Петр почувствовал сильное смятение. Он давно уже оставил попытки установить истину о своем прошлом, понимая, что без посторонней помощи все равно ничего не добьется, но сейчас… Сейчас доктор, может быть, сам того не ведая, затронул самую потаенную, наиболее глубоко запрятанную струнку в его душе, которая вдруг зазвенела, заныла, задребезжала… Он вдруг понял: не может человек жить без своего прошлого. Не может . Потому и запил он, и в бродяги попал поэтому, и с жизнью своей кончать хотел — и все из-за того, что не было у него корней в этой жизни, корней, уходящих в прошлое, прочно удерживающих человека на плаву, служащих опорой в трудную минуту, питающих душу целительными токами матери-земли.

Он приподнялся на локте и впился взглядом в бородатое лицо своего собеседника.

— Не береди рану, доктор, — прошептал он, — говори что знаешь. Не томи.

Тот кивнул.

— О том и речь. Хотя знаю я, честно говоря, не много. Можно сказать, почти ничего. Что касается твоей амнезии, то тут я в тупике. Дело сейчас не в ней. Я тут, понимаешь ли, осмотрел тебя, пока ты в беспамятстве валялся. Вспомнилось мне тогда, что жаловался ты на боль в боку. А от деда Евсея слышал о твоей непутевой истории и якобы полученной тобою ножевой ране во время какой-то пьяной драки. Вот и решил взглянуть: как-никак, а я все-таки хирург, и притом неплохой, заметь.

— Ну и?.. — не выдержал Петр.

— Да никакая это не ножевая рана.

Петр выпучил глаза.

— Как так не ножевая?..

— Да так. Я ножевых ран на своем веку знаешь сколько повидал? Не счесть. Я ведь в Чечне врачевал, когда там заварушка случилась, в полевом госпитале. Так вот, брюхо тебе вспорол не нож пьяного собутыльника, а скальпель опытного хирурга. Именно опытного, уж я-то руку своего собрата по ремеслу в миг узнаю. Вот только зашили тебя наспех, неаккуратно, словно торопились шибко. Потому и беспокоит тебя твой бок.

У Петра голова шла кругом. Так, значит, память сыграла с ним злую шутку? Теперь он уже совсем ничего не понимал: как, каким образом он вообще мог вспомнить то, чего с ним никогда не было?

Доктор продолжал, в упор глядя на Петра:

— А теперь, мужик, после всего, что я тебе сообщил, подумай и скажи: никаких проблесков, озарений или чего-нибудь подобного мои слова в твоей непутевой башке не вызвали? Ведь все, что ты якобы вспомнил до сего момента, — откровенная туфта. Истина-то, она глубже зарыта, понимаешь?

Петр с минуту молчал. Потом медленно покачал головой.

— Ни-че-го. Полная пустота. Абсолютный ноль.

— Этого я и боялся.

Доктор машинально закурил, потом, спохватившись, затушил сигарету.

— Извини, забылся…

Он прошелся по комнате, запустив руки в свою густую шевелюру. Затем остановился напротив кровати, где лежал больной.

— Но и это еще не все, мужик.

Петр усмехнулся, хотя в глубине души ощущал приступ все возрастающей тревоги.

— Что, еще один сюрприз приготовил?

— Сюрприз не сюрприз, а некоторое наблюдение имеется. Словом, когда ты тут в отключке лежал, то в бреду такое нес, что я, сказать по чести, решил было, что нахожусь не иначе как на ученом совете где-нибудь в Академии Наук или, на худой конец, на совещании совета директоров какой-нибудь шибко продвинутой компании. Я тут даже кое-что записал… Вот, например: слово «франчайзинг» тебе ничего не говорит?

Лицо Петра дрогнуло.

— Так-так, — кивнул доктор, уловив реакцию собеседника. — Значит, мы на правильном пути. Вот и выходит, что личность ты весьма и весьма темная. Я бы сказал, загадочная личность. И в бомжи ты попал явно случайно.

— Кто же я? — в отчаянии спросил Петр.

— Это ты у меня спрашиваешь? — усмехнулся доктор. — Ладно, давай пока поставим точку. У меня тут один план есть. Если все будет о'кей, надеюсь, многое тогда прояснится.

— Что еще за план?

