Как много боли, и нет никаких причин, и непонятно, что делать, то ли расступиться, разойтись, раздвинуться в стороны, дать ей возможность беспрепятственно выйти, то ли она все равно будет лезть, просачиваться сквозь тебя там, где захочет, пока не выйдет вся, но сколько ее? и есть ли дно? Жертвоприношение или прощение? Чистилище или причастие? восьмеричный путь или Воскресение? два, три, миллион миров, слившихся в едином единовременном танце, индийские хлебцы в ресторанах в форме церковных просфор, я иду по пластилиновой мандале, смуглокожие бритоголовые херувимы в бордовых одеждах играют на валторнах, раскольник или распутник, расстрига или схимник, наркоман или святой, Махакала или Харон, кто он, мой проводник? или полупроводник, или диэлектрик, я или ты, все течет и плавится, сухие листья шелестят под ногами, но ведь есть место, куда я должна вернуться, откуда эта тема вечного возвращения, заворожившая пифагорейцев, гностиков и Ницше? — какое место, Настя, зачем? — но ведь существует же какая-то система координат, точка отсчета? — да ерунда это все, это все слова, они не имеют смысла, есть множество реальностей и множество путей, и ни один не лучше, а ты зациклилась — христианство, буддизм, ислам — нет, это неправда, я знаю, что есть слова, которые только указывают на смысл, намекают, кивают в его сторону, улыбаются, как Чеширский кот, и есть совсем другие слова, есть Слово, и я это шкурой чувствую, понимаешь, Лешка, я не могу это доказать, я просто знаю, что на самом деле не все равно, какой путь, и то, что для христианина рай, — для буддиста — ад, — да бред это все, ты мне впариваешь какие-то догмы, и Будда, и Христос, и Заратустра, и Махавира, и Мухаммед, и Гурджиев, и еще тысяча других говорили об одном и том же, а люди все переврали, приспособили под себя, создали своды законов, мертвые рамки, и если ты неспособна узнать, увидеть и услышать ту единую Истину, о которой они говорили, это твои личные сложности — ну неужели ты не чувствуешь, что, когда ты заходишь в православный храм или шиваистский храм, ты попадаешь в совершенно разные пространства, там живут различные сущности, там разные ценности — да херня это все, какие сущности? это как в анекдоте, те же самые яйца, только сбоку — значит, для тебя все равно, куда идти? — все равно — это значит, что ты никогда нигде не был, потому что нельзя говорить о христианстве, не участвуя в ритуалах, не исповедуясь и не причащаясь, это тогда не христианство, а сумма информации, которая сидит в твоих мозгах, — да как ты можешь судить, где я был, а где не был, и потом, я и не говорю, что я христианин — черт, ну не можешь ты тогда говорить о Христе, потому что у тебя нет личного опыта жизни во Христе, нельзя говорить, что Христос — это аватара, когда я это слышу, я понимаю, что это слова человека абсолютно внешнего, абсолютно не понимающего, что такое христианство, потому что основа христианства в том, что есть Бог Отец, и Бог Сын, и Бог Дух, и они равносущностны и равноипостасны, и Иисус — это не просветленный человек, в отличие от Будды — да мало ли что говорят священники, что ты мне догмы все время впариваешь, у меня свой путь, у меня есть сердце, у меня есть внутренний центр, а слова — это все внешнее, они ничего не значат — что же ты тогда так рьяно относишься к моим словам? — да я не отношусь рьяно, не можем же мы вообще не разговаривать…

Голова раскалывается с хрустом, осыпается луковой шелухой, и из нее вылупливается новая, здравствуй, Настенька, это я — твоя свеженькая головка, namaste![41]

Мы входим в подвальную комнатку со стеклянными витринами вдоль стен, в которых лежат всевозможные серебряные украшения. Ничего особенного, все очень однообразное, много лазурита, почти нет бирюзы. Двое раздолбанного вида европейцев, парень с дрэдами и девушка в грязной майке, копаются в огромной куче цепей и кулонов, лежащей на прилавке, взвешивают отобранные на маленьких электронных японских весах. Перец куда-то отсеялся по дороге, кажется, что он просто поглотился грудами великолепного хлама, превратился в тряпичную куклу и теперь кивает головой туристам из темных углов, братцы-кролики нервно жмутся в углу, обхватывая за спиной руки и с вожделением ожидая комиссии за то, что заманили нас к этому подпольному ювелиру.

