Девушка тихо улыбнулась.

— Да, пожалуйста, если бы уснуть! — произнесла она.

— Вы ведь мне верите? Знаете, что я не хочу вам зла?

— О, да!.. Да!.. Знаю! — проговорила девушка.

— Тогда пойдемте!

Трофимов вывел ее в свою гостиную, усадил на спокойное кресло и, став сзади нее, поднял руки над ее головою.

"Авось нынче удастся!" — подумал он.

— О, да!.. Нынче удастся… — громким, твердым и радостным голосом ответила она на его мысль.

Девушка уже была в состоянии транса и по скорости, с которой она поддалась, Трофимов видел, что сегодня, действительно, можно заставить ее видеть на далекое расстояние.

— Сегодня я увижу далеко! — снова ответила она бодро.

— А это не утомит тебя? — спросил Трофимов.

— Нет.

— И не сделает тебе вреда?

— Нет, нет.

— Тогда следи за тем, что я представляю себе. Что ты видишь?

— Я вижу замок… ворота… часового… Вижу двор… он покрыт грязным снегом… и дорожки протоптаны по нем…

— Маленькую дверь во флигеле ты видишь?

— Вижу… она заперта… и на ней висит молоток…

— Войди за ту дверь, смотри и говори, что увидишь!

— Я вижу сени… каменный пол… шкаф с посудой…

— Там никого нет?

— Никого…

— Дальше!

— Дальше… комната маленькая со столом… на стуле у двери сидит человек…

— Ты знаешь его или нет?

— Это — Баптист!.. — вдруг дрогнувшим голосом проговорила Луиза. — Он дремлет на стуле… слышен звонок… он вскочил… идет… отворяет дверь… Баптист, наш милый, добрый Баптист…

— Куда он вошел?

— Опять комната… лампа… я ее помню… у стола в креслах… оборачивается… Отец! — крикнула она. — Отец!.. Я вижу его!

Трофимов быстро протянул руку над нею, она смолкла, откинулась на спинку кресла, и тихое, ровное дыханье ее показало, что она погрузилась в спокойный сон.

— Значит, это ее отец, я не ошибся! — пробормотал Трофимов и быстро вышел из комнаты по направлению к лестнице.

Там он велел подать себе плащ и приказал лакею, чтобы в доме была тишина и барышню оставили спать в гостиной.

— Ты мне отвечаешь за ее покой тем, что сказано тебе "ищите!", — сказал он лакею.

— И найдете, — ответил тот, склонив голову.

Он вышел, кликнул извозчика, сел и не торгуясь сказал ему, куда ехать.

Извозчик, зная, что без торга садятся господа, щедрые на плату, погнал свою лошадь.

Трофимов подъехал к воротам, за которыми стоял домик, где жила Августа Карловна со своими квартирантами.

У ворот, прислонившись, стоял тщедушный человечек, следивший за Варгиным.

Трофимов, вылезши из санок и проходя в калитку, на ходу спросил у того:

— Он пришел?

— Только что.

— По дороге шел бодро?

— Так что я едва поспевал за ним.

— Значит, ничего не случилось?

— Нет.

— Хорошо; можешь идти теперь.

— А завтра? Опять нужно следить?

— Нет, пока не нужно. Теперь и так обойдемся.

И Трофимов прошел в калитку и направился по мосткам в домик к Августе Карловне.

Она была дома, как всегда, и на этот раз не была занята, потому что никого из посетителей у нее не было.

Она приняла Степана Гавриловича у себя в спальне, с картами в руках, но, как только увидела Трофимова, сейчас же положила карты, встала и почтительно присела, с серьезным, деловитым лицом.

Теперь, когда они были наедине, сразу было видно, что они давно знают друг друга и что Августа Карловна относится к Степану Гавриловичу с большим уважением, граничащим почти с подчинением.

Трофимов кивнул ей головой и, как свой человек, сел к столу.

— Послушай, Розалия, — проговорил он, — мне нужна твоя служба!

— Приказывайте! — с чувством произнесла Августа Карловна, по-видимому, еще послушнее откликаясь на имя Розалии.

— Дело не особенно сложное, но для этого надобно оставить Петербург.

