Мозг извилист, как грецкий орех,

когда снята с него скорлупа;

с тростником пересохнувших рек

схожи кисти рук и стопа…

Мы росли, когда день наш возник,

когда волны взрывали песок;

мы взошли, как орех и тростник,

и гордились, что день наш высок.

Обнажи этот мозг, покажи,

что ты не был безмолвен и хром,

когда в мире сверкали ножи

и свирепствовал пушечный гром.

Докажи, что слова – не вода,

времена – не иссохший песок,

что высокая зрелость плода

в человечий вместилась висок.

Чтобы голос остался твой цел,

пусть он станет отзывчивей всех,

чтобы ветер в костях твоих пел,

как в дыханье – тростник и орех.

1956

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Небо – как будто летящий мрамор

с белыми глыбами облаков,

словно обломки какого-то храма,

ниспровергнутого в бездну веков!

Это, наверно, был храм поэзии:

яркое чувство, дерзкая мысль;

только его над землею подвесили

в недосягаемо дальнюю высь.

Небо – как будто летящий мрамор

с белыми глыбами облаков,

только пустая воздушная яма

для неразборчивых знатоков!

1956

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Еще за деньги

люди держатся,

как за кресты

держались люди

во времена

глухого Керженца,

но вечно

этого не будет.

Еще за властью

люди тянутся,

не зная меры

и цены ей,

но долго

это не останется -

настанут

времена иные.

Еще гоняются

за славою -

охотников до ней

несметно,-

стараясь

хоть бы тенью слабою

остаться на земле

посмертно.

Мне кажется,

что власть и почести -

вода соленая

морская:

чем дольше пить,

тем больше хочется,

а жажда

всё не отпускает.

И личное твое

бессмертие

не в том,

что кто ты,

как ты,

где ты,

а – всех земных племен

соцветие,

созвездие

людей планеты!

С тех пор,

как шар земной наш кружится

сквозь вечность

продолжая мчаться,

великое

людей содружество

впервые

стало намечаться.

Чтоб все -

и белые,

и черные,

и желтые

земного братства -

вошли в широкие,

просторные

края

всеобщего богатства.

1956

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Вот опять

соловей

со своей

стародавнею песнею…

Ей пора бы давно уж

на пенсию!

Да и сам соловей

инвалид…

Отчего же -

лишь осыплет руладами -

волоса

холодок шевелит

и становятся души

крылатыми?!

Песне тысячи лет,

а нова:

будто только что

полночью сложена;

от нее

и луна,

и трава,

и деревья

стоят завороженно.

Песне тысячи лет,

а жива:

с нею вольно

и радостно дышится;

в ней

почти человечьи слова,

отпечатавшись в воздухе,

слышатся.

Те слова

о бессмертье страстей,

о блаженстве,

предельном страданию;

будто нет на земле новостей,

кроме тех,

что как мир стародавние.

Вот каков

этот старый певец,

заклинающий

звездною клятвою…

Песнь утихнет -

и страсти конец,

и сердца

разбиваются надвое!

1956

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Нанесли мы венков – ни пройти, ни проехать;

раскатили стихов долгозвучное эхо.

Удивлялись глазастости, гулкости баса;

называли певцом победившего класса…

А тому Новодевичий вид не по нраву:

не ему посвящал он стихов своих славу.

Не по нраву ему за оградой жилище,

и прошла его тень сквозь ограду кладбища.

Разве сердце, гремевшее быстро и бурно,

успокоила б эта безмолвная урна?

Разве плечи такого тугого размаха

уместились бы в этом вместилище праха?

И тогда он своими большими руками

сам на площади этой стал наращивать камень!

Камень вздыбился, вырос огромной скалою

и прорезался прочной лицевою скулою.

Две ноги – две колонны могучего торса;

головой непреклонной в стратосферу уперся.

И пошел он, шагая по белому свету,

проводить на земле революцию эту:

Чтобы всюду – на месте помоек и свалок -

разнеслось бы дыхание пармских фиалок;

Где жестянки и щебень, тряпье и отбросы,

распылались бы влажно индийские розы;

Чтоб настала пора человеческой сказки,

чтобы всем бы хватало одеяла и ласки;

Чтобы каждый был доброй судьбою отмечен,

чтобы мир этот дьявольский стал человечен!

1956

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

О музах сохраняются предания,

но музыка, и живопись, и стих -

все эти наши радости недавние -

происходили явно не от них.

Мне пять сестер знакомы были издавна:

ни с чьим ни взгляд, ни вкус не схожи в них;

их жизнь передо мною перелистана,

как гордости и верности дневник.

Они прошли, безвкусью не покорствуя,

босыми меж провалов и меж ям,

не упрекая жизнь за корку черствую,

верны своим погибнувшим друзьям.

Я знал их с детства сильными и свежими:

глаза сияли, губы звали смех;

года прошли,- они остались прежними,

прекрасно непохожими на всех.

Я каждый день, проснувшись, долго думаю

при утреннем рассыпчатом огне,

как должен я любить тебя, звезду мою,

упавшую в объятия ко мне!

1956

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.