Джек ФИННЕЙ

ЛИЦО НА ФОТОГРАФИИ

На одном из верхних этажей нового Дворца правосудия я нашел номер комнаты, которую искал, и открыл дверь. Миловидная девушка взглянула на меня, оторвавшись от пишущей машинки, и спросила с улыбкой: "Профессор Вейган?". Вопрос был задан только для проформы, - она узнала меня с первого взгляда, - и я, улыбнувшись в ответ, кивнул головой, пожалев, что на мне сейчас профессорское одеяние, а не костюм, более подходящий для развлечений в Сан-Франциско. Девушка сказала: "Инспектор Айрин говорит по телефону; подождите его, пожалуйста", и я сел, улыбаясь снисходительно, как и подобает профессору.

Мне всегда мешает - несмотря на худощавое, задумчивое лицо научного работника - то, что я несколько моложав для моей должности профессора физики в крупном университете. К счастью, я уже с девятнадцати лет приобрел преждевременную седую прядку в шевелюре, а в университетском городке я обычно ношу эти ужасающие, оттопыренные мешками на коленях шерстяные брюки, которые, как принято считать, полагается носить профессорам (хотя большинство из них предпочитает этого не делать). Эта одежда, а также круглые, типично профессорские очки в металлической оправе, в которых я, в сущности, не нуждаюсь, и заботливый подбор чудовищных галстуков с дикими сочетаниями ярко-оранжевого, обезьянье-голубого и ядовито-зеленого цветов - дополняли мой образ, мой "имидж". Это популярное ныне словцо в данном случае означает, что если вы хотите стать настоящим профессором, вам надо полностью отказаться от внешнего сходства со студентами.

Я окинул взглядом небольшую приемную: желтые оштукатуренные стены, большой календарь, ящики с картотекой, письменный столик, пишущая машинка и девушка. Я следил за ней исподлобья, - на манер, который я перенял у своих наиболее взрослых студенток, - изобразив отеческую улыбку на случай, если она поднимет голову и поймает мой взгляд. Впрочем, я хотел только одного: вынуть письмо инспектора и перечитать его еще раз в надежде понять, наконец, что ему от меня нужно. Но я испытываю трепет перед полицией - я чувствую себя виновным, даже когда спрашиваю у полисмена дорогу, - и подумал, что если буду перечитывать письмо именно сейчас, то выдам свою нервозность, и мисс Конфетка незаметно даст знать об этом инспектору.

В сущности, я помнил письмо наизусть. Это было адресованное в университетский городок официальное вежливое приглашение в три строчки явиться для встречи с инспектором Мартином О.Айрином: если Вас не затруднит, когда Вам будет удобно, не будете ли Вы так любезны, пожалуйста, сэр. Я сидел, размышляя, что бы он предпринял, если бы я в таком же учтивом стиле отказался; но тут зажужжал зуммер, девушка улыбнулась и сказала: "Заходите, профессор". Я поднялся, нервно глотая слюну, открыл дверь и вошел в кабинет инспектора.

Он встал из-за стола медленно и неохотно, словно колебался: не лучше ли тут же отправить меня за решетку? Протянув руку и глядя на меня подозрительно и без улыбки, он процедил: "Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли". Я сел у его стола, представив, что ожидало бы меня, откажись я от приглашения инспектора. Он просто-напросто пришел бы в мою классную комнату, защелкнул бы на мне наручники и приволок меня сюда.

Я вовсе не хочу этим сказать, что у инспектора Айрина было отталкивающее или вообще чем-либо характерное лицо; оно было вполне заурядным. Так же заурядны были его темные волосы и строгий серый костюм. Он был чуть моложе средних лет, несколько выше и крупнее меня, и по его глазам видно было, что во всей вселенной его ничто не интересует, кроме службы. У меня сложилось твердое убеждение, что помимо уголовной хроники, он ничего не читает, даже газетные заголовки; что он умен, проницателен, вспыльчив и начисто лишен чувства юмора, что он ни с нем не знаком, разве что с другими полицейскими, которые ему также безразличны. Это был ничем не примечательный и все же странный человек; и я знал, что моя улыбка была вымученной.

