Мама, однако, держалась молодцом.
- Ну, счастливо, маленький чемпион, - сказала она ему на прощание. - Я тебя люблю, крокодильчик.
Томми поцеловал маму в шею, и побежал к машине, чтобы первым занять переднее сиденье. И тут его прекрасное настроение была изрядно подмочено: впереди уже сидел доктор Ходивала.
Том не любил доктора, хотя знал его чуть ли не с рождения. Говорят, доктор даже принимал роды у мамы. Во всяком случае, делал маленькому Томми уколы и заставлял глотать горькие таблетки точно он. А потом, когда начались занятия в спортивном зале, доктор сам устанавливал нагрузки, следил за ходом занятий, вмешивался во всё... и именно он засёк Тома в раздевалке с инструктором по борьбе, когда тот объяснял Томми кое-какие интересные вещи. Ох, что было... Том знал, что именно благодаря доктору он такой сильный и здоровый, но благодарности почему-то не испытывал. К тому же папа платил доктору сумасшедшие деньги, он сам это слышал от папы "сумасшедшие деньги", когда подслушал один папин разговор. И ещё - ему очень не нравились глаза доктора. Не то чтобы злые, нет, но какие-то неживые. Такие глаза, поёжился Том, бывают у профессиональных убийц. Хотя доктор, наверное, закопал немало пациентов. Наверное, это профессиональное. Но глаза доктора Ходивалы Тому всё равно не нравились. Очень не нравились.
А теперь этот скользкий тип занял переднее сиденье.
Том разочарованно повертелся около машины, но пришлось садиться назад. Через пару минут появился и отец, как раз дошаркавший до противоположной дверцы и плюхнушийся на сиденье рядом с Томми.
- Мы едем в город, - объявил отец, - но сначала нам нужно быстренько заскочить в одно местечко. Это совсем ненадолго.
- Это куда же? - недовольно спросил Том.
- Нууу... - почему-то смутился отец. - Видишь ли... у нас там есть дело. Очень важное дело. Если хочешь, пойдём с нами.
- Вот ещё! - Том фыркнул.
- Хорошо, - папа неожиданно легко пошёл на попятный. - Тогда прогуляйся с Петером, он тебя сводит... куда-нибудь. А, Петер?
Томас аж почувствовал, как шофёр ухмыляется. Он давно уже обещал Томасу, когда тот станет взрослым, сводить его в одно Весёлое Заведение, где... Не всё же ему заниматься этим с мамой. И, может быть, он наконец попробует Настоящего Виски. Интересно, понравится ли ему? Наверное, да. В фильмах и играх все крутые пьют виски. Стакан за стаканом. Правда, сам-то он ничего крепче сухого красного вина он никогда не пробовал. Отец одно время зачем-то пытался приохотить его к содержимому старых пыльных бутылок, за которые он платил сумасшедшие деньги (он сам это слышал от мамы "сумасшедшие деньги"... тоже подслушивал, разумеется), но потом оставил эту затею. Но, главное, девочки, девочки... Они ехали недолго, но Тома переполняло от нетерпение. Казалось, машина еле движется.
Город! В городе Том бывал всего пару раз: когда они ездили "регистрироваться" (он так и не понял, что это такое, просто пришлось долго-долго сидеть в коридоре, потом его вызвали в какой-то кабинет, и заставили приложить палец к монитору, а потом выдали какую-то маленькую карточку, называемую "общегражданским паспортом"), и ещё за автомобильными правами. Водить машину научил Тома доктор Ходивала. Да, ездил он лихо. По-настоящему лихо. Но всё равно, Тому он не нравился.
Однако, на этот раз до города они не доехали. Ещё в пригороде машина затормозила около одного неприметного особнячка, окружённого, однако, железной оградой с сигнализацией. Ворот нигде не было видно.
- Это... это закрытый клуб, - объяснил отец. - Кое-что особенное. Специальное.
Томас тут же сообразил, что это, видимо, и есть Заведение с Шикарными Девочками. Да, денёк начался славно. Круто. А будет ещё круче.
Папа вытащил телефон и минуты три с кем-то разговаривал.
- Ну, иди, - наконец буркнул он. - Мы договорились.
- Папа, а что там? Девочки? - спросил, не удержавшись, Том.
- Ну... ты у нас взрослый парень, - опять буркнул отец: ему явно не хотелось пускаться в объяснения. - Можешь отправляться. Мы опаздываем.
Том вылез из машины. Кивнул шофёру, но тот покачал головой. Ага. Значит, за него папа платить не стал. Наверное, заведение и впрямь шикарное.
Часть решетки бесшумно отодвинулась в сторону, открывая проход. Том было чуть не споткнулся о металлический порожек. Он медленно шёл по газону, наслаждаясь тем редким, сладким испугом, какой бывает только в молодости, от предвкушения чего-то нового, опасного, но долгожданного. В голове крутились обрывки фильмов и компьютерных игрушек. Интересно, кто его встретит? Какая-нибудь мадам, хозяйка заведения, в платье с кринолином? Или девочка в неглиже? Или он зайдёт в пустую комнату, с камином, шкурой, баром в углу, и роскошным каталогом прелестниц в пергаментном переплёте? Или они будут сидеть у стены, опустив глаза, и ожидая, кого из них он выберет первую?
Тяжелая декоративная дверь отъехала в сторону. Он вошёл, стараясь не крутить головой. Небольшая комната. Ничего особенно роскошного. Камина нет. Кресло. Зачем-то письменный стол. Женщина в кресле.
Он не сразу узнал мать, а когда узнал, не поверил. Он никогда не видел у мамы такого лица. Такого... даже не усталого, не измученного, а просто безразличного.
Чья-то твёрдая, холодная рука взяла его за левое запястье, щёлкнули наручники. Он рванулся, но металл держал крепко.
- Спокойнее, сынок, - раздалось у него над ухом.
В комнате были люди. Люди в форме. Через несколько секунд он сообразил, что в комнате полно полицейских.
Его рука была прикована к запястью огромного негра в синей форме. Он смотрел на Томаса, и в его блестящих, как перламутровые пуговицы, глазах, ничего нельзя было разобрать. Совсем ничего.
- Я сержант Рэндл, полиция штата Нью-Йорк. Ты знаешь свои права?
Том вяло кивнул.
- Хорошо. Сынок, нам нужно выяснить у тебя кое-что, - пробасил сержант. - Ответь на два вопроса, и всё. Только думай, прежде чем отвечать. Кто эта женщина?
- Мама, - ошеломлённо произнёс Томми, и только после этого до него, наконец, дошло, что это и в самом деле полиция штата.
Ужас, сжимавший его сердце с того момента, как он увидел мать, несколько ослабил свою хватку. Как бы то ни было, перед полицией он чист. Чист, как никто. Значит, дело не в нём. Он нужен как свидетель. Свидетель чего? Неужели его родители в чём-то замешаны? Возможно, очень возможно. Они, но ведь не он. Отчаянный страх за себя тут же уступил место куда более комфортному чувству: страху за другого. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать: сейчас Том чувствовал облегчение, гигантское облегчение.