— В конце недели! — возмутился Нил. — Час назад они сказали, что им не составит труда привезти ее завтра!

— Как выяснилось, они погорячились. Та плита, что была у них на складе, бракованная. А таких габаритных плит они в запасе не держат, знаете ли. — Конор кивнул в сторону конторки портье. — Уже ходят слухи, что список блюд сильно сократится. Постояльцы очень расстроены.

— Кто проболтался?! — прошипел Нил и подскочил как ужаленный.

— Сами знаете, какой у нас народ… — промямлил Конор, уныло провожая глазами управляющего, который пулей вылетел из кабинета. Риган и Джек устремились за ним.

Тем временем в вестибюле бушевали новые страсти.

— Сию же минуту рвем отсюда когти! — орал какой-то тип, кипя гневом и желчью. — Я прикатил сюда исключительно ради вашей отменной стряпни. Моя-то безрукая и чая толком заварить не может! Я-то, дурак, надеялся, что отведу здесь душу! Ничего, мы найдем отель, где нам предложат сносный обед!

— Мы тоже уезжаем! — поддержала их другая пара. — Лучше уж поищем какой-нибудь кемпинг.

— Мы делаем все, что от нас зависит, — примирительно начал Нил. — Вы можете пройти в паб в двух шагах отсюда, где вам предложат отличную картофельную запеканку с мясом. Сегодня вечером мы организуем там ужин для наших гостей, если вы, конечно, не возражаете, и надеемся, что завтра нам доставят новую плиту. — В глубине души он понимал, что все его усилия напрасны. Пока кухня не заработает в обычном режиме, никто не захочет оставаться в замке. Его никто не слушал. Гости, столпившиеся у конторки, все больше распалялись, и, наверное, будет лучше, если они соберут вещи и покинут отель.

Нил повернулся к Риган и Джеку:

— Вы тоже уедете?

— Нет, — твердо ответил Джек. — Мы собираемся выследить и поймать Джейн и Джона Доу, да и права не имеем оставить вас в беде. Весь этот сыр-бор разгорелся из-за меня, а страдаете вы.

— Это верно, — устало кивнул Нил.

Риган обрадовалась, что Джек решил остаться. Помимо того, что им предстояла захватывающая погоня за Джоном и Джейн Доу, она была исполнена решимости выведать о Мэй Рейли — или о той незнакомке, которую видела прошлой ночью, — все, что только можно.

Покинув замок Хеннесси, Маргарет Рафтери тут же вскочила на велосипед и помчалась что было духу прямо к кладбищу у края деревни. Подойдя к могиле Мэй Рейли, она истово перекрестилась.

— Послушай, Мэй, — начала она с сильным ирландским акцентом. — Мне очень, очень жаль, что так вышло с твоей скатертью. Поверь, я просто сама не своя. Я слышала, каких трудов тебе стоило сплести ее. А они тебе так и не заплатили! И я нисколечко тебя не виню, что ты не оставляешь в покое этот замок. Так и должно быть. Все правильно… — От волнения голос ее прервался.

Резкий порыв ветра заставил Маргарет запахнуть темное шерстяное пальто, облегавшее ее пышные формы. На кладбище царила зловещая тишина; могильные плиты были мрачны и унылы, как, впрочем, и погода. Земля под ногами была вымощена камнем. Не осталось на этой земле скорбящих родственников, которые проливали бы слезы у могил своих близких, ибо и родственники тоже давно уже были на том свете (хотя одному Богу известно, что он из себя представляет). Теперь сюда наведывались лишь любопытные туристы с камерами в руках, которые, прохаживаясь среди могил, фотографировались на фоне самых старых надгробий.

На другом конце деревни, примерно на расстоянии мили к северу отсюда, находилось другое кладбище, там были похоронены родители Маргарет.

За долгие годы Маргарет наслушалась легенд и преданий о стародавних временах: о Мэй Рейли, о своих односельчанах, которые всю жизнь прожили в этой деревушке под названием Суррей и обрели последнее пристанище на маленьком погосте у околицы. Эти истории рассказывала ей мать, женщина добропорядочная и суеверная. Сидя у камина со спицами в руках, Брайди вязала очередной колючий шарф, по сотому разу пересказывая истории о местных жителях, которые уже давным-давно пребывали в мире ином.

