Много ошибок свершится во мраке незнания

Будут кровавыми дни и безумными ночи

Вновь мир настанет, но хрупок, увы, и непрочен.

Слиянье кровей свой путь выбирает во мраке,

Кровью и плотью хранит оно силу могучую,

Жизни дорогой ведут его странные знаки

Ждут испытанья его на пути неминучие.

В мир приведут его бури и войны...

Долгой дорогой пройдет то дитя и тревожною....

Если же сделанный выбор признают достойным

Снова Пути отворит, сотворя невозможное...

Вошедший перечел текст несколько раз, явно пытаясь запомнить его наизусть, затем бережно положил на то же место и тихо вышел из комнаты, кривя губы в сардонической усмешке. Никто так и не заметил его и не узнал, что пророчество стало известным тому, кто был в силах помешать его осуществлению...

Двадцать лет спустя. Деревня близ Торенских гор, северная граница империи Ронтар.

Худенькая фигурка скользнула в колючие кусты, не обращая внимание на больно царапающие кожу шипы, и затаилась там, слушая буханье тяжелых сапогов. Может, пройдет мимо? А нет, так не полезет доставать?

- Лийка? Где ты там, шлюхино отродье? Выходи, а то хуже будет!

"Ремар... ненавижу, чтоб тебя мавки в омут затащили..." - названная Лийкой закусила дрожащую губу, рассматривая двоюродного брата: такого же крупного, высокого блондина, как и вся их семья. Да, пожалуй, как и все жители небольшой безымянной деревушки в предгорьях Торенских гор. Одна Лиасса, или Лийка, как называли ее почти все вокруг, выбивалась из общего ряда: худенькая, маленькая - в тринадцать рост ее едва достигал двух с половиной локтей, с серо-зелеными глазами и черными волосами.

В который раз Лийка безуспешно вопросила небеса: за что? Почему ее мать понесла вне брака? И если уж ей было суждено родиться ублюдком, то почему она не могла стать похожей на маму, от которой ей достался лишь цвет глаз?

- Ремар! - властный голос заставил того отказаться от поисков двоюродной сестры и склонить голову перед статной, величественной старухой.

- Бабушка Ярина...

- Ремар, ступай в дом, - негромко приказала та.

- Но... - начал тот и тут же стушевался под направленным на него ледяным взглядом бабки.

Дверь хлопнула, Ярина вперила взгляд в кусты - казалось, они совсем не были ей преградой - и отдала приказ:

- Лиасса, выходи! Быстро!

В отличие от других обитателей деревни бабка никогда не звала её Лийкой, только полным именем. Цепляясь за ветки и стараясь не всхлипывать, когда колючки больно впивались в кожу, девочка вылезла из кустов и одернула штаны и рубаху.

- Опять ты в этих тряпках! Сколько раз говорить - девушка должна носить платье с момента, как уронила первую кровь!

Та упрямо сжала губы. Платье? А как в платье убегать от тех, кто считает черноволосую сироту своей законной добычей? Пусть она мелкая, но не глупая, а быть изнасилованной Ремаром или его дружками у нее желания нет. Живя в деревне, в тринадцать лет трудно не знать, откуда берутся дети и что этому предшествует! Опустив голову, она разглядывала пальцы своих босых ног - сапоги остались у ручья, где застал ее двоюродный брат со своими дружками. От бега босиком ноги горели огнем, но это было не страшнее того, что ожидало бы её, задержись она, чтоб обуться.

Цепкие узловатые пальцы крепко сжали ее подбородок, заставляя взглянуть в глаза бабке. Сурово поджатые губы той выразительно скривились:

- Такая же упрямая, как твоя мать! И к чему привело ее упрямство?

- Мама ни в чем не виновата! - зло взглянула на бабку Лиасса. - А эти гады ее обзывают!

- Гулящая - она гулящая и есть! - отрезала та, заставив девочку неверяще вскинуть голову. Ее маму назвала гулящей ее же собственная мать? Она почти не помнила лицо мамы, та умерла, когда Лиассе было шесть, но в памяти остались ее нежность, ласковые руки, ее советы, поцелуи перед сном и тихий шепот "девочка моя любимая, мое маленькое сокровище"... Глаза наполнились слезами ярости, она крикнула:

- Мама была не такая!

