И ты для меня — абсолютное будущее. Потому что в настоящем нас абсолютно никогда нет вместе, а в будущем — может быть. И все силы уходят на то, чтобы попасть в это будущее и придумать, что сделать, что сказать, что изменить. А я для тебя — абсолютное «некогда». Некогда встретиться, некогда поговорить, некогда заняться любовью. И физика умалчивает, что делать с подобным пространством, какие преобразования применить, чем (кем?) пренебречь, что к чему приравнять, какие законы вспомнить, и не существует математического аппарата для описания подобных взаимодействий. Наука бессильна. К черту такую науку. Это лженаука. Банзай!

Но если так, то Женщине нужно учиться плавать и задерживать дыхание. Чтобы нырнуть внутрь себя и найти, где начинается Мужчина. И поднырнуть под него, и выпихнуть его из себя. Но сколько она ни ныряет, все глубже и глубже, туда, где уже совсем ничего нет, даже подсознания, даже подподсознания, даже архетипов нет и бессознания (мы все имеем то бессознательное, которым облагодетельствовал нас господин Юнг), даже ее уже почти нет, даже там есть Мужчина. Вернее, не он сам, а энергия его клана. И ее клан это все очень привлекает и развлекает, он не хочет упустить возможность присвоить себе чужую энергию, на то он и самурайский, и оказывается, что Мужчина и Женщина насажены на эти клановые энергии, как цыплята на вертел, и тема распятия становится очень актуальной: по горизонтали — семь букв, первая «ч», предпоследняя «е», разумное млекопитающее, не имеющее встроенных видовых программ; по вертикали — клан, канал, вектор развития, Дао, Дух Святой, проградиентная шизофрения (нужное подчеркнуть). И с этим надо смириться. Как смиряется раковина с попавшей в нее песчинкой. И между створок вырастает жемчужина. И когда у Женщины вырастет жемчужина, она назовет ее Теофания. В честь папы. Но не своего папы, и не папы ее папы, и даже не папы папы ее папы, а в честь нашего общего папы. Который один за всех, а мы все каждый сам за себя. И Он с этим тоже смирился. И ей уже можно будет иметь имя, потому что она не будет дочерью самурая, а будет кем-то совсем другим, это будет другое качество. И она не будет полукровкой, а будет с рождения целостной и настоящей. Но это будет в абсолютном никогда.

А все, что происходит в абсолютном настоящем — абсолютно ненастоящее. В смысле — ненатуральное. Деревья — не деревья, а «зеленые насаждения», пруд — не пруд, а «природное водохранилище», животные — не животные, а «крупный рогатый скот», или «домашние питомцы», или «братья наши меньшие» (слон, например, и потом, можно спросить — почему братья, а не сестры? — но это уже феминизм — почти перверсия — не буду спрашивать), птицы — «пернатые друзья», ветер, снег, Дождь — «движение атмосферного фронта», любовь — «брачные отношения» (спасибо, что не «брачный период») или «партнерские отношения» (партнерство во имя мира), флирт заменен поваренной книгой — «возьмите одного свежего мужчину, хорошенько промойте ему мозги, добавьте стакан нежности, две столовых ложки здравого смысла, щепотку ревности, пригоршню страсти, медленно доведите до кипения и употребляйте, соблюдая технику безопасности. Не использовать вблизи подруг, хранить в сухом, теплом месте при умеренном доступе его друзей, перед употреблением заболтать». Майя — архаичный народ, не сумевший изобрести колеса, солнце — не звезда, а — Солнце, источник жизни на Земле, Пушкин — гений, Лермонтов — гений, а Бродский — лауреат Нобелевской премии. Весна — время года, а год — чье время? Одноразовые стаканы, одноразовые носовые платки, одноразовые шприцы, одноразовое человечество. И я хочу спросить Бога — как Ему этот один раз? Он был в курсе, что первый блин комом? Или у Него безотходная технология?