— Мальчишка Салливан… Славный был паренек. Ты видела его могилку, дочка. Девчонка, от которой он просто голову потерял, была писаная красавица. Не пара, а загляденье! Но он взял да и помер от простуды, которую подхватил во время их медового месяца. Незадолго до того как ему умереть, его мать услыхала у себя под окном стоны баньши, вестницы смерти, но была уверена, что пришел черед ее мужа. Она чуть рассудка не лишилась от горя. Ведь если уж ты услышишь кининг — завывания баньши, значит, кто-то из твоих близких скоро отдаст богу душу…

— Об этом даже вспоминать не хочется. Его тело так и не нашли. В результате они решили, что его унесли духи, которые…

— Каждую ночь он просиживал штаны в пабе. А все потому, что жена его была черствая как сухарь. Должна признать, я не виню его за то, что его не тянуло домой. Но когда он начал играть на деньги… Все, это был конец…

Но ее коньком была трагическая история Мэй Рейли.

— Жила-была одна женщина. Родители у нее рано умерли, и воспитал ее родной дядя. Искусству кружевницы она научилась у одной монахини, которая была родом из Франции. И это было за долгие годы до того, как у нас узнали об искусстве кружевоплетения. Как печально, что она только под конец жизни нашла применение своему таланту! Если бы Мэй Рейли пожила подольше… Кто знает, каких высот она смогла бы достичь. А то, как они с ней поступили… Стыд и позор! Во всем мире не сыщешь подобной кружевной скатерти! Можешь мне поверить! И ее душа никогда не будет покоиться с миром. Так или иначе, она умерла из-за этих Хеннесси. Они отправили ее на тот свет!..

Когда сорок лет назад юная Маргарет устроилась в замок Хеннесси горничной, ее мать просто места себе не находила. В ушах Маргарет до сих пор звучат ее слова:

— Ты что, забыла, что Мэй Рейли тоже работала на Хеннесси? И посмотри, что с нею стало! Будь осторожна, Маргарет. На их земле дуют нехорошие ветры, а в стенах замка притаилось зло. С тех пор как бедняжка Мэй отдала богу душу, семью Хеннесси преследовали неудачи. Говорю тебе, это место проклято!

— Мам, но это всего лишь работа, — возражала Маргарет.

— Верно, но я хочу, чтобы ты знала, во что ввязываешься.

— Все беды Мэй начались после того, как она сплела для Хеннесси эту скатерть. Они решили, что она не заслужила той награды, на которую рассчитывала, поскольку она и так получала жалованье.

Мать посмотрела ей прямо в глаза и твердо проговорила:

— Быть может, это произойдет не сегодня и не завтра. Но что-то непременно произойдет. Попомни мои слова.

Теперь, стоя на пустынном кладбище, Маргарет отчаянно выкрикнула:

— Мама оказалась права! Она всегда была права! Мэй Рейли, теперь я все сделаю как надо! По справедливости!

Маргарет вскочила на велосипед и помчалась по главной улице, направляясь к узенькой боковой тропинке, которая вела к выезду из деревни. В отдалении раскинулось бескрайнее пастбище, поросшее сочной изумрудно-зеленой травой. Ее собственный домишко находился в трех милях отсюда. Маргарет изо всех сил нажимала на педали, пытаясь прибавить скорость. Когда она проезжала мимо кладбища, на котором покоились ее родители, ее вдруг пронзило острое чувство вины. Как это ни печально, с этим чувством она жила уже много лет. Развернув велосипед, она проехала по траве и, остановившись у могилы родителей, быстро пробормотала короткую заупокойную молитву. А потом — еще более короткую — за упокой своего недавно почившего мужа, чье надгробие высилось неподалеку. Положа руку на сердце, Ангуса едва ли можно было назвать идеальным мужем. Все тридцать восемь лет их супружеской жизни Маргарет только и делала, что стирала да стряпала, воспитывала их сына, который теперь жил в Дублине, продолжая при этом работать горничной в замке. За всю жизнь Ангус ни разу не выказал своих чувств, за исключением тех случаев, когда ему хотелось высмеять ее, поиздеваться над тем, что ей нравилось. «Эта твоя затея яйца выеденного не стоит!» — частенько говаривал он. Что ж, может в конечном счете Ангус был прав!