Женился на сокурснице - но и медового месяца нет: ведь в горкоме надо дежурить до двух-трёх часов ночи, как и вся служебно-партийная Москва не спит по воле и привычке Сталина. На этой "победе" приехал в четвёртом часу домой - ну как жену будить? Ей в 6 часов вставать, чтоб ехать на электричке на работу.

А дела и обязанности - расширялись в размахе. И учреждали Международный союз студентов (там общался с самим Шелепиным), и включали его во всеобщую борьбу за мир, ну тут и подсобная работа - писать речи для крупного начальства, вроде: "Не допустим, чтоб ясное небо родины снова застлали клубы войны!" Какая работа скрытая, какая нескрытая, - а был на виду, и голову носил высоко.

И тут - приехал к нему в отпуск отец. Пожил неделю. Послушал сына, присмотрелся. Но не выразил той отцовской гордости, как Дмитрий ждал. Хуже. Вздохнул и сказал: "Эх, в погонялы ты подался. А надо бы - самому ворочать, на производстве. Дело - это только производство."

Дмитрий был уязвлен, обижен. Он чувствовал себя - в постоянном полете, а если земли касался, то ходил - тузом. И вдруг - погоняла?

Да отец и читал только "За индустриализацию". И жил - "для счастья народного", как повторял не раз.

Сын отверг - как ворчливость отцовскую. Но текли недели - и что-то стало внутри - сверлить, подавливать. Отцовское осуждение - оно, оказывается, гирей на сердце ложится. От кого бы другого - отмахнулся легко. А тут?..

А не прав ли отец: какое "дело"? И сам видишь: трёп, да трёп, да подсидки, да интриги, да пьянки. Оглянуться на сотрудников - ведь королобые они. И чиновники. А если есть у тебя способности - куда на большее? (Только - на что именно? Ещё непонятно.)

Но - уже нелегко расстаться и с пакетами, и с "победой".

Точило в нём, точило. А решиться нелегко.

Вдруг - как-то смаху, необдумчиво, - накидал заявление об уходе. И подал.

Но - какое такое заявление? Как это член партии может писать заявление? Против воли Партии? Так это - неустойчивый элемент в нашей среде! И - такую подняли баламутину, и такую задали Емцову прокатку, и так отмордовали на партсобрании - сидел варёным раком, и только признавал и признавал свою вину.

Да может и к лучшему. Карьера выправилась опять. (И вот такие поручения загадки: в одном институте студенты создали, якобы в шутку, "Общество защиты гадов и пресмыкающихся". А если посмотреть проницательно? - ведь это политическое подрывное дело.)

А тут - крупная перетруска в Москве: на пленуме МК - МГК партии её привычного первого секретаря Попова - такого прочного, импозантного, неколебимого - вдруг свалили. (Интрига была - Мехлиса, его врага, а решение - Сталина, прочистить тех, кто в войну зажирел, а в обвинениях не поскупились: почему асфальтную дорогу за город провёл как раз до дома своей любовницы, и не дальше?) Вместо Попова назначили Хрущёва.

А тут подкатил день комсомольского юбилея. Комсомольский актив принимали в Георгиевском зале, банкет. Живой и щедрый Хрущёв, с круглой, как обритой, головой, пообещал: "Старайтесь! старайтесь - и все будете в секретарях ЦК!"

И вдруг какой-то бес повернул язык - Емцов безоглядчиво выскочил:

- Никита Сергеич! А можно вопрос?

- Можно.

- Вот два года, как кончил я институт, а диплом мой лежит в тумбочке. Люди на производстве - разве не нужны? Готов идти, куда пошлёт партия.

(А звучало-то как! - в Георгиевском зале. Сам своей отвагой полюбовался.)

Хрущёв, недолго думая, боднул подвижной лысой головой:

- Товарищ Сизов, я думаю - просьбу можно рассмотреть?

"Рассмотреть"! - из руководящих уст - это уже приказ! (Не ожидал такой крутой бесповоротности! Поспешил, выскочил?..)

Сизов вызвал на собеседование. Расположительно: "Да зачем же ты так? Сказал бы нам. Да мы б тебя ещё в ЦК продвинули." Ну уж, упущено. "И куда ж ты хочешь?" - "В авиационную технику." - "ВИАМ? ЦАГИ?" - "Да нет, на прямое производство!"

А пошло через министерскую аппаратную - и назначили на периферию. Правда, выбрал город, откуда и приехал, где родители. Замысловатые, замаскированные у нас названия: "Агрегатный завод" - пойди разбери, что за этим скрывается? А за этим - и авиационное электрооборудование, автопилоты, дозировка топлива, но туда же и ширпотребский заказ: наладить производство бытовых холодильников, позор нам с таким разрывом отставать от Европы!

По славе, что "сам Хрущёв его направил", - довольно быстро стал начальником цеха. (А от горкомовской зарплаты с пакетом - падение сразу в 5 раз, ой-ой! уже ощутимы даже 30 рублей "хлебной надбавки".) Только цеху его как раз - выпуск холодильников! Вот, стоит английский образец, всего только задача: точно скопировать. Но чёрт его знает, скопировали в точности, а секреты какие-то не ухватили: в контуре то трубка какая засоряется, то от холода своего же и замерзает начисто. Покупатели - возвращают с жалобами и проклятьями, "не холодит!", магазины - с рекламациями.

Но облегчало работу, что и в эти годы, начало 50-х, ещё сохранялась на заводе беспрекословная дисциплина, как если б война и сегодня шла, - даже на их "пьяном заводе", как в городе звали (на промывку аппаратуры отпускали им много спирту).

Смерть Сталина - сотрясла! Не то, чтобы считали Его бессмертным, но казалось: он - Явление вечное, и не может перестать быть. Люди рыдали. Плакал старый отец. (Мать - нет.) Плакали Дмитрий с женой.

И все понимали, что потеряли Величайшего Человека. Но нет, и тогда ещё Дмитрий не понимал до конца, какого Великого, - надо было ещё годам и годам пройти, чтоб осознать, как от него получила вся страна Разгон в Будущее. Отойдёт вот это ощущение как бы всё продолженной войны - а Разгон останется, и только им мы совершим невозможное.

Был Емцов, конечно, не рядовой, не рядовой. Нерядового ума, энергии. На заводе не столько уж требовались институтские знания, сколько живо справляться с оборудованием и с людьми. Дома опять почти не бывал. А ведь уже и сын родился, - а когда воспитывать? времени ни чутельки. Но главный урок жизни он получил от директора Борунова.

Директоров сменилось несколько, держались по году, по полтора. Последнего, и с ним главного инженера, сняли "за выпуск некачественной продукции": нагрянули комиссии от безжалостного Госконтроля, от прокуратуры, завод остановили, допросы по кабинетам, все в жути. И вот тут новым директором вступил Борунов - рослый самодородный красавец, лет сорока. Не улыбкой, нет, но чем-то светилось на его лице уверенное превосходство: что он знает, как исправить любое положение.