Айрин сразу же приступил к делу; чувствовалась, что он больше привык арестовывать людей, чем общаться с ними. Он сказал:

- Мы не можем найти несколько личностей, и я подумал, не окажете ли вы нам помощь?

Я изобразил вежливое удивление, но он этого не заметил.

- Один из них работал швейцаром в ресторане Хэринга; вы знаете это заведение, ходите туда много лет. В конце трехдневного уик-энда он исчез с их полной выручкой - около пяти тысяч долларов. И оставил записку, где написал, что любит ресторан Хэринга и с удовольствием там работал, но десять лет ему недоплачивали жалованье, и теперь он считает, что они квиты. У этого парня своеобразное чувство юмора. - Айрин откинулся в своем вертящемся кресле и бросил на меня хмурый взгляд. - Мы не можем его найти. Вот уже год, как он смылся, а мы все еще не напали на след.

Я решил, что он ждет от меня ответа, и выпалил первое, что пришло в голову:

- Возможно, он уехал в другой город и сменил фамилию?

Айрин посмотрел на меня удивленно, словно я сморозил еще большую глупость, чем он мог от меня ожидать.

- Это ему не поможет, - сказал он раздраженно.

Мне надоело чувствовать себя запуганным, и я храбро спросил:

- А почему бы и нет?

- Люди воруют не для того, чтобы спрятать добычу навсегда; они крадут деньги, чтобы их тратить. Сейчас он уже истратил эти деньги, думает, что о нем забыли, и снова нашел где-нибудь работу в качестве швейцара. Наверно, на лице у меня отразилось сомнение, потому что Айрин продолжал: Разумеется, швейцара; он не сменит профессию. Это все, что он знает, все, что умеет. Помните Джона Кэррэдайна, киноактера? Я видел его когда-то на экране. У него было лицо длиной в целый фут, один сплошной подбородок и челюсть; так вот, они очень похожи.

Айрин повернулся к картотеке, открыл ящик, вытащил пачку глянцевых листов и протянул их мне. Это были полицейские объявления о розыске преступника, и если человек на фотографии не слишком походил на киноактера, то во всяком случае у него было такое же запоминающееся лицо с лошадиной челюстью.

- Он мог уехать и мог сменить имя, - отчеканил Айрин, - но он никогда не сможет изменить это лицо. Где бы он ни скрывался, мы должны были найти его еще несколько месяцев назад: эти объявления были разосланы повсюду.

Я пожал плечами, и Айрин снова повернулся к картотеке. Он вынул оттуда и протянул мне большую старомодную фотографию, наклеенную на плотный серый картон. Это был групповой снимок, какой сейчас редко можно увидеть, - все служащие мелкого заведения выстроились в ряд перед его фасадом. Дюжина усатых мужчин и женщин в длинном платье улыбались и щурились на солнце, стоя перед небольшим зданием, которое я сразу же узнал: это был ресторан Хэринга, и он не очень отличался от нынешнего.

- Я обнаружил это на стене в конторе ресторана; не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь за все годы хоть раз взглянул на эту фотографию. Крупный мужчина в центре - первый хозяин ресторана, основавший его в 1885 году, когда и был сделан снимок. Остальных никто не знает. Но посмотрите внимательней на лица.

Я послушался и сразу понял, что он имел в виду: одна из физиономий на снимке как две капли воды была похожа на ту, в объявлении о розыске. Такое же поразительно вытянутое лицо, такой же лошадиный подбородок.

Я взглянул на Айрина.

- Кто это? Его отец? Дедушка?

- Возможно, - ответил он нехотя. - Конечно, это не исключено. Но не слишком ли он смахивает на того парня, за которым мы охотимся? И посмотрите, как он ухмыляется! Словно специально устроился снова на работу в ресторан Хэринга в 1885 году и теперь оттуда, из прошлого, насмехается надо мной!

- Инспектор, - сказал я, - то, что вы рассказали - необычайно интересно и даже захватывающе. Поверьте, вы полностью завладели моим вниманием, и я ничуть не тороплюсь. Но я не совсем понимаю...