Мы перебираем кольца, но ничего занятного не обнаруживается. Кашмирцы не унывают, они приготовили для нас большую программу — продавец танка, продавец ковров, продавец котов в мешке, хаш, кислота, недорого, хорошее качество, героин, кокаин, трекинг в Кашмире, одежда, мы можем заехать к ним в гости, поужинать вместе, мы не производим впечатление кондовых испуганных туристов, мы плавные и мягкие, они путают нашу пластичность со слабостью и глупостью, они в предвкушении того, как они нас поимеют…

Что ж, хаш, — это неплохо, но мы должны продать компьютер, нам нужно закончить это дело, ох, ах, какое счастье, кудахчут кашмирцы, мы хотим продать компьютер? какое невероятное совпадение, просто чудо, они как раз знают одного человека, которому позарез нужен компьютер, глаза нервно горят, только бы не упустить, длинный весь идет волнами, изгибается в стороны и становится похожим на червя, вот здесь вот, сразу за углом, у него крупное туристическое агентство, мы можем пойти туда прямо сейчас, братья ликуют, кудрявый сосредоточенно кивает и многозначительно поглядывает на нас исподлобья, ну и повезло же вам, ребята, ей Богу, всего два дня в Дели, а уже встретили нас, мы ничего не обещаем, но… а потом мы поедем к ним домой и покурим, почему бы нет, ребята, почему бы нет?..

— так какой ты раз в Индии, Алекс?

— не знаю, раз двадцатый

— вы женаты?

— нет, мы друзья, просто друзья

— сейчас Камал сделает чай, нужно подождать, вам удобно? это очень хорошая комната, здесь очень тихо, вы. можете прийти, жить с нами, сколько вы платите за комнату в отеле?

— двести десять рупий

— это очень дорого, нам вы можете платить пятьдесят, а вот и чай, вы любите Боба Марли? рэгги? растя? вы знаете? это очень хороший хаш, посмотрите, понюхайте, это очень хорошее качество, у кого вы покупаете? тоже у кашмирцев? на Main Bazar'e? я знаю там, всех продавцов, они все мои хорошие друзья, я продам вам дешевле, вы можете жить у нас, вы можете есть у нас, это очень опасно есть в ресторанах, очень много людей приходит в рестораны, они оставляют еду на тарелках, потом приходите вы и заказываете еду, а они не готовят новую, они сваливают остатки с двух тарелок и приносят вам, очень плохо, почему ты все время молчишь? are you stoned? you are OK?[42]

— I'm «OB»,[43] ha-ha-ha

— что она сказала, Алекс? как хаш?

— неплохо, вполне

— сколько вы еще пробудете здесь? неделю? две? мы можем поехать в трекинг в Кашмир, раньше очень много людей приезжало в Кашмир, сейчас там проблемы, вы знаете, люди боятся ехать, но на самом деле все хорошо, у моего отца там большая лодка, вся моя семья живет на ней, Камал, дай мне альбом, я сейчас покажу вам фотографию, вот это мой отец, а это моя girlfriend, она итальянка, вот, это ее письмо, смотри, какое длинное, Анастасия, ты можешь почитать, если хочешь, как хочешь, а вот это лодка, Алекс, ты был в Кашмире? ты можешь поехать снова, почему нет

— why not, but we have some business in Delhi[44]

— а сколько стоит в Москве хороший хаш?

— очень дорого, может быть, пятнадцать долларов грамм

— о, черт, это невероятно, Закир выкуривает толу за час, это сто пятьдесят долларов, oh, fuck! this is very expensive, ah![45]

— ya, Ms is really fucking bad, ah?[46]