- Пожалуй, что все, мэм. Кроме одного, конечно, - повторил Битцер.

- А-а! - протянула миссис Спарсит, помотав головой над чашкой чаю и отхлебывая большой глоток.

- Мистер Томас, мэм, - сомнителен он мне очень. Мне, мэм, не нравится, как он себя ведет.

- Битцер, - предостерегающим тоном сказала миссис Спарсит, - вы не помните, говорила я вам что-нибудь относительно имен?

- Виноват, мэм. Это верно. Вы сказали, что не любите, когда называют имена и что вообще лучше обходиться без них.

- Прошу вас не забывать, что я здесь в должности, - торжественно сказала миссис Спарсит. - Я облечена доверием, Битцер, доверием мистера Баундерби. Пусть в прошлом ни он, ни я не могли бы и помыслить о том, что он некогда станет моим принципалом и назначит мне ежегодную премию, - я все же обязана видеть его в этом свете. Мистер Баундерби всегда с таким глубоким почтением относился к моему общественному рангу и родственным связям, что лучшего я и ожидать не могла.

Напротив, действительность превзошла все мои ожидания. За это я должна быть преданной ему до конца. И я не считаю, не буду считать, не могу считать, - продолжала миссис Спарсит, выпуская весь свой запас нравственных правил и понятий о чести, - что я предана ему до конца, ежели я позволю, чтобы под этим кровом упоминались имена, которые, к несчастью, к величайшему несчастью - это бесспорно, - имеют касательство к нему.

Битцер опять стукнул себя костяшками по лбу и опять попросил извинить его.

- Да, Битцер, - заключила миссис Спарсит, - ежели вы скажете - одна личность, я вас слушаю; скажете мистер Томас - не взыщите.

- Конечно, мэм, кроме одной личности, - поправился Битцер.

- А-а! - повторила свой возглас миссис Спарсит, так же помотав головой над чашкой чаю и отпивая большой глоток, словно хотела подчеркнуть, что разговор возобновляется с той точки, на которой он прервался.

- Одна личность, мэм, - подхватил Битцер, - с самого того дня, когда она в первый раз вошла в нашу контору, повела себя не так, как надо. Это беспутный, расточительный лентяй. Он даром чужой хлеб ест. И не ел бы, мэм, не будь ему кое-кто родня и друг.

- А-а! - вздохнула миссис Спарсит, опять с грустью покачав головой.

- Я только надеюсь, мэм, - добавил Битцер, - что его родня и друг не снабжает его средствами на мотовство. Иначе, мэм, - мы ведь знаем, из чьего кармана шли бы эти деньги.

- А-а! - снова вздохнула миссис Спарсит и снова грустно покачала головой.

- Мне жаль его, мэм. Я имею в виду того, кого я упомянул последним.

- Да, Битцер, - отвечала миссис Спарсит. - Я всегда с жалостью взирала на это заблуждение, всегда.

- А что до самой личности, - сказал Битцер, понизив голос и подходя поближе, - то он такой же легкомысленный, как все в нашем городе. А вы знаете, мэм, что это значит. Кому же и знать, если не такой важной леди, как вы.

- Им бы надо брать пример с вас, Битцер, - сказала миссис Спарсит.

- Вы слишком добры, мэм. Но раз уж вы упомянули обо мне, то вот что я вам скажу. Я, мэм, уже отложил малую толику. Наградные, которые мне дают на рождество, я никогда не трачу. Я даже своего жалованья не проедаю, хоть оно и не бог весть какое. Почему я могу, а другие не могут? Что один может, то могут и другие.

Эта фикция тоже имела хождение в Кокстауне. Любой богач, начавший с шести пенсов и впоследствии наживший шестьдесят тысяч фунтов, постоянно задавал недоуменный вопрос - почему все шестьдесят тысяч окрестных рабочих не наживают каждый по шестьдесят тысяч фунтов, начав с шести пенсов, и даже как бы укорял их за то, что они не совершили сего несложного подвига. Что я сделал, то и вы можете. Почему же вы этого не делаете?

- Вот говорят, что им нужен отдых, нужны развлечения, - сказал Битцер. - Вздор и чепуха. Мне не нужны развлечения. Никогда в них не нуждался и впредь не буду. У меня к ним душа не лежит. А уж их союзы - я уверен, что многим из них, если бы они глядели в оба и доносили друг на дружку, кое-что перепадало бы, деньгами ли, или покровительством, и жилось бы им получше. Почему же они не стараются жить получше, мэм? Ведь эта первейшая цель всякого разумного существа, и они сами всегда этим отговариваются.

- Хороши отговорки! - сказала миссис Спарсит.

- И вечно-то они твердят, прямо до тошноты, про своих жен и детей, продолжал Битцер. - Вот поглядите на меня, мэм! Мне не нужны жена и дети. Почему же им нужны?

- Потому что они легкомысленны, - сказала миссис Спарсит.

- Да, мэм, - поддакнул Битцер, - именно. Будь они менее легкомысленны и развращены, что бы они сделали? Они бы сказали: "Покуда я один" или "покуда я одна" - как придется, - "мне нужно накормить только одного едока, и как раз того, кого я кормлю с особенным удовольствием".

- Еще бы! - подтвердила миссис Спарсит. надкусывая пышку.

- Благодарю вас, мэм, - стукнув себя по лбу, сказал Битцер, польщенный душеспасительной беседой с миссис Спарсит. - Прикажете подать еще кипяточку, мэм, или еще чего-нибудь принести?

- Пока ничего не нужно, Битцер.

- Благодарю вас, мэм. Не хотелось бы мне беспокоить вас, мэм, за едой, а пуще всего за чаем, - я ведь знаю, как вы его любите, - сказал Битцер, выворачивая шею, чтобы бросить взгляд на улицу, - но вот уже несколько минут какой-то господин смотрит на вас, а теперь он перешел улицу и, кажется, намерен постучать. А вот и стук, мэм, - наверняка это он стучит.

Он подошел к окну, высунул голову, потом втянул ее обратно и подтвердил свои наблюдения:

- Да, мэм, это он. Прикажете проводить его сюда, мэм?

- Не понимаю, кто это может быть, - сказала миссис Спарсит, вытирая губы и оправляя митенки.

- Надо думать, приезжий.

- Уж не знаю, зачем приезжему понадобился банк в такой час - разве только он пришел по делу и опоздал, - сказала миссис Спарсит. - Но я здесь на посту, вверенном мне мистером Баундерби, и что бы ни случилось, я свой долг исполню. Ежели принять его входит в обязанности, которые я взяла на себя, то я приму его. А это вы сами рассудите, Битцер.

Тут посетитель, не подозревавший о произнесенных миссис Спарсит великодушных словах, так громко стал колотить в дверь, что Битцер со всех ног кинулся отворять; а миссис Спарсит, на всякий случай припрятав маленький столик со всеми атрибутами чаепития в шкаф, поспешила наверх, дабы появиться, если будет надобность, с большей торжественностью.