— А план следующий. Еще денька два-три ты здесь прокантуешься, пока силенок не поднаберешься, а потом я тебя к себе в отделение положу. Просветим тебя, снимочки кое-какие сделаем, ультразвуковую диагностику проведем, а заодно и котелок твой проверим, — словом, устроим тебе проверочку по полной программе. Может, ты шпион какой-нибудь, а? — Доктор хитро подмигнул. — И заслан ты сюда, в наш город, для сбора секретной информации стратегического характера. Ладно, шутки в сторону. Согласен на мой план?

Петр кивнул. Он почему-то чувствовал полное доверие к этому чудному человеку.

— А заодно и подлечим тебя. Негоже такому здоровому парню по больничным койкам валяться.

Доктор не обманул: в городской клинике Петра проверили по полной программе. На следующий день после окончания обследования доктор отвез Петра к себе на квартиру.

Было начало ноября, однако снегу уже навалило предостаточно, да и морозы стояли под пятнадцать-двадцать градусов; в этих местах зима начиналась рано и как-то сразу, без предупреждения.

Доктор был мрачен и все время молчал, на вопросы отвечал односложно и часто невпопад. О результатах обследования Петру он пока еще ничего не сообщил. Не рискнул. То, что он узнал, походило на самый настоящий кошмар.

Однако не сообщить он не мог. И этот ответственный момент настал.

— Долго будешь меня томить? — нетерпеливо спросил Петр, когда они снова оказались в гостеприимном жилище доктора. — Вижу, что дело хреново, так выложи все разом — и делу конец.

— Уверен? — коротко бросил доктор, полуобернувшись.

— Уверен.

— Тогда слушай, — решился наконец доктор. — Только предупреждаю: то, что ты сейчас услышишь, превосходит самые страшные твои ожидания.

— Я должен знать правду, — решительно заявил Петр.

— Правду так правду. Понимаешь ли, дело в том… словом, просветил я твои потроха на рентгене и обнаружил, что у тебя…

— Ну?!

— …только одна почка!

— Погоди, погоди, что-то я в толк не возьму, — забормотал Петр, обалдело уставившись на собеседника. — Что значит — одна? Как это так — одна? А вторая где же?

— Вырезали ее у тебя, вот где! — выпалил доктор.

Петр почувствовал, что задыхается — словно кто-то наступил на шланг, который подает кислород к его легким.

— Чего ты мелешь, а? Как это — вырезали?! — выдавил он из себя.

Доктор уже обрел уверенность.

— Тот шов у тебя на боку — не от ножевой раны, а от тонкой хирургической операции, цель которой — удаление почки. Слышал что-нибудь о трансплантации органов? — Петр машинально кивнул. — Насколько я хоть что-то понимаю во всей этой дерьмовой истории, какому-то богатому ублюдку понадобилась здоровая почка. Твоя почка. И он ее получил. И здравствует теперь, подонок, с твоей почкой, и будет здравствовать еще лет пятьдесят, поскольку здоровья в тебе как у быка-трехлетка. Знали ведь, кого в доноры взять, знали, мерзавцы!

Петр слушал, раскрыв рот и выпучив глаза. Все, что он только что услышал, не укладывалось у него в мозгу. Не хотело укладываться.

— Да как же это, а? Вот так запросто взяли — и вырезали? Так что ли получается? Да это же… это же…

— Успокойся, мужик. — Доктор положил ему руку на плечо. — Не все так плохо, как ты думаешь. Да хрен с ней, с этой почкой. И с одной люди живут, и горя не знают. Забудь. Почку ты все равно не вернешь.

— Забыть? Забыть?!

— Ладно, не паникуй. Насчет забыть, это я, конечно, чушь сморозил. Но жить-то все-таки как-то надо, так ведь? Так. Возьми себя в руки, и давай потолкуем. Дело-то здесь не только в почке. Сейчас нам нужно думать о другом. О другом, понимаешь. О том, что было потом.

— Потом?

— Именно. Потом, после операции. После того, как тебя лишили части твоего организма. И если честно, то меня удивляет, что тебя вообще оставили в живых: мертвые, как известно, молчат. А им, я думаю, огласка была совершенно ни к чему. Однако ты жив. Отсюда вопрос: кто еще молчит кроме мертвых? Отвечаю: те, кто ничего не помнит. Улавливаешь, куда я клоню?

Петр в упор, не мигая, смотрел на доктора.