Лес — это «зона отдыха», а если очень хороший лес, то — «заповедник». От слова «заповедь». И в нем должно быть все, как заповедано. Но одно дело заповедать, и совсем другое — чтобы было. Заповедями занимается законодательная власть, а заповедником — исполнительная. И это две совершенно разные власти. Это очень удобно — разделение обязанностей. Все правы, все — при деле, каждый — при своем, и — ничего не происходит. И Мужчина — это законодательная власть, — если люди хотят быть вместе, то они будут вместе, а если не хотят, то, значит, не судьба, — а Женщина — исполнительная власть. Но Мужчина хочет, чтобы они были вместе, и при этом — врозь, а Женщина — чтобы вместе, и при этом — вместе. И это два совершенно разных желания. Но бывает еще так, что хотят быть вместе, но не потому что действительно хотят, а как будто что-то ими хочет, и они чувствуют, как их влечет друг к другу, но что влечет — непонятно, и оно. настолько сильнее людей, что необходимо действовать, и проще всего решить, что это любовь, и попробовать заняться любовью, а вдруг получится, — инициация женщин в новое пространство всегда происходит через постель — а как же быть с «не прелюбодействуй» в христианстве? — в христианстве для женщин не предусмотрена инициация: «ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа», — но может быть и так, что не выйдет, то есть не любовью заняться не выйдет, а от всех этих экспериментов только еще большее остервенение появляется, и что они ни делают друг с другом — гуляют, ругаются, смеются, медитируют, идут в ресторан, молчат, убивают, спорят, молятся, ненавидят, не видятся месяцами, любят — все это не помогает. Все это не дает ответа и не приносит покоя. — Почему ты все время противопоставляешься? Почему тебе обязательно надо показать, что ты не такая, как все? Зачем ты коверкаешь слова? Кому нужен этот стеб? — Я не противопоставляюсь. Я пытаюсь защититься от окружающего меня абсурда. А идеальная защита — ее отсутствие. Когда ты становишься частью абсурда, и он просачивается сквозь тебя и живет дальше своей жизнью, не разрушая тебя. Нельзя взломать открытую дверь. — А захлебнуться не боишься? Пока он просачивается? Это все философия. В жизни такое невозможно. Ты слишком много думаешь. Тебе надо запретить читать. — Это ты слишком много думаешь и поэтому делишь на жизнь и философию. Я просто живу, и мне плевать, как это выглядит со стороны. А игры с языком и его структурами — это очень сильная магическая практика. Особенно в России. — Есть такая притча. На базаре в одной из китайских провинций торговал купец. Ну и он с каждым годом становился все богаче и удачливее благодаря уму и изворотливости. Короче, все в порядке, все дела. Но вдруг у него возникли проблемы. Разбойники украли товар, неурожай на плантациях, заболел сын, трам-пам-пам, мужик начал ласты клеить (— про «ласты» — это дословный перевод с китайского? — с японского), кинулся там ко всяким колдунам, и один направил его к монаху-отшельнику, живущему в каком-то там храме в лесу. Ну, короче, он нашел этого монаха, и тот ему говорит, мол, так и так, правитель нашей области гневается на тебя. Пойди к нему и спроси, в чем дело. Ну, тот отправился к правителю, добился приема во дворце, упал к его ногам, «господин, я бедный купец одной из твоих провинций, монах из храма сказал мне, что ты за что-то гневаешься на меня, но я, типа, не понимаю в чем дело», ну а правитель ему говорит: «полгода назад я проезжал по базару в твоем городе, и ты в это время вышел из дверей своей лавки, мне не понравилась твоя улыбка, и я разгневался на тебя…» — короче, все умерли — короче, надо жить так, чтобы даже твоя улыбка не могла выдать тебя — надо жить так, чтобы даже если твоя улыбка выдала тебя, ничей гнев не мог бы пробить твою защиту и разрушить твое пространство. Мы вернулись к началу. Лучшая защита — это… Твой купец, как и ты, слишком надеялся на себя. — А ты на кого надеешься? — Ни на кого. Я стараюсь попасть в резонанс с той силой, которая хранит меня, прет сквозь меня, ведет, не знаю как еще — словами.

Но для того, чтобы попасть в резонанс и научиться удерживать его, нужны годы, а мир слишком текуч и изменчив, и слова слишком часто — слова, а жизнь — отдельно, и моменты, когда слово — это Слово, и Слово — это жизнь, и Слово — у Бога, и, ergo, жизнь — у Бога (у Христа за пазухой), и жизнь есть Бог — эти моменты можно пересчитать по пальцам. Но та сила, которая владеет тобой или прет через тебя, не имеет ничего человеческого. Она не делит на чистое и грязное, моральное и аморальное, доброе и злое, и она не прощает измены, не эмоционально не прощает, а просто лезет дальше и перемалывает тебя, и хорошо еще, если выживешь, у нее свои цели, Или она сама — и цель, и средство одновременно, но тогда — причем тут ты, для чего-то третьего? Но у нас нет для этого слова. А как быть со свободой воли? Или свобода воли на то и существует, чтобы осознать присутствие этой силы и научиться с ней работать?