— Навсегда? — с некоторым испугом спросила Розалия-Августа Карловна.

— Нет, — спокойно, не замечая ее испуга, ответил Трофимов, — может быть, ненадолго.

— А моя практика? — решилась полюбопытствовать она.

— Практика не пострадает. Здесь все останется по-прежнему, и ты вернешься сюда, а за услугу получишь больше, чем заработала бы практикой за то время, на которое оставишь ее.

Лицо Августы Карловны расплылось в улыбку.

— С вами всегда приятно иметь дело, господин…

— Тс… — остановил ее Трофимов, боясь, что она произнесет имя, которое не нужно было, чтобы она произносила. — Осторожность, Розалия!

— Слушаюсь, господин!

Они разговаривали на немецком языке, которым Трофимов владел так же хорошо, как и французским.

— Так слушай! — продолжал Степан Гаврилович. — Ты должна сопровождать молодую девушку, увезти ее из Петербурга и беречь как зеницу ока.

— Слушаю! — опять повторила Августа Карловна. — Когда нужно приготовиться к отъезду?

— Завтра.

— Так скоро?

— До завтра еще целые сутки.

— Слушаю.

— А что жилец?

— Который уехал?

— Да нет, который остался!

— Не знаю; кажется, только что вернулся откуда-то.

— Пойди посмотри!

Августа Карловна пошла, заглянула в комнату Варгина и вернулась, укоризненно качая головой.

Она нашла художника растянувшимся посреди комнаты и храпевшим во всю мочь.

— Нехорошо! — заявила она. — Он, кажется, вернулся пьяный, лег на пол и заснул. До сих пор никогда этого с ним не было.

Трофимов невольно улыбнулся, вспомнив, что, давая приказание Варгину, не сказал ему лечь на постель, и тот слишком уже буквально исполнил его волю, пришел домой и лег спать посреди комнаты.

— Я пройду к нему, — сказал Трофимов, — оставь меня одного с ним! Он не пьян — бедный малый находится, вероятно, в обмороке.

Он отправился к Варгину, вошел в его комнату и плотно затворил за собой дверь.

Фигура художника на полу была довольно своеобразна. Варгин, должно быть, воображая себя на постели, лежал, подогнув одну ногу, положив руку под голову, а другую руку держал у шеи, как бы натянув ею одеяло, не желая его выпустить.

Трофимов нагнулся над ним, тронул его за голову и, отчеканивая каждое слово, стал внушать ему:

— Ты проснешься через четверть часа и забудешь все, что относится к молодой девушке, которую ты видел сегодня со мной, забудешь так, как будто не знал о ней никогда и не слыхал. Ты исполнишь?

— Да-а-а! — сквозь храп протянул Варгин. Трофимов кивнул головой и направился к двери.

— Через четверть часа он проснется как встрепанный! — сказал он Августе Карловне прощаясь. — А завтра вы приедете ко мне с вещами и скажете здесь всем, что уехали на некоторое время по делам в Финляндию.

Через четверть часа Варгин встал как ни в чем не бывало и нисколько не удивился, что лежал на полу.

Он умылся, причесался, спросил себе обедать и ел с большим аппетитом, находясь, по-видимому, в отличном и веселом расположении духа.

На другой день он пошел на работу дописывать богиню на потолке и, вернувшись домой, застал у себя молодого Силина вместе с его отцом.

Те его ждали.

Молодой Силин, напрасно просидевший накануне целый день дома в ожидании Варгина, который обещал приехать прямо от Трофимова, сегодня собрался к нему, но отец ни за что не хотел отпустить его одного и приехал вместе с ним.

Варгин встретил их очень радушно и сейчас же заговорил с молодым Силиным о рисовании и предложил ему со следующего дня начать уроки.

— Какие уж тут уроки? — возразил старик Силин. — Ведь мы уезжаем! Так уж об уроках говорить нечего.

— Вы уезжаете? — удивился Варгин. — Неужели? Почему же вы уезжаете?

Он так добросовестно забыл по внушению Степана Гавриловича все, что касалось молодой девушки, что даже не помнил теперь о сборах Силиных в дорогу, потому что эти сборы были следствием случая с Александром, спасенным молодой девушкой.