Ее брови нуждались в выщипывании, а в светлых волосах видны были темные корни, вперемешку с сединой. Эта женщина, видимо, издевалась над своими волосами с помощью тупого инструмента, не такая уж незнакомая тема. Ее челка была подстрижена слишком коротко, неприлично завиваясь на лбу. Может быть, сорок долларов за стрижку — не очень много.

Я протянула ей свою визитку.

— Вы — Мирна?

— Правильно.

— Я — Кинси Миллоун. Донован должен был позвонить и сказать, что я приеду. Беннет дома?

Ее выражение лица не изменилось, но, казалось, она знает, о чем я говорю.

Она была некрасива, ее нос был раза в два больше, чем следовало. На губах остались следы темной помады, которая была либо съедена за обедом, либо отпечаталась на краешке кофейной чашки. Теперь, когда я стала адептом продающейся в аптеках дешевой косметики, я могла выступать как эксперт. Смехота!

— Он только что пришел. Он велел поместить вас в библиотеку, если вы придете раньше, чем он спустится. Желаете пройти за мной?

— Конечно.

Мне понравилась идея быть «помещенной» в библиотеку, как цветок в горшке.

Я прошла за ней через фойе, к комнате справа. Я оглядывала окружающее исподтишка, стараясь не разевать рот. В богатых домах это не принято. На полу был темный паркет, со сложным узором елочкой, с полированными деревянными шевронами, подогнанными друг к другу без швов. Холл был высотой в два этажа, но сверху проникало мало света, если проникало вообще. На стенах были развешаны гобелены, побледневшие изображения женщин с высокими талиями и лицами в форме крутых яиц. Джентльмены скакали на конях, сопровождаемые охотничьими собаками. На заднем плане веселая банда дровосеков тащила мертвого оленя, утыканного копьями, как святой Себастьян. Я могла сразу сказать, что их мир был лишен борцов за права животных.

Библиотека напоминала частный мужской клуб, или то, как я воображала себе такой клуб, если бы туда пускали женщин. Несколько больших красных восточных ковров были уложены вплотную друг к другу. Одна стена была выложена темными ореховыми панелями, другие три занимали книжные полки, от пола до потолка. Окна были высокие и узкие, ромбы освинцованного стекла, которые пропускали больше прохладного воздуха, чем дневного света. Там были три группы красных кожаных кресел и огромный камин из серого камня с газовой горелкой, внутренняя часть почернела от копоти.

В комнате пахло горелым дубом и книжной плесенью. Запах также свидетельствовал о некой влажности, которая ассоциировалась с плохо уложенным фундаментом. Семья, владеющая таким состоянием в строительном бизнесе, должна была задуматься о том, чтобы вложить деньги в собственное жилище.

Наверное, впервые в жизни, оказавшись в одиночестве, я не стала всюду совать свой нос. Гая Малека здесь не было восемнадцать лет. Я не собиралась искать его автобусное расписание или ящик с личными дневниками, которые он вел подростком.

Я слышала, как кто-то ходит на втором этаже, потолок скрипел, когда шаги переходили от одной стороны комнаты наверху до другой. Я обошла библиотеку, выглядывая в каждое окно. Комната была хороших десять метров в длину. В дальнем конце солярий выходил на задний газон, большой участок мертвой травы, с мрачно выглядящим прудиком посередине.

Водная поверхность была покрыта листьями лилий.

Я вернулась к двери и услышала, как кто-то спустился и пересек холл. Дверь открылась, и вошел Беннет Малек. Он был на четыре года моложе Донована, с такими же светлыми волосами. Только у Донована они были блестящими, а у Беннета — жесткими, и он стриг их коротко, чтобы не поощрять их тенденцию виться. Он видимо, проиграл битву за возможность оставаться чисто выбритым, и светлые бородка и усы определяли нижнюю часть его лица.

Он был крупным, с мясистыми плечами и широкой грудью. На нем были джинсы и синяя толстовка с засученными рукавами, открывавшими волосатые руки.

