— Да вроде бы… Он, вроде бы, с сумкой большой шел… А с ней разве туда попрешься? На входе куда? В подвал, что ли? Хотя, кто их знает, негров-то? Олег-сантехник говорил, что на этого, синенького, как баклажан, он в полутьме наткнулся. Испугался даже…

— А что у вас там, в подвале, света нет, что ли?

— Да лампочка там перегорела…

— А что новую не вкрутите-то?

— Да электрики наши, шеф, такая сволота… такая сволота! Управы на них нет! Что-то у них там, в подвале, с проводкой' случилось, ну не идут туда, хоть под дулом пистолета веди, не идут.

— А что так?

— Да брезгуют. Чистюли чертовы!

— Чего брезгуют? Подвала?

— Да нет, шеф. Олега…

— Как так?

— Олег-то, по профессии своей, чаще в подвале обитает. Ему что?! Он вони почти совсем не чует! Он, этот сантехник чертов, считает, что в подвале лучше него никто не разбирается. Ответственный по натуре. Мы его «Подвальных дел мастером» зовем.

— А за что его брезгуют-то, электрики? Олега этого?

— Так он, Олег, все лезет и лезет в их электрические дела!

— В дела электриков лезет, что ли?

— Ну да. Он, Олег-то, может руки в дерьмо засунуть и… даже об штаны не обтерев, по лбу электрика щелкнуть за то, что он в подвале мало чего шурупит.

— Неужели щелкал он кого-нибудь… такой рукой?

— Щелкал, сволочь, щелкал… Серегу-электрика, который уволился, щелкал. Пятно даже, говорят, осталось… коричневое. Жалко Серегу, толковый был, хоть и пил. Ну, сам понимаешь, шеф, текучка у нас, текучка…. Из-за Олега, мне кажется, многие увольняются.

— Всех щелкает, что ли?

— Да почти всех, кто к нему в подвал суется!

— А Олега-то, что, держите, если…

— Щелкает, что ли?

— Ну… да.

— Знаешь, шеф, не каждый человек голову в дерьмо засунет. А Олег спокойно сует. Ценный кадр…

— М… — да.

— Но он, Олег этот, зараза, целый день с этой головой ходит, да и щелкает еще! Я с ним, конечно, политработу проводил, даже за… руку… в душ для сантехников водил, но там, понимаешь, шеф, кран протекает, мочалкой затыкали… Сапожники без сапог, блин!

— М… — да.

— Попробуй, шеф, найди таких кто… сует?! Когда последний раз Олег совал, то, сам понимаешь, муть помешала вентиль обнаружить. А Залифы, главной медсестры, не было на месте, сам знаешь. Но… и без марли обошлись. Олег почти плавал в… но обнаружил… рукой. Потом я, как руководитель, удостоверился…

— Ты тоже совал, что ли?

— Что?

— Руку.

— Да, шеф, совал. По плечо. До сих пор вонь справа чую. Вечером помыться планирую…

— Я не понял, так этот самый — синенький — в подвале был или нет? — решил уточнить я.

— Да был, наверное, шеф… Олег врать не будет. Говорит, видел. А он всегда в подвале обитает, Олег-то.

— Он, что, тоже в подвал… за этим ходил?! — опешил я.

— Кто?

— Да синенький, этот!!!

— Ходил, наверное… У них, у негров-то, сам понимаешь, шеф, культура ниже, чем у нас, — гордо поднял голову завхоз.

— Точно помню, был такой негр, — припомнил я. — Синеватый… Зеленку на его лице я не мог разглядеть, когда оперировал. Зеленый цвет на синем фоне не видать. Боялся не в том месте скальпелем разрез сделать… Так он же, вроде… фиолетовым был?

— Синим, точно синим, шеф!

— Таких негров не бывает.

— Олег, если хочешь, подтвердит. Удивился, говорит, когда синего увидел…

— В подвале?

— Ну…, Олег иногда и на поверхность выходит. Но в подвале видит лучше, зрение у него, говорят, ночное, как у кота или…

— Давайте, короче, выгребайте эту грязь из подвала! — разговор с завхозом начал меня утомлять.

— Как, шеф?

— Думайте давайте! Подключите Олега, который… в подвалах все знает. Ему же там обитать!

— Ладно, шеф! Щас совещание соберу! — важно произнес завхоз, закрывая дверь.

