Почти всю вторую половину ХХ столетия красные и белые троцкисты медленно двигали СССР-Россию в сторону интернационал-социализма, которому неосознанно сопротивлялся русский большевизм до тех пор, пока его идеи не были выражены в Концепции Общественной Безопасности (КОБа) с эпическим названием «Мёртвая вода». К периоду смены эпохи Рыб на эпоху Водолея КОБа получила достаточно широкое распространение в обществе и с этого момента сопротивление интернационал-социализму в России приобрело осознанные формы. И чтобы это сопротивление не стало массовым, в стране снова необходимо было организовать либо войну, либо революцию.
8. Перманентная война в Чечне, развязанная белыми троцкистами с их идеей «ни мира, ни войны» на какое-то время отодвинула решение проблем будущего политического устройства России. При всём саботаже троцкизма эта война подходит к своему завершению. Однако, её истинные причины имеют более глубокие корни, которые не до конца осознаются воюющими сторонами и потому для более правильного их понимания необходимо сделать краткий экскурс в историю присоединения к России Северного Кавказа. Можно сказать, что кавказская война XIX века была для России вынужденной: тоже «кооперативный делёж» в русле библейской концепции без какой-либо альтернативы. Но чтобы понять это, следует вспомнить, для чего на границах ещё допетровской России формировались казачьи поселения: для охраны приграничных областей от разбойничьих набегов северокавказских племён, которые опустошали южные регионы России. Но самым страшным и позорным в этих набегах было пленение и работорговля поданными Российской империи.
Многочисленные скотоводческие племена Северного Кавказа даже в начале XIX века находились в переходной стадии от первобытно-общинного к рабовладельческому строю. И институт рабовладения был для них в нравственном отношении своеобразным прогрессом по сравнению с убийством пленных из-за недостатка пищи в условиях первобытно-общинного строя. Поэтому превращение пленного в раба и продажа его в качестве рабочего скота с точки зрения законов родо-племенной общины не имело состава преступления. Но даже после насильственного присоединения Северного Кавказа к Российской империи мало что изменило в нравственности «гордых горцев». В дальних аулах, куда не добиралась полиция, как и прежде строили зинданы, в которых по-прежнему содержали рабов. Когда же полиция обнаруживала подобные вещи, богатые беи подкупали стражей порядка, и те за деньги закрывали глаза на происходящее, фактически потворствуя институту рабства в среде этих племён.
Мало что изменилось в жизненном укладе северокавказских племён и после революции, хотя НКВД и милиция жестоко карали за приверженность к рабовладению «гордых горцев». И многие из них с приходом на Кавказ немецко-фашистских войск встали на сторону третьего рейха не столько из ненависти к русским, сколько из нравственного согласия с законами расового фашистского государства, вожди которого пропагандировали рабовладение по отношению к неполноценным, как им привиделось, славянским народам. Чеченцы и другие племена Северного Кавказа решили, что теперь они могут держать в своих зинданах славян в качестве рабов на законных основаниях. Такое поведение представителей этих племён не было для них актом предательства, как считают многие наши правоведы, поскольку любое законодательство проистекает из нравственности самих народов и прежде всего их родо-племенной верхушки.
Сталин, прекрасно знающий жизнь и обычаи племён Северного Кавказа, проблему искоренения рабовладельческой нравственности (их и крымских татар) начал решать путём выселения их в равнинную часть СССР. И для того времени это было единственно верное решение, гарантирующее будущее этих племён с искоренением их приверженности к жестоким обычаям родо-племенной общности. Если бы чеченцы два-три поколения прожили среди народов, в которых рабовладение находилось под запретом не только с точки зрения законов, но прежде всего потому, что было для них нравственно неприемлемо, то в начале XXI века война в Чечне при всех интригах либерал-демократов вряд ли была бы возможна.