Таша описала его как человека, который вкладывает и теряет суммы денег в различных неудачных коммерческих предприятиях. Интересно, как бы я реагировала на него, если бы меня не предупредили заранее о его плохом деловом чутье. Но сейчас я не обращала внимания на сердечную уверенность, которую он пытался изобразить.

С опозданием я заметила, что он держит бокал с остатками напитка, джин или водка со льдом. Он поставил бокал на край стола. Протянул руку и пожал мою, с неуместной силой.

Его пальцы были ледяными и слегка влажными.

— Беннет Малек, мисс Миллоун. Приятно познакомиться. Дон говорил, что вы придете. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

У него был глубокий сильный голос, и он смотрел прямо в глаза. Очень мужественно.

— Спасибо, не надо. Я не хочу отнимать больше времени, чем нужно. Я знаю, что вы заняты.

— Хорошо. Почему бы вам не присесть?

Его заботливость казалась притворной, уловка торговца, чтобы расположить клиента к себе.

Я находилась в обществе этого человека не больше тридцати секунд, и у меня уже развилось отвращение к нему.

Я пристроилась на краешке кресла с глубоким, поглощающим сиденьем. Кожаная поверхность была скользкой, и мне приходилось стараться, чтобы не скатиться назад, в глубину. В детстве я полировала горку в трейлер-парке до световой скорости, с помощью листов вощеной бумаги. Блестящая кожаная поверхность казалась такой же скользкой.

Чтобы не потерять равновесие, я перенесла свой вес вперед, держала ноги вместе и упиралась ими в пол.

Беннет со скрипом устроился в кресле слева от меня.

— Я слышал, что вы частный детектив.

— Это правда. Я получила лицензию десять лет назад. До этого работала в полиции. А вы? Где вы работаете?

— Я занимаюсь вложением капиталов. Ищу перспективные небольшие компании с денежными проблемами.

И, вне сомнения, обираешь их до нитки.

— Звучит увлекательно.

— Скажем так, это приносит удовлетворение.

Его голос понизился до конфиденциального тона.

— Значит, вы встречались с Доном?

— Да, я с ним говорила сегодня.

Он помотал головой, почти незаметно.

— Он говорил о пропавшем завещании?

— Таша говорила мне об этом, когда вводила в курс дела.

Интересно, зачем он об этом заговорил. Существование второго завещания совершенно меня не касается.

— Думаю, вашему брату повезло.

Он хрюкнул.

— Я скажу вам, что меня задевает. Я помню, как отец подписывал второе завещание. Я помню этот день так же ясно, как то, что я здесь сижу. Папин адвокат и два свидетеля пришли в дом.

— Это интересно. Вы помните, кто это был?

— Свидетели? Две женщины. Это я помню. Наверное, они работали с адвокатом, но я не уверен. Насколько я знаю, они не были друзьями отца. Они вчетвером зашли сюда и вышли примерно через полчаса.

— Вы говорили об этом Таше?

— Я упоминал о том, что был здесь, когда второе завещание было подписано. Не помню, говорил ли я о свидетелях.

— Я бы на вашем месте ей сказала. Она может найти способ узнать, кто они были. Из того, что я слышала, никто не оспаривает факт, что второе завещание было написано, но было ли оно подписано в вашем присутствии? Знали ли вы о его содержании?

— Ну, я не был с ними в комнате, если вы к этому ведете. Отец ссылался на него позднее, но никогда не вдавался в детали. Вопрос в том, что с ним случилось?

Я пожала плечами.

— Ваш отец мог передумать. Он мог порвать его и выбросить.

Беннет беспокойно заворочался.

— Это все говорят, но я не убежден. Это интересная штука, если подумать. Посмотрите на факты. Завещание пропадает, а паршивая овца в семье доказывает свою бандитскую сущность. Папа подписал его в марте, и Гай исчез через несколько дней.

— Вы говорите, что ваш брат его украл?

— Говорю, почему нет? Меня бы это не удивило. Он воровал все остальное.

— Но какой в этом смысл? Даже если бы он стащил копию, у адвоката должен был остаться оригинал. Если Гай уехал, он не мог быть уверен, что ваш отец не напишет другое, такое же завещание. Или третье завещание. Донован мне говорил, что ваш отец был крут на словах, но не когда доходило до дела.