Джек занят игрой в гольф. Я думаю, что у него хватит способностей, чтобы стать профессионалом, но недостаточно, чтобы жить на это.

В любом случае, возвращаясь в шестидесятые, это был Гай, кто курил травку и вызывал скандалы. Он считал, что его отец — капиталистический сукин сын, и говорил это ему при любой возможности. Предполагаю, что Гай попал в довольно неприятную переделку — мы говорим об уголовщине- и Бадер, в конце концов, выгнал его. Как утверждает Донован, его отец выдал Гаю кучу денег, десять тысяч наличными, его долю, тогда еще скромного, семейного состояния. Бадер велел парню убираться и не приходить назад. Гай Малек исчез, и с тех пор его никто не видел.

Это было в марте 1968. Ему было тогда двадцать шесть, значит сейчас должно быть сорок три. Мне кажется, его уход никого не опечалил. Возможно, это было облегчением, после того, через что он заставил пройти семью. Рона умерла на два месяца раньше, в январе того же года, и Бадер отправился к своему адвокату с намерением переписать завещание.

Ты знаешь, как это делается: «Причина того, что я ничего не оставляю в этом завещании моему сыну Гаю заключается не в недостатке любви и привязанности с моей стороны, а просто в том, что я содержал его всю свою жизнь и чувствую, что этого содержания более, чем достаточно и т. д и т. п». Правда в том, что Гай стоил ему много денег, и ему это надоело.

Итак, занавес закрывается, занавес открывается. В 1981 году адвокат Бадера умирает от сердечного приступа, и все документы Бадера возвращаются к нему.

Я вмешалась:

— Извини. Это всегда так делается? Я думала, что документы остаются в собственности адвоката.

— Зависит от адвоката. Может быть, Бадер настоял. Я точно не знаю. Предполагаю, что он был силой, с которой считались. Тогда он уже был болен раком, от которого и умер. Еще у него был инсульт, вызванный всей этой химеотерапией. В таком состоянии он, наверное, не хотел возиться с поисками нового адвоката. Видимо, с его точки зрения, его дела пребывали в порядке, а что он делал со своими деньгами, никого не касалось.

— Ой-е-ей. — Я не знала, чем кончится дело, но чувствовала, что ничем хорошим.

— Вот именно, ой-е-ей. Когда Бадер умер две недели назад, Донован просмотрел его бумаги.

Единственное завещание, которое он нашал, Бадер и Рона подписали в 1965 году.

— Что случилось с позднейшим завещанием?

— Никто не знает. Может быть, адвокат написал черновик, и Бадер взял его домой просмотреть. Он мог передумать. Или подписал и решил уничтожить его позже. Факт в том, что его нет.

— Так он умер без завещания?

— Нет, нет. У нас есть его раннее завещание, которое было подписано в 1965 году, до того, как Гай растворился во тьме.

Оно подписано и оформлено как положено, что значит, если никто не опротестует, Гай Малек является наследником, и ему причитается четвертая часть состояния его отца.

— Донован будет протестовать?

— Не он меня беспокоит. Завещание 1965 года дает ему контроль над семейным бизнесом, так что в любом случае он будет в шоколаде.

Это Беннет поднимает шум насчет опротестования завещания, но у него нет никаких доказательств того, что позднейшее завещание существовало. В любом случае, это все может быть зря. Если Гая Малека сбил грузовик, или он умер от передозировки много лет назад, тогда нет никаких проблем, если только он не обзавелся собственными детьми.

— Все усложняется, — сказала я. — О какой сумме мы говорим?

— Мы все еще над этим работаем. Собственность сейчас оценивается примерно в сорок миллионов долларов. Конечно, большой кусок достанется государству. Налоги от пятидесяти до пятидесяти пяти процентов. К счастью, спасибо Бадеру, у компании очень мало долгов, поэтому у Донована будет возможность брать кредиты.

Кроме того, выплата налогов может быть отсрочена, согласно секции 6166 Налогового кодекса, так как Малек Констракшн составляет больше 35 % от общего состояния.

