Метрах в пятидесяти я заметила женщину, сидевшую в прямоугольнике тени, образованной ярко-красно-оранжевым парашютом, натянутым между двумя палатками. Она кормила грудью ребенка, ее лицо было наклонено к младенцу. Я подошла и остановилась метрах в пяти, не зная, что тут является личной территорией, и не желая на нее вторгаться.

— Здравствуйте. Не могли бы вы мне помочь?

Женщина подняла голову и посмотрела на меня. Ей было, наверное, лет восемнадцать. Темные волосы собраны в небрежный узел на макушке. На ней были шорты и хлопковая рубашка, расстегнутая спереди. Младенец трудился с таким энтузиазмом, что мне были слышны сосательные звуки там, где я стояла.

— Вам нужен Эдди?

Я помотала головой.

— Я пытаюсь найти женщину по имени Агнес Грей. Вы ее не знаете?

— Не-а. Может, Эдди знает. Он был здесь намного дольше меня. Она постоянно здесь живет?

— Я так понимаю, что она здесь уже много лет.

— Тогда можете спросить в христианском центре, прямо и налево. Фургон с объявлением обо всех мероприятиях. Многие у них регистрируются, на всякий случай. А зачем она вам нужна?

— У нее есть дочь в Санта-Терезе, которая о ней ничего не слышала несколько месяцев. Она попросила меня выяснить, что случилось.

Она покосилась на меня.

— Вы что, вроде детектива?

— Ну, да. Более-менее. Я — друг семьи и все равно ехала в эти края, так что обещала разузнать.

Я достала фотографии, которые мне дала Айрин Герш. Подошла поближе и протянула их так, чтобы она могла видеть.

— Это ее трейлер. У меня нет ее фотографии, это старая женщина, ей за восемьдесят.

Девушка наклонила голову, рассматривая фотографию.

— О, да, этот. Я знаю ее. Никогда не слышала ее настоящего имени. Все называют ее Старая Мамаша.

— Вы можете сказать, где ее найти?

— Вообще-то, нет. Я могу сказать, где ее трейлер, но ее я уже давно не видела.

— Вы помните, когда видели ее в последний раз?

Она немного подумала, сморщив лицо.

— Я никогда особенно не обращала внимания, поэтому не могу сказать. Она приходит сюда, когда ей нужно в город. Никто не отказывается подвезти, здесь тебя всегда подбросят, если машина сломалась или еще что. Хотя, она со странностями.

— Какими?

— Ну, знаете, она разговаривает сама с собой. Такие люди что-то бормочут, жестикулируют, как будто спорят с кем-то. Эдди пару раз возил ее в Браули и говорил, что тогда она была в порядке. Плохо пахла, но не заговаривалась, была в своем уме.

— Вы не видели ее в последнее время?

— Нет, но она, возможно, где-то здесь. Я была занята с ребенком. Вы можете спросить кого-нибудь еще. Я сама никогда с ней не разговаривала.

— Как насчет Эдди? Когда он вернется?

— Не раньше пяти. Если хотите проверить ее трейлер, поезжайте по этой дороге метров четыреста, увидите ржавый «шевроле». Это называется улица Ржавого Шевроле. Поверните направо и поезжайте, пока не увидите слева бетонные штуки. Они похожи на букву U. Не знаю, что это такое, но ее трейлер — на соседнем участке. Только стучите погромче. Эдди говорил, что она плохо слышит.

— Спасибо. Я так и сделаю.

— Если вы ее не найдете, можете вернуться и подождать Эдди. Он может знать больше.

Я посмотрела на часы. Было всего 12.25.

— Может быть, вернусь. Большое спасибо за помощь.

Трейлер на улице Ржавого Шевроле являл собой печальное зрелище, мало напоминающее фотографию, на которой был изображен старый, но крепкий на вид, передвижной дом, выкрашенный голубой краской и стоящий на четырех прочных колесах. По фотографии я оценивала, что ему должно было быть лет тридцать, построенный в те годы, когда он мог быть прицеплен к какому-нибудь «бьюику» и перемещаться на расстояние в полстраны.

Теперь на стене распыляемой краской были написаны слова, употребление которых моя тетка заставляла меня свести к минимуму. Некоторые жалюзи на окнах были сломаны, а дверь болталась на одной петле. Подъехав ближе, я заметила персону неопределенного пола, лет двенадцати, сидевшую на пороге, в рваных шортах, с дредами на голове, ковырявшую в носу и изучавшую его содержимое. Я проехала мимо, развернулась и подъехала к трейлеру.

