Какие же это были перемены?

Они сводились, главным образом, к увеличению народонаселения планеты. «Проектировавшийся» ребенок Нюры в свое время благополучно появился на свет и оказался прелестной брюнеткой, с черными, глубокими, как полагается, глазами, очень похожий на своего отца. У Тамары и Лизы родилось по сыну. В общем, к концу кимовского года население планеты, считая маленького Кима, которому было уже четыре с половиною года, увеличилось на четыре человека, а за вычетом двух погибших — на два.

Теперь в трех комнатах одинокого кубического дома раздавались детский крик и плач, а в четвертой — отчетливый говор и топот ножек Кима. Но это был ребенок подвижной и резвый, и, конечно, не только «его комната», но и все помещения дома по нескольку раз в день удостаивались его посещения. Он был всеобщим любимцем. Тогда как остальные дети были еще слишком малы, чтобы с ними можно было считаться, как с настоящими людьми, Ким постепенно и незаметно превращался во вполне сознательное существо, он уже начинал быть собеседником: в его лице коммуна приобрела настоящего нового члена, уже настойчиво-пытливого, любознательного и жадного к впечатлениям окружающего мира.

Его нельзя было дольше держать в замкнутом мирке алюминиевого дома. Он рвался наружу — туда, где ежедневно бывала мать, где по нескольку раз в день бывали члены коммуны, поддерживавшие оживленную связь с ракетой и источником перекиси водорода.

Надо полагать, что гениальный профессор Сергеев, если не предвидел, то смутно предчувствовал возможность длительного пребывания наших путешественников вне Земли. Только этим можно объяснить то обстоятельство, что количество запасных термосных костюмов было очень велико — «целый магазин», как выразилась Нюра. Однако профессор и предчувствовать не мог бы, что когда-нибудь у межпланетных Робинзонов появятся дети. Все костюмы были рассчитаны на взрослых людей. Изрезав и раскроив один из этих костюмов, сшили детский костюмчик для Кима, при чем для скафандра пришлось даже, по неопытности, испортить несколько больших скафандров. Глазные стекла остались все же непомерно велики. Зато воздушный резервуар был сделан на славу и свисал над грудью точно таким же неуклюжим и безобразным мешком, как у взрослых. Семен принимал живейшее участие в пошитии костюма для Кима.

Мальчик ни за что не хотел влезать в такое ужасное сооружение. С большим трудом удалось объяснить ему необходимость этого для выхода из дому. В конце концов, он подчинился, хотя с сильным недовольством.

Зато он был вознагражден обилием новых впечатлений. Солнце и небо, которые он и раньше видел в окна дома, не поразили его так, как пространство. Маленький горизонт казался ему огромным после комнат дома. Можно было итти без конца, не встречая стен или каких-нибудь препятствий. Это было невероятно, чудесно. Но очень далеко ему не давали уходить, к тому же — ни на шаг не отпускали без взрослых, боясь, что он еще не освоился с термосным костюмом. Однако он быстро приобрел необходимую сноровку в обращении с ним.

Взрослые члены коммуны уже почти в совершенстве приспособились к уменьшенной силе тяжести. Однако нет-нет, кто-нибудь и забудется и, употребив преувеличенное напряжение, выкинет пресмешное сальтомортале или, перелетев неожиданно-большое расстояние, ткнется носом в землю.

С Кимом этого не случалось. Рожденный на малой планете, он с первых, еще бессознательных движений жил в сфере уменьшенной тяжести, и для него она была вполне нормальной. Он спокойно двигался, ему не приходилось рассчитывать движения. Понятие «шаг» не существовало для него: с самого начала он инстинктивно прибегал к наиболее удобной форме передвижения — прыжкам. Решительно в его лице зарождалась как бы новая раса.

Но, разумеется, не только в его лице. Так же чувствовало себя и все новое поколение планеты Ким. Старшей из них, после Кима, была черноглазая Майя, дочь Нюры. Всего на год моложе Кима, она была его любимой подругой. Девочка быстро развивалась.

Постоянное пребывание в тесном общении со взрослыми придавало детям некоторую внешнюю солидность и медлительность, которые, однако, нередко преодолевались природной их живостью. Благодаря тому же непрерывному общению со взрослыми, детская речь была правильна и отчетлива.

Сыновья Тамары и Лизы — Владимир и Рэм — были еще малышами, но и они пользовались деятельным вниманием со стороны всех взрослых членов Коммуны.

Следующая встреча с метеорным роем должна была произойти в 1947 году, приблизительно 4 ноября. За все эти 4½ земных года в жизни коммуны планеты Ким, кроме уже описанных, никаких особых перемен не произошло. Все шло своим чередом, фабрика газов и воды работала медленно, но непрерывно, и запас баллонов с газами неуклонно увеличивался.

Жизнь в значительной мере облегчилась из-за обилия воды. Теперь ее хватало для всех вдоволь, и не только для питья, но и для умывания. Водяной паек был отменен, как только выяснилось, что легко можно обойтись без него.

Еще один, очень существенный результат дала находка Семена: вода, получавшаяся после разложения перекиси водорода, не имела противного отсутствия вкуса дистиллированной воды. Вкус ее был приятен и напоминал свежую дождевую воду. Семен и Федя заинтересовались этим и произвели ряд анализов, желая выяснить ее состав. Но, так как их лаборатория была далеко не совершенна, и они не имели в своем распоряжении всех нужных реактивов, то эта задача им не удалась. Можно было сделать только один несомненный вывод — проходя под почвой, перекись водорода растворяла в себе какие-то вещества: после выделения части кислорода, они оставались растворенными в воде.

Во всяком случае, это обстоятельство очень облегчило жизнь кимовцев, сильно страдавших от «безвкусия» своей лабораторной воды.

На их настроение эта перемена оказала самое благотворное влияние.

За весь кимовский год нового падения метеоров не произошло. Очевидно, орбита планеты Ким пересекалась только одним роем.

Приближался срок, годовщина гибели Петра. Уже с половины октября Семен стал принимать меры предосторожности, уговаривая товарищей выходить из дому лишь в случае крайней необходимости. Друзья неохотно слушались его: ужасное впечатление от падения метеоров успело стереться из памяти.

Но Тер-Степанов был настойчив. В конце концов, ему удалось добиться, чтобы с 1 ноября все прочно засели дома, и работа по добыванию газов и воды была приостановлена.

Время тянулось медленно, заточение было утомительно. Встреча с метеорами запоздала не более, чем на пять суток по земному времени. 9 ноября раздался первый удар камня по крыше. А затем, в течение ряда часов, уже знакомый, хорошо запомнившийся гром и скрежет. Теперь эти звуки, все-таки, уже не производили такого впечатления, как в первый раз. Но воспоминание о гибели Петра, примешивавшееся к ним, тяготило кимовцев. К тому же, звуки, сами по себе, были невыносимы. К концу падения метеоров нервы у всех были сильно потрепаны. Ужасные эти звуки произвели особенно сильное и тяжелое впечатление на детей, привыкших к вечному безмолвию планеты.

Прошло несколько часов после наступления полного затишья. Люди вышли из дома, чтобы начать обычную жизнь и работу. Много новых метеорных воронок прибавилось кругом. Люди сравняли те из них, которые оказались на могильных холмах. Поправили несколько кольев, сбитых камнями — впрочем, таких испорченных вех оказалось совсем немного.

К радости кимовцев, среди вновь выпавших в окрестностях поселка метеоров оказалось много алюминиевых — теперь это было особенно на-руку.

Работы по доставке перекиси водорода и добыванию газов вновь пошли полным ходом.

А в это время на Земле…