Я снова взялся за авторучку и с удовлетворением отметил, что она желтого, а не… коричневого цвета. Мысли постепенно стали набирать обороты.

— Странная штука — тупость! — подумал я.

Я понимал, что одинаковых по умственным способностям людей не бывает. Более того, способности людям даются разные: кто-то силен в амурных делах, кто-то — в электрических, а кто-то… в подвальных. Способности, видимо, и определяют то состояние души, когда человек чувствует себя полноценным. Кто-то свою жизненную полноценность находит в политике, кто-то — в хирургии, кто-то — в электричестве, а кто-то… в подвалах. Как говорится, кто на что горазд! Слово «горазд» у меня ассоциируется со словом «педераст», поскольку я с молодости помню дворовые стихи. Кто мужчин любить горазд Тот, наверно, педераст! Яот одного человека слышал даже такую фразу — «Настоящая Любовь — это однополая любовь!» Я даже видел людей, склонных к «неестественно-задней любви», но признаюсь, что для меня понятие Любовь обязательно связано с образом женщины. Уж кто на что горазд, как говорится!

Слово «горазд», на мой взгляд, в более широком смысле связано с понятием «призвание». Самое страшное, если человек не нашел своего призвания, — ходит хмуро так, с недовольным лицом, и вечно ворчит. Ворчуны, мне кажется, и есть те люди, которые не нашли своего призвания. А ты, нормальный человек, который «нашел себя», все время чувствуешь себя виноватым перед ним, ворчуном, будто бы именно из-за тебя этот человек не нашел своего призвания. Ты долго терпишь их ворчание, порой очень долго… но рано или поздно «взрываешься» на ворчуна, обзывая его всякими там плохими словами, среди которых чаще всего звучит смачное русское слово «брюзга».

Брюзжащих людей, как правило, никто не любит. Почему? Да потому что люди подсознательно чувствуют, что брюзга не любит ни Бога, ни черта, ни женщину, ни мужчину… а любит только самого себя. Ему, брюзге, конечно же, трудно научить других чему-либо, потому что он, не найдя себя в жизни, может только брюзжать.

А вообще-то, хотелось бы дать совет ворчунам — научитесь любить! Постарайтесь любить! Натужно постарайтесь, даже несмотря на свой возраст! Если некого любить, полюбите что-либо — профессию, занятие, даже «бзик» свой, в конце концов, полюбите! Но полюбите! И тогда в вас вольется энергия, такая необычная и светлая энергия, что даже… поганый подвал засветится розовым светом.

Любви хотят все. Все люди едят, пьют, делают зарядку, и при этом… всегда хотят любви. Нет человека, который не хотел бы любви, пусть даже мало-мальской, но любви. Любви хотят даже в сугубо мусульманских странах, где женщина, скрытая под паранджой, явно не взывает к любви, хотя загадка всегда влечет, а вдруг под паранджой обнаружится такое… такое… что… ни словом сказать ни пером описать. Но чаще всего, из-под паранджи вылезает «такое», что… лучше бы и не вылезало!

Однажды я приехал с показательными операциями в государство Пакистан, где живут люди индийской внешности. Паранджу их женщины не носят, но… все время как бы порываются ее надеть. Хочется им что-то паранджу надеть, как велят их обычаи, но жарко в ней и противно ходить, в парандже-то, да и плохо видно через это сито. Да и губы хочется вывернуть и показать всем пакистанским мужчинам в… красивых белых кальсонах и рубашках навыпуск. Ну… мода у них такая — в кальсонах ходить. Не по нашенски это — в кальсонах-то ходить, но им, пакистанцам, виднее.

И вот в этом самом Пакистане встретил я операционную сестру по имени Шахзада. Умная такая, и без паранджи. Но в платке. И в платье до пят. И запястья закрыты материей. Все как надо, в общем. Кальсоны тоже у нее были, но цветастые; они при ходьбе из-под платья выглядывали.

А руководил этой клиникой, где я оперировал, некий профессор Хаким — худой такой мужчина неопределенного возраста… лет этак от 60 до 120. Руки у него висели как плети, почти до колен, он мог даже колено почесать, не сгибаясь. А глаза у него были тусклые-тусклые, как бы подчеркивая нелегкую пакистанскую жизнь.