Когда я вышла из машины, на пороге никого не было. Я постучала по дверной раме.

— Эй, тут есть кто-нибудь?

Ответа не было. Я заглянула внутрь. Внутри было пусто, по крайней мере, в той части, которую я могла видеть. Помещение, которое, наверное, никогда не убирали, теперь было замусорено. Пустые бутылки и банки лежали горкой там, где должен был быть стол. Пыль толстым слоем покрывала все поверхности. Банкетка справа выглядела так, будто ее рубили на дрова. Дверцы с кухонных шкафчиков были сняты, шкафчики пусты. Маленькая газовая плитка на бутане выглядела так, будто ей не пользовались много месяцев.

Я прошла налево, по коридорчику, который привел к маленькой спальне. Дверь справа открывалась в ванную, которая состояла из неработающего химического туалета, дыры в стене, где когда-то была раковина, и трубы, торчавшей над поддоном для душа, заполненном тряпками.

В спальне находились голые матрасы и два спальных мешка, соединенных вместе и лежавших кучкой. Кто-то здесь жил, и я не думала, что это была мама Айрин Герш.

Я выглянула в окошко, но все, что я увидела, это темно-желтая пустыня, с невысокими горами километрах в двадцати. Расстояния здесь обманчивы, потому что глазу не за что зацепиться.

Я вышла и обошла трейлер кругом. За углом стояло ведро с пластиковым пакетом, служащее самодельной уборной. Там было несколько таких пакетов, завязанных сверху и сложенных в кучу, фабрика для производства черных мух.

Через дорогу, на бетонной плите, стоял мобильный дом. Кроме того, там был грузовик с палаткой в кузове. Плита потрескалась, в щелях росла трава. Снаружи стоял гриль, и запах древесного угля доносился ко мне через дорогу. Возле гриля стоял складной стол, окруженный разнокалиберными стульями.

Когда я перешла через дорогу, из трейлера вышла женщина с подносом, на котором стояла накрытая фольгой тарелка, специи и приборы. Ей было за сорок, худощавая, с длинным обветренным лицом. Никакой косметики, коротко подстриженные седеющие волосы. На ней были джинсы и фланелевая рубашка, вылинявшие до бледно-серого цвета. Она занималась своим делом, игнорируя мое приближение.

Я смотрела, как она положила на гриль пять жирных котлет для гамбургеров. Подошла к столу и начала раскладывать вилки и бумажные тарелки.

— Извините, — сказала я. — Вы знаете женщину, которая живет вон там?

— Вы ее родственница?

— Я — друг семьи.

— Наконец-то кто-то заинтересовался, — сказала она с раздражением. — То, что там происходит, это просто позорище.

— Что там происходит?

— Молодежь туда въехала. Вы видите, они загадили все вокруг. Шумные вечеринки, скандалы, драки. Мы здесь не суем нос в чужие дела, но всему есть предел.

— А как же Агнес? Что случилось с ней? Конечно, она там уже не живет.

Женщина повернула голову в сторону трейлера.

— Маркус? Выйди, пожалуйста. Тут женщина спрашивает про Старую Мамашу.

Дверь открылась, и показался мужчина. Среднего роста, стройный, с кожей теплого оттенка, намекающего на средиземноморское происхождение. Темные волосы зачесаны назад, нос короткий и прямой, губы очень полные. Темные глаза окаймлены черными ресницами.

Он выглядел, как модель в итальянской рекламе мужской одежды. Мгновение он рассматривал меня с нейтральным выражением лица.

— Кто вы? — спросил он. Никакого акцента. Он был одет в мятые штаны и что-то вроде нижней рубашки в рубчик, какие носят старики.

— Меня зовут Кинси. Дочь Агнес Грей попросила меня съездить сюда и узнать, что с ней. Вы не знаете, где она может быть?

Он удивил меня, когда протянул руку, чтобы представиться. Его ладонь была мягкой и горячей, пожатие крепким.

— Я — Маркус. Это моя жена, Фэйи. Мы очень давно не видели Старую Мамашу. Наверное, несколько месяцев. Мы слышали, что она заболела, но точно не знаю. Больница в Браули.