Annotation
Мальчики играют в уголовников. Не понарошку, всерьез. Угоняют машину, похищают оружие, грабят банк. Они не понимают, что переступили черту, за которой действуют иные законы, и охотник легко может стать добычей матерого хищника. А сексуальный маньяк-садист уже идет последу.
Игорь Крутов
Пролог
Глава вторая
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Эпилог
Игорь Крутов
Мясник
«Я вообще замечаю: если у человека по утрам бывает скверно, а вечером он полон замыслов и грез, и усилий — он очень дурной, этот человек…
Вот уж если наоборот: если по утрам человек бодрится и весь в надеждах, а к вечеру его одолевает изнеможение — это уже точно человек дрянь, деляга и посредственность. Гадок мне этот человек. Не знаю, как вам, а мне гадок.
Конечно, бывают и такие, кому одинаково любо и утром, и вечером, и восходу они рады, и заходу они рады — так это просто мерзавцы, о них и говорить-то противно.
Ну уж а если кому одинаково скверно и утром, и вечером — тут уж я не знаю, что и сказать, это уж конченый подонок…»
В. Ерофеев
Пролог
За человеком следили. Тщательно и профессионально.
«Наружка»— группа наружного наблюдения за объектом — работала четко и слаженно, и если бы простой обыватель вдруг и обратил на них внимание, то, в лучшем случае, счел бы все увиденное обычным совпадением.
Следившая за человеком «наружка» состояла из двух пар — ведущей и страхующей.
Первый из ведущей пары — молодой человек лет двадцати трех, не больше, серый и безликий среди такой же серой и безликой толпы — отставал от «объекта» (делая это, естественно, вполне сознательно!) ровно на пятнадцать положенных по инструкции шагов. Молодой человек жевал спичку, шел легкой птичьей походкой, сунув руки глубоко в карманы тонкой не по сезону куртки. Он изредка демонстративно зевал, делая вид, что он обычный праздный гуляка, и, надо заметить, это получалось у него вполне естественно и довольно точно.
Его напарник вел себя несколько иначе, скажем так, не столь легкомысленно. Возможно, в этом был виноват его внешний вид — рубец на щеке, прижатые к черепу уши, черная застегнутая на глухую «молнию» кожаная куртка и крепкие пальцы, схватившие стальными клещами руль видавшего виды «жигуленка». Он ехал на машине, не скрываясь, всем своим видом показывая, что следит, и это — вот ведь парадокс! — было для него лучшей маскировкой (что, кстати, тоже предусмотрено в многочисленных инструкциях).
Надо заметить, что ведущая пара двигалась за «объектом» тоже весьма своеобразно.
Автомобиль почти в точности копировал ритм движения человека: если тот вдруг начинал спешить, идя на обгон пешехода, то и «жигуленок» давал газу, а когда «объект» неожиданно останавливался, то и наблюдатель нажимал на тормоза, терпеливо дожидаясь, пока человек вновь не продолжит идти…
Молодой человек, напротив, всем своим видом показывал, что ему лично на «объект» глубоко наплевать — ну идет себе какой-то человек, да и черт с ним! — у него, у молодого человека, своих дел навалом: вот, кстати, девушка прошла весьма аппетитная, и ноги у нее ничего, и вымя еще не отвисло, словом, класс девчонка, самый смак, и если бы не припудренные прыщи на лбу, то он уж, естественно, лихо подлетел бы к ней и взял телефончик, а там, глядишь, и чем черт не шутит!..
Но вот ведь что интересно, при всей своей развязности и этакой хлестаковской лихости молодой человек ни на секунду не выпускал «объект» из поля зрения, хотя и шел за ним как бы в противофазе: если тот останавливался, наблюдающий нагло пер на него, пяля свои наивные глаза, словно говорил — да вот он же я, смотри, дурак, смотри! А когда «объект» возобновлял движение, молодой человек замирал или шел куда-то в сторону, якобы заинтересовавшись безделушками на лотках.
