Раз в месяц на прииск прилетал вертолет. Он доставлял ценный груз в Якутск. Оттуда алмазы попадали в Москву. А дальше по дипломатическому каналу они отправлялись в Брюссель, где было организовано несколько фирм, сотрудничающих с концерном «Бирс», специализирующемся на торговле бриллиантами.
Бриллианты, полученные из якутских алмазов, по всем параметрам не уступали южноафриканским, и поэтому пользовались спросом на самых престижных аукционах драгоценных камней. Деньги, вырученные от продажи бриллиантов, поступали на тайные счета в банки Западной Европы и полностью контролировались ЦК.
...Вертолет с ценным грузом не прибыл в пункт назначения. Были организованы поиски с подключением всех возможных наземных и воздушных служб, создана следственная группа из лучших специалистов Комитета госбезопасности. Отрабатывались все возможные версии, но результат был нулевой.
Через несколько месяцев империя рухнула. Произошла смена власти. ЦК прекратил свое существование, а КГБ трансформировался в ФСБ. И в круговороте этих событий исчезновение вертолета с ценным грузом на несколько миллионов долларов не было уже таким значимым. А с казначеем ЦК произошел странный случай. Он выпал из окна своей московской квартиры, находящейся на одиннадцатом этаже.
Дорога назад
Не важно, какие дороги мы выбираем, а важно то,
что внутри нас заставляет выбирать эти дороги.
Еще немного, и конец долгому пути
Пока что все шло нормально. Еще каких-нибудь сто километров — и он у цели. Конец долгому, изматывающему путешествию, которое должно принести ощутимый результат. Если все будет так, как он задумал, его жизнь изменится к лучшему.
Начинало темнеть, и он включил ближний свет. Двигатель работал ровно, почти бесшумно. Он глянул на доску приборов. Стрелка спидометра колебалась между ста двадцатью и ста сорока. Трасса была пустая, и он переключился на дальний свет. Несмотря на усталость, мозг работал четко и ясно. Пошел мелкий, моросящий дождь. Но это не испортило хорошего настроения, в салоне стало еще уютней. Он сбросил скорость до ста и включил магнитофон. Спокойная инструментальная музыка навевала воспоминания. Он мысленно оглянулся назад, в прошлое.
Можно сказать: первая половина жизни уже позади, и назвать ее удачной можно с большим трудом. Но он ни ем не жалел. Теперь все будет нормально. Хотелось твердого тыла и уверенности в завтрашнем дне. А еще хотелось спокойствия. Не покоя, а спокойствия. Для всего этого нужна материальная база. И только поэтому он решился на это путешествие, почти авантюру, в случае успеха которой он, при своем полуспартанском образе жизни, мог очень долго не думать о деньгах. Ну а в случае неудачи итог мог быть плачевным.
Но об этом думать не хотелось. Тем более, что все шло нормально. Он трижды сплюнул через левое плечо...
Сейчас, когда Шлихт прожил большую часть своей жизни, он начал верить в определенную зависимость между прошлым и будущим и в то, что не важно, какие дороги мы выбираем, а важно то, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги.
Шлихт
На выезде из очередного населенного пункта Шлихт увидел человека в милицейской форме, который светящимся жезлом приказывал ему остановиться. Он взглянул на спидометр. Было явное превышение скорости. Шлихт нажал педаль тормоза, и машина послушно остановилась рядом с «гаишником». Глянув в окно, Шлихт понял, что ошибся. Это был не «гаишник», а просто мент, голосующий жезлом. Настроение сразу улучшилось. Такой попутчик его устраивал.
Мент, открыв дверцу, спросил:
- До Новых Высылок довезете?
- Если по трассе, не сворачивая, то садитесь. Отряхнув дождевые капли с плаща и фуражки, тот сел на переднее сидение.
Машина тронулась и стала плавно набирать скорость. Попутчик, спросив разрешения, закурил. В свете зажигалки Шлихт увидел майорские погоны, крупные мужественные черты лица и сильные узловатые пальцы рук.
«Такой маху не даст,— подумал он.— Не одного, видно, отправил к «хозяину», а то и дальше. И рука не дрогнула».
— Издалека едете? — поинтересовался майор.
