— А я решил было, что вас бьют, шеф, — осклабился он и тут же исчез.

Через два часа коллеги обсуждали детали предстоящей операции, знакомились с материалами и делились соображениями. Наконец комиссар Реналь не выдержал и захлопнул папку с документами.

— Все! На сегодня хватит. Едем ко мне, отметим нашу встречу, как подобает старым друзьям. Мария будет рада тебя видеть.

Несмотря на имевшийся в его распоряжении служебный автомобиль, Клод Реналь предпочитал передвигаться по городу на своих двоих: во-первых, расстояния между возможными пунктами назначения были невелики, ибо невелик был сам город, а во-вторых, пешие прогулки, как небезосновательно полагал комиссар, полезны для здоровья, особенно в его годы. А было комиссару уже за пятьдесят.

По дороге друзья говорили о чем угодно, но только не о делах.

— Да, чуть не забыл, Клод! — хлопнул себя по лбу долговязый Антонио. — Есть у меня для тебя один загадочный сюжетик. Ты еще не потерял интерес ко всякой чертовщине?

Реналь нахмурился. Он вспомнил о таинственном исчезновении Пьера Лебона и о последнем разговоре с ним.

— У меня тут своей чертовщины хватает, — невесело проговорил он.

— Ладно, выкладывай. Что у тебя там стряслось?

— Стряслось, собственно, не у меня, — начал рассказ Антонио, — да и стряслось ли вообще, не могу сказать наверняка. Дело в том, что в ателье, где работает моя супруга, недавно появилась новая закройщица, некая Кристина Риччи. Буквально накануне моего отъезда сюда эта самая Риччи поведала моей жене странную историю. Вернее, даже не историю, а некоторые наблюдения, которые, правда, повергли ее в сильное смятение, граничащее с ужасом. За неделю до этого признания синьор Риччи, супруг вышеназванной особы, мелкий служащий городской мэрии, как обычно, после трудового дня вернулся домой. Вернулся он поздно, но не это поразило ее. Еще до женитьбы Риччи был заядлым курильщиком, но сразу же после свадьбы курить бросил, так как внезапно выяснилось — причем внезапно как для него, так и для молодой супруги, — что табачный дым вызывает у Кристины сильнейшую аллергическую реакцию. В горле появляются спазмы, она начинает задыхаться — словом, ощущения не из приятных. Ты знаешь, Клод, что значит для курильщика бросить курить, но Риччи пошел на этот шаг ради любимой женщины. И она по достоинству оценила его благородство

— через год родила ему двух девочек-близнецов, которых по взаимному согласию нарекли Евой и Еленой. Но вернемся к той роковой ночи. Началось с того, что Риччи вошел в дом с сигаретой в зубах. В последующие дни, несмотря на резко ухудшившееся состояние здоровья супруги, он продолжай дымить не только вне дома, но и непосредственно в квартире. Кристину он вообще перестал замечать. Это и есть первая странность — резкая перемена в отношении к жене.

— По-моему, ничего сверхъестественного в этом нет, — пожал плечами Реналь. — Возможно, Риччи завел кого-нибудь на стороне и потому перестал уделять внимание супруге.

— Погоди, это еще не все, — перебил его Антонио. — Вторая странность состоит в том, что Риччи с завидным постоянством стал называть одну из дочерей не Евой, а… Джоанной. При этом Елена для него так и осталась Еленой. Зато имя Ева вызывало у него сильное раздражение.

— Это уже интересней, — нахмурился Реналь. Тень страшной догадки закралась в его мозг.

— И третья странность, — продолжал итальянец, — основная: на правой щеке Риччи появился шрам.

— Шрам? Что же в этом странного? — снова пожал плечами комиссар.

— Погоди, Клод, погоди, — загадочно улыбнулся Антонио. — Хотя шрам и появился сразу, в один день, он не был похож на обычную свежую рану, а являл собой уже затянувшийся, не менее годичной давности, успевший побелеть, рубец.

Клод Реналь резко остановился. Лицо его выражало сильную тревогу.

— Так ты говоришь, до того злополучного дня шрама не было? — быстро спросил он.

— Так утверждает Кристина Риччи… Да что с тобой, Клод? Неужели ты принял эту чепуху так близко к сердцу?

