Звонок не умолкал, вселяя в сознание Цили Моисеев­ны самые недобрые предчувствия.

Подойдя к двери, она осторожно глянула в глазок. На лестничной площадке стояла полная женщина лет со­рока пяти в белом переднике, одетом сверху старенько­го, видавшего виды кожушка. По виду это была торгаш­ка-лоточница, каких на базе было больше десятка.

Отодвинув засов, Циля Моисеевна приоткрыла бро­нированную дверь на длину металлической цепочки и спросила:

— Вам кого?

— Я от Иосифа Марковича,— ответила торгашка.— У него большие неприятности. Он арестован. База опе­чатана и сейчас идет ревизия. Кажется, комиссия из Кие­ва. Иосиф Маркович просил предать, чтобы вы срочно вынесли из квартиры все самое ценное. Он сказал, что вы знаете, что именно выносить. К вам с минуты на минуту должны приехать с обыском.

От такого известия голова у Цили Моисеевны пошла кругом. Легко сказать — вынеси все самое ценное. У них в квартире все ценное, начиная от старинной мебели, ков­ров, картин и заканчивая фарфоровой посудой и столо­вым серебром.

Собравшись с мыслями, она поняла, что спасти все невозможно. Нужно было выносить самое ценное. Открыв сейф, вмонтированный в стене, она сложила в кожаный саквояж полиэтиленовый кулек со стодолларовыми ку­пюрами, несколько пачек отечественной валюты, замше­вый мешочек с ювелирными изделиями и шкатулку со старинными золотыми монетами, к которым Иосиф Мар­кович питал большую слабость. Оставшееся в саквояже место она заполнила столовым серебром с эмалью и мел­ким антиквариатом. Накинув норковую шубу, она еще раз выглянула в окно. Во дворе не было ничего необыч­ного. Тихо и пустынно было и на лестничной клетке.

Циля Моисеевна быстро засеменила вниз, боясь упу­стить время.

С теми, кого она сейчас меньше всего хотела видеть, она столкнулась при выходе из подъезда. Циля Моисеев­на сразу же поняла, что они здесь по ее душу. Их было двое. Один из них, тот, что помоложе, был в милицей­ской форме с погонами лейтенанта, второй — в темном костюме и плаще. В руках у него была кожаная папка. Циле Моисеевне он чем-то напоминал майора Томина из сериала «Следствие ведут знатоки».

— Гражданка Бронштейн,— строго сказал «майор Томин»,— вы задержаны как соучастница вашего мужа Бронштейна Иосифа Марковича, обвиняемого в госу­дарственном хищении в особо крупных размерах. У

нас есть санкция прокурора на проведение обыска в вашей квартире.

Он открыл папку и показал какую-то бумагу с гербо­вой печатью.

— Возвращайтесь к себе и подумайте о том, что чис­тосердечное признание смягчает вину, а мы сходим за понятыми. Кстати, а что это за сумка у вас в руках? На­верняка, в ней то, что вы хотите утаить от следствия. Лей­тенант, сделайте досмотр вещественных доказательств, находящихся в сумке, и отнесите ее в машину. Протокол и опись составим в отделении.

Ноги у Цили Моисеевны подкосились. Она безропот­но отдала лейтенанту саквояж и пошла наверх.

Это были первые серьезные деньги, попавшие Шлих­ту в руки после освобождения. Пора было прекращать роль «кота», которая его не украшала.

Воры в законе

Звание вора дается нелегко, но еще труднее его удержать.

Вася Очко

С ворами в законе у Шлихта всегда складывались не­плохие отношения. Жить в криминальном мире и не при­знавать воров в законе — нонсенс. Он не принимал полно­стью их идеологию, но во многом их взгляды совпадали. Шлихт не был идейным преступником, но ему постоянно нужны были деньги. Честность была для него непозволи­тельной роскошью, и поэтому их дороги пересекались.

Воров в законе Шлихт уважал. Но только настоящих. А таких было немного. Законники — это элитная каста преступного мира, в которую могут войти только очень сильные, умные и целеустремленные люди. И считанные единицы могут достойно выдержать те испытания, кото­рые приготовила им судьба. Для того чтобы быть вором в законе, надо им родиться. Законный вор имеет как на зоне, так и на свободе почти неограниченную власть. Многие стремятся к этой власти, но, не рассчитав свои силы, ломаются на полпути и гибнут. Звание вора дается нелегко, но еще труднее его удержать.