Звонкая пощечина послужила ей ответом. Несмотря на возраст, сила у Ярины была немалая, и удар почти сбил Лийку с ног. Но она упрямо продолжала смотреть на бабку сквозь набегающие слезы и сжимать кулаки.

- Жаль, что из всей семьи наш талант только тебе передался, - зло сказала бабка, - хотя и характер тоже. Ты-то даже поупрямей Минны будешь, а раз так... С завтрашнего дня будешь моей помощницей, хватит лентяйничать!

Лийка сжала губы, с трудом сдерживаясь от ответа. Лентяйничать?! Да она, как и любая девка в деревне, и коров доила, и белье стирала, и сено помогала сгребать, и шерсть овечью мыла, и с прялкой сидела... Только и радости было, что по грибы да ягоды в лес пойти да в речке поплескаться поодаль от деревенских парней да девок... Так что еще утром она была бы счастлива стать помощницей Ярины, но после ее слов о маме...

- Не нравится, - усмехнулась та, - что ж, можно и по-другому. Тебе уже тринадцать, через год можно замуж отдавать, а бесприданницу только в младшие жены и возьмут! Так что ты выберешь?

Девочка ахнула. Замуж? Да, бывало раньше, что замуж в четырнадцать отдавали, но то ж раньше! В последнее время даже в их глухой деревне до шестнадцати свадеб не играли! Да и кто ее возьмет без приданого? Разве что и взаправду в младшие жены, фактически в бесплатные служанки... Нет, то было против закона божьего и человеческого, так служитель Богини и говорил: "одному мужу да не будет больше одной жены", вот только... Кому здесь было дело до законов? И кто защитит рожденную во грехе сироту? А раз так... Ждет ее брак с каким-нибудь тридцатилетним стариком, чтобы через год умереть в родах или в двадцать лет превратиться в тень от постоянных родов, тяжелой работы, а то и побоев...

- Не надо замуж, - тихо произнесла она, снова повесив голову, - буду делать что велено.

- Значит, будешь мне помогать да держать язык за зубами. Одно доброе дело Минна сделала - вернулась домой, раз сама не служила на благо семьи, значит, ты послужишь. Отныне звать ты меня будешь теа Ярина, жить в моей пристройке. Ремар тебя больше не тронет, если что - жалуйся мне. Все понятно?

- Да, теа Ярина, - ответила Лиасса, еще ниже опустив голову.

- Все, иди. И чтобы я больше тебя в штанах не видела, пока не разрешу! Ступай, переоденься и собери вещи!

Зайдя в дом, Лиасса мышкой пробралась к лестнице, ведущей на чердак - именно там находилась ее комнатушка. Скудно обставленная - из обстановки в ней был лишь продавленный топчан, колченогий стул да ветхий сундук - она столько лет была для нее убежищем, местом, где она могла побыть одна... Девочка шмыгнула носом и смахнула злые слезы. Плевать, что все говорят про маму гадости, она всё равно знает, что та была самой-самой лучшей. Странно только, что бабка сказала, мол, Минна вернулась... Откуда? Разве мама когда-то покидала их деревню? Странно... Никто на памяти Лийки не уезжал отсюда, а уж чтоб кто-то из девок вышел из воли родителей да сбежал... такого и вовсе никто не слыхал!

Медленно сняв штаны и рубаху, натянула платье и хмыкнула. И чего все к одежде цепляются? Удобней же в штанах! Да и показывать ей нечего, всё равно худущая да плоская, кабы не волосы, от мальчишки не отличишь. Ладно еще, двоюродные сестры, ведь даже у одиннадцатилетней Римы грудь и задница больше!

Собирая свои небогатые пожитки, Лиасса думала о том, что она вообще знает о своей семье. Бабка Ярина, как и многие поколения ее предков по женской линии, была травницей и знахаркой. Именно поэтому она имела такую власть в доме, хоть в деревне женщина должна была молчать и опускать глаза, когда говорил мужчина... Да только пусть семья их была зажиточной, богатство ее с большего стояло именно на таланте травниц, потому бабка и командовала всеми в доме: и дядькой Фардом, и его женой, пышнотелой, визгливой и глуповатой Цинтрой, и их детьми - Ремаром, Варлой да Римой.