Если ведущая пара наружного наблюдения работала, как два коверных, как Бим и Бом, дополняя друг друга, но строго держась на разных позициях имиджа, то оставшаяся часть «наружки», страхующая, вела себя просто и понятно, как обычная рабочая лошадка, без выкрутасов, без всего того, что так любят показывать в дешевых американских — как, впрочем, и во всех других! — боевиках.
Страхующая пара находилась в иномарке — двое в одинаковых светлых плащах, одинаково подстриженные и, что уже было явным перебором, с одинаковыми проборами. Они двигали в такт челюстями — «Стиморол», естественно, неповторимый и устойчивый, — держали в поле зрения и «объект», и молодого человека, и его напарника в «жигуленке», смотрели внимательно, фиксируя каждую, на их взгляд, подозрительную мелочь, и негромко переговаривались:
— Стажер (т. е. молодой человек) светится. Сволочь…
— Нормально!..
— Я же вижу…
— Я тоже.
Пауза.
— И Родионов (т. е. сидевший в «жигуленке») светится, — невозмутимо сказал тот, что находился на месте пассажира; сказал, выдержал паузу и добавил со значением: — Сволочь…
— И Родионов — нормально! — тотчас возразил его коллега.
— Я же вижу…
— Я тоже.
Вновь пауза.
Они синхронно повернули головы (как две заведенные куклы!), посмотрели друг на друга. Нехорошо посмотрели, надо заметить. Скверно. Как пара змей. И вновь отвернулись. Чтобы продолжить наблюдение…
Если бы человек знал, что за ним ведется такая тщательная слежка, то он наверняка бы повел себя по-другому и уж, конечно, не стал бы торопиться к себе домой, что он в данный момент и делал.
Его звали Олег Васильевич Хлынов, он дослужился до майора Федеральной службы безопасности и не предполагал, что в настоящее время является не просто гражданином России и обычным москвичом, а «объектом», которому присвоен личный номер 621/03…
Глава первая
Теперь Никита Сергеевич жалел, что впустил в свою машину этих молодых людей.
А поначалу все было вполне прилично. Стояли у обочины, не выскакивали, пытаясь остановить транспорт, на середину дороги, вежливо сказали, куда ехать и даже поинтересовались, можно ли курить в салоне, что для нынешней молодежи вообще редкость. Но через пару минут после того, как они залезли в салон, началось такое, из-за чего Никита Сергеевич пожалел, что поддался первому впечатлению.
Их было двое. Тот, что пониже ростом, сел впереди, рядом с местом водителя, а тот, что повыше и помощнее, — сзади, прямо за спиной Никиты.
Он знал, чем может закончиться такое
расположение пассажиров, но надеялся, что тут простое совпадение. И хотя поведение парней с каждой минутой менялось, он все еще надеялся.
Собственно, ничего такого угрожающего не происходило. Ребята были вежливы, но явно нервничали. Слишком нервничали. Никита подумал: если его предположения верны, то пацаны эти впервые пошли на такое.
— А что, шеф, — развязно проговорил тот, что сидел за спиной, — кормит тебя твоя тачка прилично?
Ну вот, подумал Никита, вежливость побоку, теперь в любую минуту жди чего угодно.
— Мне хватает, — ответил он, наблюдая за парнем в зеркало.
Никита перехватил быстрый взгляд заднего пассажира на своего соседа и, ничем не выдавая своего волнения, приготовился.
— Останови, — приказал задний.
Да, место достаточно глухое, пустынное и безлюдное. Если уж грабить, то только здесь. Никита остановился. Он уже знал, что последует в следующее мгновение.
А последовало вот что: левой рукой он остановил стремительно взметнувшуюся удавку у своего горла, а ладонью правой нанес короткий и точный удар по кадыку сидевшего рядом. Тот задохнулся, захрипел и на время выбыл из борьбы. Справиться с одним было уже легче. Если удавка не захлестнула сразу, повторить прием уже очень трудно.