— Да, прилично, наколесил,— ответил Шлихт.— Был в командировке, за Уралом. Тысяч шесть проехал, не меньше. Но, слава Богу, осталось немного.
— Да, немного,— мент задумчиво кивнул и спросил: — Ну как, удачно съездили?
— Вроде, да. Грех жаловаться.
Оба надолго замолчали. Каждый думал о чем-то своем. Дождь усилился, и щетки дворников с трудом успевали откидывать воду с лобового стекла.
— В такой ливень трудно вести машину, — сказал майор, обращаясь к Шлихту.— Сбросьте скорость. В любую минуту может возникнуть неожиданная опасность.
Шлихт сбросил скорость до восьмидесяти. И вдруг в мозгу замигала «красная лампочка». Слова «неожиданная опасность» начали превращаться в пока что еще не ясные образы, которые с каждой минутой принимали все более реальные очертания. Шлихт начал анализировать, пытаясь установить, откуда исходит опасность.
Чувство тревоги появилось почти одновременно с подсадкой мента, хотя сам по себе этот факт мало беспокоил Шлихта. Скорее, наоборот. Машина с ментом на переднем сидении ни у кого не вызовет пристального внимания.
Он приказал себе отвлечься от возникающих предчувствии и сосредоточиться на дороге. На какое-то время чувство опасности притупилось, но ненадолго. «Красная лампочка» в мозгу перестала мигать и начала светиться устойчивым светом.
Присмотревшись украдкой повнимательнее к попутчику, на запястье левой руки Шлихт увидел знакомую татуировку. Она состояла из пяти точек. Четыре точки располагались в форме небольшого квадрата, а пятая была в середине. Точки по углам — это «попкари» на вышках. Точка в середине — это зек. Нельзя же быть майором милиции и бывшим зеком одновременно!
Теперь Шлихт точно знал, что опасность была реальной и исходила от неожиданного попутчика.
— Сколько еще до Новых Высылок? — спросил Шлихт.
«Майор» внимательно посмотрев на него, ответил:
— Мы почти рядом. Осталось километров тридцать.
Тридцать километров при средней скорости сто километров в час составляли приблизительно восемнадцать минут. Выходит, что жить Шлихту осталось совсем немного. Кто-то невидимый все точно рассчитал. Этот «кто-то» хорошо его знал и просчитал, как он будет вести себя в той или иной ситуации. И то, что он охотно подсадит мента в качестве прикрытия, тоже учел. Теперь стало ясно, что рядом сидел не мент, и жить Шлихту осталось, по его подсчетам, минут десять. Единственным спасением была скорость. Шлихт нажал педаль газа почти до упора. Стрелка спидометра приблизилась к ста пятидесяти. Убивать водителя на такой скорости было равносильно самоубийству.
Шлихт скосил глаза на попутчика. Тот с недовольным видом смотрел на дорогу.
— Видимость плохая, сбросьте скорость,— посоветовал «майор»,— а то, как бы чего не случилось.
Правой рукой он расстегнул две верхних пуговицы плаща. Движение было уверенным и неторопливым. Он не сомневался в своем превосходстве. Перевес был явно на его стороне. Водитель, руки которого заняты баранкой, удобная мишень и практически беззащитен.
«Пусть случится то, что должно случиться»,— Подумал Шлихт и переключился с четвертой на третью передачу.
Рычаг переключения скоростей ушел вперед к «торпеде», освобождая место для замаха. Нажав кнопку фиксатора стилета, вмонтированного во внутренней полости рычага, и почувствовав, как невидимая пружина подала стилет вверх, Шлихт резко нажал педаль тормоза, одновременно выбросив руку со стилетом в сторону противника.
Удар пришелся точно под сердце. «Майор» захрипел, его тело несколько раз содрогнулось в предсмертных судорогах и безвольно уткнулось в «торпеду». Голова неестественно откинулась назад. Изо рта тоненькой струйкой стекала кровь. Съехав с дороги, выключив двигатель и габаритные огни, Шлихт вышел из машины, открыл дверцу и вытащил труп на обочину. Пощупав пульс, он убедился, что попутчик мертв. Удар был точный и сильный. Встретились два силовых вектора, движение тела при резком торможении вперед и встречный удар стилета.