И психтроцкисты времён Хрущёва, вернувшие горцев в родные места спустя всего 10 — 12 лет после их переселения, знали что делали: они закладывали бомбу под будущее. Вернувшись в свои аулы, многие чеченцы взялись за старое: снова строили зинданы, снова воровали и перепродавали людей, снова выводили рабов в железных ошейниках на работы, и снова власти, как и до революции, за деньги закрывали глаза на эти позорные явления ХХ века. Эта склонность родоплеменной культуры к паразитизму на окружающих обществах нашла ещё одно свое выражение в последние годы существования СССР: когда его репрессивный аппарат перестал быть сдерживающим фактором, то остановка и ограбление транзитных поездов на перегонах Чечни стала местным «народным промыслом».
Сегодня многие наши борцы за права человека задают вопросы: за что страдают простые чеченцы, если людей воруют и продают лишь «бандиты-чеченцы»? Пусть они зададут себе другой вопрос: возможно ли в русской деревне такое явление, когда на полевые или какие-то другие работы в сельской местности кто-то из сельчан выводит человека в ошейнике раба? Такого «рабовладельца» забьют свои же или, по крайней мере, вызовут милицию для наведения порядка. В Чечне, в Ингушетии и Дагестане рабовладение по-прежнему норма. «Простые чеченцы» прекрасно знают, в каком доме содержали до войны и содержат сегодня в многочисленных зинданах пленных русских ребят в качестве рабов. Знают, но не только не обращаются к властям за пресечением этого позорного явления, но главное — в душе своей одобряют и считают это нормой. И будь у них деньги, многие бы из «гордых и свободолюбивых горцев» и сегодня приобрели бы рабов для выполнения тяжёлых работ в своём хозяйстве.
Конечно, в этой странной войне, которая длится почти 10 лет, много грязи, подлости и предательства. И многие представители высших эшелонов власти по-прежнему наживаются на крови своих соотечественников благодаря этой войне. Но есть в ней и благородные цели: искоренение остатков института рабства в пределах Русской многонациональной цивилизации. Это должны прежде всего понимать так называемые «простые чеченцы», которые по-прежнему считают рабовладение нравственно приемлемым. В XXI веке на земле не должно быть места рабству в любой форме, и пока этого не поймут «простые чеченцы», война в Чечне будет идти до полного искоренения этого позорного явления. Тот факт, что об этом позорном явлении в жизни горцев молчит правительство России, свидетельствует либо о его глупости, либо о его продажности и молчаливом попустительстве институту рабства. Русский солдат никогда за деньги хорошо не воевал и хорошим наёмником не был. Для полной и окончательной победы в любой войне ему нужна не просто чёткая и ясная идея, во имя которой он готов сражаться «не щадя живота своего», но прежде всего это должна быть великая праведная идея. Величие не всегда справедливо, справедливость — всегда велика! Америка великая страна, но никто не может сказать, что Соединённые Штаты — оплот справедливости в мире. Если Россия действительно хочет стать великой державой, то она должна стать прежде всего оплотом справедливости, а для этого ей необходима и подлинно великая идея. Идея борьбы с последними очагами рабовладения на земле — справедливая и великая идея.
9. Война в Чечне (а не с Чечнёй, потому что там собрались бандиты не только со всего бывшего СССР, но и со всего мира), идёт к своему завершению. Очередная троцкистская революция в современной России невозможна. В стране с появлением КОБы — концептуальная неопределённость, которую официальные политики пока предпочитают называть «политической неопределённостью». Так, например, участник «Круглого стола» «Литературной газеты» № 33 Андрей Рябов, член научного совета Московского Центра Карнеги в статье «Кто сказал “Поехали”?», анализируя начало предвыборной президентской кампании уже в этом году, пишет:
«Ранний старт — не признак силы, а, скорее, реакция на политическую неопределённость, правда, несколько иного рода, чем та, которая существовала при Ельцине. Ныне она присутствует скрыто и редко выплёскивается в информационное пространство. Неопределённость — на уровне непубличной политики. При Ельцине работоспособность и устойчивость политической системы обеспечивалась индивидуальными закулисными договорённостями, взаимными достаточно жёсткими индивидуальными обязательствами. Фактически государство базировалось на этих договорённостях. Они автоматически предполагали наличие арбитра. Функции президента были сведены к роли арбитра. Решение всегда принималось в нужный момент. Политическая система продолжала работать, несмотря на низкие рейтинги Ельцина и бесконечные скандалы вокруг “семьи”.