Сообщество воров в законе нельзя рассматривать как единое целое. Внутри его идет постоянная борьба за власть и влияние. В такой борьбе погиб Севин товарищ, вор в законе Вася Очко. Его застрелил в Ялте москов­ский вор. Шла борьба за влияние на Крымском полуост­рове. С москвичом была сильная бандитская группиров­ка, и превосходство оказалось на их стороне.

Хоронить Васю Очко собралось много народа. Кор­теж машин длинной вереницей тянулся за гробом. Дви­жение до самого кладбища было перекрыто. Не многих в нашем городе хоронили с таким почетом.

Псих, или «Ложный подрез»

Вор по кличке Псих и Шлихт были друзьями и парт­нерами. Когда Псих освободился, ему было под шесть­десят. Большую часть своей жизни он проскитался по тюрьмам и лагерям. Застал то время, когда шла война между ворами и «суками». Ссучившимися считались те, кто, не выдержав тяжести воровской жизни, пошел на контакт с лагерной администрацией. По своей сути, «суки», или, как их еще называли «бляди», были теми же ярко выраженными представителями преступного мира, но только с подмоченной репутацией. Помимо воров и «сук», в то время на зоне было много мастей. Основная масса — «мужики», но были еще и «ломом под­поясанные», «красные шапочки», «один на льдине». В этой круговерти Псих сумел выжить и не сломаться. Он дважды сидел в камере смертников по указу об ответ­ственности за идейно-воровской террор. На суде паль­цем вырвал себе глаз, и высшую меру заменили на «чет­вертак». А когда в 61-м году поменяли уголовный ко­декс и максимальный срок стал пятнадцать лет, его

«четвертак» заменили на пятнадцать, из которых две­надцать он уже отсидел. Через три года он был на сво­боде. Однажды он сказал Шлихту:

— Я був там, де людина людину їсть.

Эту фразу можно было воспринимать как в прямом, так и в переносном смысле.

Не выдержав тягот лагерной жизни, самые решитель­ные уходили в побег. Чаще всего бежали не из лагеря, где стояли часовые на вышках, и территория была огражде­на забором из нескольких рядов колючей проволоки, а с лесной делянки. В тайге бригаду разбивали на звенья, и конвойным за всеми усмотреть было сложно. Большую часть времени конвоиры грелись у костра. Расчет был на то, что на тысячу километров вокруг простиралась тайга и бежать, не имея продуктов, было бессмысленно.

Чаще всего в побег уходили втроем. Двое матерых зеков брали с собой попутчика поупитаннее и потолще. Когда продукты кончались, его убивали, разделывали на куски и питались человечиной. Когда мясо кончалось, они уходили в разные стороны, чтобы не выменять у судьбы свою жизнь на жизнь напарника.

Псих несколько раз уходил в побег, но человечины не пробовал. Среди воров в законе это не допускалось.

Удачных побегов было немного. В погоню уходил войсковой наряд, и беглецов возвращали в лагерь. Чаще всего в «деревянных бушлатах» в назидание остальным. Мертвых зеков укладывали рядом с вахтой и проводили мимо них всю зону, возвращающуюся с работы. К поис­ку «побегушников» часто подключались местные охот­ники — якуты. За каждого пойманного или убитого бег­леца они получали премию.

Одним из самых удачных в истории ГУЛАГа был побег Павлова, ставший легендой. После этого случая на каждой северной «командировке» в караульном помеще­нии висел плакат «Помни поступок Павлова».

Капитан Павлов во время войны был командиром батальонной разведки. Имел ранения и правительствен­ные награды. Участвовал в штурме Берлина. За антисо­ветские высказывания получил «четвертак» и отбывал срок в одном из дальних лагерей. Ему было за сорок, и он не надеялся освободиться.

Вдвоем с молодым пареньком они разоружили кон­вой и, завладев оружием, ушли в побег. В погоню был послан наряд, специализировавшийся на поиске беглецов. Через неделю наряд вернулся ни с чем. Его ряды пореде­ли. При огневом контакте погибли четверо конвоиров. Напарник Павлова был тяжело ранен и умер у него на руках. Отстреливаясь, Павлов унес на себе его труп. Че­рез двое суток его догнал конвой. Павлов ночью развел костер, усадил у него убитого напарника, а сам с двумя стволами сидел в засаде. Двоих конвойных, первых по­дошедших к костру, он уложил прицельным огнем и скрылся.