Возможно, мы найдем оценщиков, которые оценят собственность пониже, а потом будем надеяться, что налоговая служба не будет возражать, если на аудите появится более высокая цена.

Отвечая на твой вопрос, скажу, что мальчики, наверное, получат по пять миллионов баксов каждый. Гаю очень повезло.

— Только никто не знает, где он.

— Это точно.

Я немного подумала.

— Это должно было быть шоком для братьев — узнать, что Гаю причитается такая же доля наследства.

Таша пожала плечами.

— У меня была возможность поговорить только с Донованом, и он кажется вполне благодушным на этот счет. Он будет действовать как администратор. В пятницу я отдаю завещание в суд на утверждение. Донован просил меня не торопиться из-за Беннета, который все еще убежден, что позднейшее завещание обнаружится.

Пока что имеет смысл попробовать найти Гая Малека. Я подумала, что мы можем нанять для поисков тебя, если захочешь.

— Конечно, — быстро ответила я. Ломаться не было смысла. Дело в том, что я люблю разыскивать пропавших людей, да и обстоятельства были интригующими. В этом деле реальность пяти миллионов должна облегчить мою работу.

— Какая информация у нас есть о Гае? — спросила я.

— Тебе нужно поговорить с Малеками. Они тебе все расскажут.

Она нацарапала что-то на обороте визитной карточки, которую передала мне.

— Это рабочий телефон Донована. Я написала домашний адрес и домашний телефон на обороте. Конечно, все «мальчики», кроме Гая, до сих пор живут вместе в доме Малеков.

Я изучила записи и не узнала адрес.

— Это в городе, или нет? Никогда не слышала.

— Это в пределах города. Наверху, на холмах.

— Я позвоню им сегодня днем.

Я шла домой вдоль бульвара Кабана. Небо прояснилось, и температура поднялась выше +10 градусов. Вообще-то, был конец зимы, и нахальное калифорнийское солнце было не таким теплым, как казалось. Загорающие покрывали песок, как обломки кораблекрушения, оставленные высоким приливом. Их полосатые зонтики говорили о лете, хотя новому году исполнилась всего неделя.

Вода должна была быть ледяной, соленая, щиплющая глаза вода, где дети плескались в волнах и погружались в взбаламученную глубину.

Я слышала их тоненькие крики, возвышавшиеся над рокотом прибоя, как у любителей адреналина на американских горках, ныряющих в ледяной ужас. На пляже мокрая собака лаяла на них и отряхивалась. Даже на расстоянии я видела, как ее грубая шерсть разделялась на слои.

Я свернула налево на Бэй стрит. На фоне задника из вечнозеленых растений роскошная ярко-розовая и оранжевая герань плохо сочеталась с анилиново-красными бугенвиллиями, свисавшими с оград.

Я лениво размышляла, с чего начать поиски Гая Малека. Он исчез восемнадцать лет назад, и перспектива разыскать его не казалась такой уж розовой. Такая работа требует изобретательности, терпения и систематизации, но успех иногда зависит от чистой удачи и небольшого волшебства. Попробуй выставить за это счет клиенту.

Вернувшись домой, я смыла косметику, переобулась в кроссовки и заменила пиджак на красную толстовку. Внизу, на кухне, я включила радио и нашла канал с марафоном Элвиса, который продолжался. Подпевала «Jailhouse Rock», пританцовывая вокруг гостиной.

Достала карту города и разложила на кухонном столе. Я опиралась на локти, все еще танцуя задней частью, когда нашла улицу, на которой жили Малеки. Вердуго был узким переулком, зажатым между двумя параллельными улицами, спускавшимися с гор. Это не было районом, который я хорошо знала.

Я положила визитку Донована на стол рядом с картой, дотянулась до телефонной трубки и набрала номер, напечатанный с лицевой стороны. Меня перенаправили от секретаря компании к личной секретарше, которая сказала, что Малека нет, но он скоро вернется.

Я оставила свое имя и телефон, вместе с кратким описанием своего дела к нему. Она обещала попросить его перезвонить.

Только я положила трубку, как услышала стук в дверь. Посмотрела в глазок и увидела себя лицом к лицу с Робертом Дицем. Открыла дверь.