. — Но только Кильке пока не звони.

— Жаль, — вздохнула она. — А, ладно. Может, так и лучше. Растяну удовольствие. Пока сама помечтаю, как она станет мне завидовать.

И опять я не спала полночи. На сей раз не из-за Турова, а из-за Мавры. Насколько же я до сегодняшнего дня не знала ее! И вполне могло случиться, вообще никогда не узнала бы. Она выросла бы и совсем от меня закрылась. И поделом бы мне. Не удосужиться понять собственного ребенка! Мавра дулась на меня от недостатка внимания, а я считала ее занудой и злюкой. И как она, оказывается, меня к Сашке ревнует! Это притом, что Сашку она любит, я точно знаю. Но Сашке она завидует, потому что той я много о себе рассказываю и советуюсь, как с младшей подружкой, а с Маврой веду себя до сих пор словно с малым ребенком. А она совсем уже не ребенок.