— Это не чепуха, Антонио, в том-то все и дело, что это не чепуха,

— горячо возразил комиссар Реналь. — Выходит, вернувшееся пристрастие к табаку, неожиданное изменение имени дочери и шрам — все это звенья одной цепи?

Антонио пожал плечами.

— Возможно. Что из того?

— Когда это произошло?

— Ты имеешь в виду перемену в Риччи? Неделю назад.

— Та-ак, — протянул Реналь, усиленно скребя затылок, — теперь все становится на свои места.

Антонио восхищенно взглянул на друга.

— Да ты никак уже напал на след! Ай да Клод Реналь! Ну-ка выкладывай!

Клод Реналь пропустил мимо ушей требование друга.

— А что ты сам думаешь по поводу Риччи? — спросил он, пристально глядя в глаза Антонио. — В первую очередь я имею в виду шрам.

— Шрам? — пожал плечами Антонио. — Могу сказать лишь одно: такой рубец за одну ночь появиться не мог. Я видел этого типа и ручаюсь за свои слова.

— Ну и?.. — сгорал от нетерпения Реналь.

Несколько минут Антонио хранил молчание.

— Похоже, что место Риччи занял кто-то другой… — неуверенно начал он.

— Вот! — выкрикнул комиссар и хлопнул друга по плечу. — Именно такого ответа я и ждал от тебя!..

Антонио с сомнением покачал головой.

— Но и это еще не все, — заметил он минутой позже. — Два дня назад Кристина Риччи прибежала в ателье вся в слезах и сообщила, что ее дражайший супруг внезапно уехал, не сказав никому ни слова. И знаешь куда?

— Знаю, — твердо заявил Реналь.

— Даже так! — вскинул брови Антонио.

— Именно так. Он уехал в Лондон.

— Да ты ясновидящий, Клод! — воскликнул итальянец, тараща на друга глаза. — Риччи действительно укатил в Лондон!

— Спасибо, Антонио, — мрачно произнес комиссар, — твой сюжет пришелся мне по вкусу… А вот, кстати, и моя хибара…

«Хибара» Клода Реналя оказалась небольшим уютным коттеджем, тщательно ухоженным и блиставшим чистотой. Полицейские миновали аккуратный цветник и скрылись в доме.

«Да, сержант прав, явных следов преступления здесь нет, нет их и в миланском варианте, но чует мое сердце — за всем этим кроется что-то очень нехорошее. Итак, факты следующие. Двое суток назад Пьер Лебон звонит мне в Париж и сообщает, что его друг, Шарль Левьен, якобы бесследно исчез, а на его месте объявился некий двойник, как две капли воды похожий на Левьена. Да, простой смертный ни за что бы не заметил подмены, но в том-то все и дело, что Пьер Лебон — не простой смертный, его нос служит ему во сто крат лучше, чем глаза любому из нас. Значит ли это, что его свидетельство можно принять за истину? Думаю, да. Но если Левьен действительно подменен двойником, то это могло произойти только в отеле, ибо, во-первых, именно в отель его вызвали к необычному больному, пожелавшему иметь дело только с доктором Левьеном, во-вторых, именно в отеле исчез некий месье Дюк. Собственно, исчез не Дюк, а сам Левьен, Дюк же, или кто он там на самом деле, покинул отель уже под новым именем.

Что же происходит дальше? Лебон опознает в Левьене самозванца, спешит в отель, разыскивает меня и сообщает о сделанном им страшном открытии. А потом исчезает. Портье утверждает, что за этот день Шарль Левьен дважды посетил отель «Йорк»: первый раз, когда его вызывали к «больному», во второй же раз он приходил сам, якобы навестить того же «больного» и справиться о его здоровье. Если портье не ошибается, второй визит по времени совпал с телефонным звонком Пьера Лебона. Значит ли это, что и в исчезновении Лебона виновен человек, присвоивший себе имя Шарля Левьена? Похоже, что так, но за установленный факт эту версию принимать преждевременно. Видимо, между Левьеном и Лебоном происходит резкий разговор, во время которого Пьер Лебон изобличает самозванца, и тот, дабы не оставлять свидетеля… Что именно он предпринимает, остается пока загадкой. Характерно лишь то, что оба исчезновения — если они действительно произошли в отеле «Йорк» — не оставили никаких следов.