Мы ещё подумали. Я, правда, о том, как теперь будет себя вести вспомнивший личность искин, и не замёрзнет ли в трюме голая девчонка. На всякий случай поднял температуру в системе жизнеобеспечения на пяток градусов. Что я, садист что ли?

О чём думал Санир, не знаю. Но молчал он прилежно.

– А на что вообще похожи сочетания ориентиров? Ну там, может, допуски в запрос увеличить?

– Ты инженер? – кажется, он всерьёз заинтересовался.

– Нет, конечно. Я «тыжпрограммист».

– Поясни, пожалуйста.

Да, после появления личности мой искин уже не пытается подстроиться под мою манеру разговора. Изменился стиль речи, да уж.

– «Тыжпрограммист» – это отдельное существо, – объясняю. – Ему не надо ни есть ни спать, поэтому он может пахать забесплатно круглые сутки. Он умеет писать программы, поэтому обязан разбираться в утюгах, холодильниках, пошиве обуви. Мастерски владеет не только клавой и мышью, но и паяльником, разводным ключом и шлифмашинкой. Ну, типа, универсальный солдат.

– Это ваш юмор?

– Это наши реалии. Задолбали меня в своё время соседи и знакомые. Почему всем казалось, что я и правда всё это умею, не знаю.

– Однако, разобраться с принципом работы незнакомой техники у тебя получилось. А это уже уровень инженера Содружества, – Санир вот только что головой при этом не закивал, и то, лишь потому, что головы нет.

– Ага, инженерный – холодильник включить. Ты лучше придумай, что с ушастой делать будем? Замёрзнет ведь в трюме голышом, и оголодает. Ты же у нас теперь личность.

– Не до конца.

– Что не до конца?

– То, чем я сейчас являюсь, полноценной личностью назвать нельзя. У меня появились воспоминания, но не до конца восстановились пристрастия, вкусы и желания, которые были при жизни. Так что, кто я – пока не ясно. А аграфка, думаю, не пропадёт. Она и сейчас стоит возле внутреннего шлюза, но в жилой отсек войти не решается.

– Ну и дура.

Я вспомнил, как ушастая на меня смотрела. Прямо как матрос Железняк на временное правительство. Ну её на фиг, сама виновата.

– Так что там с реперными звёздами? – я решил вернуть разговор в конструктивное русло.

– Я нашёл необходимые образцы свечения, но судя по их взаиморасположению, мы либо находимся за переделами известной галактики, либо переместились лет на пятьсот во времени, либо вообще, провалились в параллельную вселенную.

– Ого! И что делать будем?

– Прежде всего, искать пригодную для жизни планету или станцию. Не забывай, система жизнеобеспечения рассчитана на месяц функционирования одного пилота. А вас сейчас уже двое.

– Блин!!! Одни проблемы от этой ушастой. Ты пошарься что ли по системе, вдруг есть что.

– Один из спутников одиннадцатой планеты от местной звезды имеет кислородную атмосферу, воду и приемлемую гравитацию

– Отлично! Жить будем. А люди там есть?

– Пока не ясно. Между нами лежит очень насыщенное поле боя, оно глушит сигналы.

– Поле боя. Значит, не прошлое. Это уже хорошо.

И тут раздалось чуть слышное шипение и сразу за ним громкий, немного визгливый голос:

– Что здесь происходит? Вы куда меня вообще затащили? Где все?

– Здрасьте, девочки, – сказал я, улыбнулся и кивнул.

Уж больно вид у ушастой был глупый. Стоит, глазами хлопает, ушами по-кошачьи шевелит… Я так засмотрелся, что даже не сразу сообразил, что девушка завернулась в светоотражающую ткань для затемнения наружных приборов. Замоталась, прямо в рулон. Стоит такая, как шаверма, и вопросы задаёт.

После моих слов аграфка непроизвольно оглянулась, смотрит на меня такая, и удивлённо:

– Никаких девочек нет, я здесь одна. Кстати, никто не объяснит, почему?

Ну, думаю, первым делом надо обозначить нашей гостье приоритеты.

– Как тебя зовут?

– Прошу прощения, я не представилась.

Она умудрилась даже в костюме шавермы элегантно поклониться, причём, с каким-то чопорным достоинством. Я чуть рот от удивления не раскрыл. Это ж сколько лет нужно этикету учиться, чтобы так кланяться? Японцы бы обзавидовались.

– Меня зовут Тавадиэль, Пятый лист ствола Правящего древа Империи Аграф.

Ну ни фига себе. Листья какие-то. То ли дело у людей – принц такой-то, королевство такое-то. А тут… если я, к примеру, не умею в этих геральдических гербариях разбираться, как мне быть?

– Ты можешь объяснить по-человечески?

– Увы, в примитивной человеческой иерархии нет должных градаций. Но, чтобы вам было легче, можете видеть во мне принцессу правящей династии.

– Круто. Меня зовут Антон. Можно просто Тоха или Тоша. И что теперь делать будем, принцесса?

В рубке после моей фразы стало тихо, как в космосе. Ни звука. Я, понятное дело, думал. Прикидывал, куда бы сбагрить эту ушастую принцессу. Ясно же, что если на планете нет представительства аграфов, то с ней будут сложности. Принцессы, они же привередливые, неумелые и вообще, снобы. Вот за каким красным буем мне эти проблемы?

О чём думал Санир, я понятия не имею. Возможно, высчитывал более точно место нашего попадания, а может, ещё что. В отношении ушастой принцессы я вообще предполагал, что думалку у них во дворце при рождении ампутируют. Во всяком случае, я бы не стал сразу же пытаться завалить собеседника титулами. Ну, если только это не политические переговоры, конечно. Там-то да. «Здрасьте, я наследный принц Всехпобил, обращайтесь со мной, как с китайской вазой». А тут-то это зачем? Чтобы синтезатор лишнюю пайку отслюнявил?

Наконец, принцесса что-то сообразила, и выдала:

– Прежде всего, необходимо связаться с ближайшим представительством Империи. У вас есть гиперпередатчик?

– Нет, – это уже Герасим, тьфу, Санир. – Только внутрисистемный, и то я не могу поймать ни одной трансляции. Эфир молчит.

– Тогда… тогда…

Я испугался, что она сейчас разревётся.

– Ты есть-то хочешь?

Девушка мелко-мелко закивала головой. Вот ни разу не по-принцесскому.

– Справа от тебя кают-компания, она же камбуз. Там синтезатор. Иди, поешь. И это…

Она поглядела на меня с такой надеждой, будто я обещал, что в камбузе сидит её папа император.

– Сейчас комбез принесу. У меня есть запасной. А то что ты голая?

Она снова закивала. Подозреваю, что на многочисленных уроках геральдики и этикета они подобные ситуации вообще не рассматривали.

Взял я комбез, понёс в кают-компанию. Смотрю, сидит наша безбилетница, блестящую ткань на груди придерживает, чтобы, значит, сиськами не светить, и смотрит на меня с испугом.

– Так, – говорю. – Сейчас проясню тебе ситуацию.

Девушка сразу уши навострила. Причём, в прямом смысле. Повернула их в мою сторону, совсем как кошка.

– Ты, – спрашиваю, – дыру в трюме видела, которую дроиды заделывали?

Она кивает.

– Это ты её пробила.

Видели бы вы выражение лица этой принцессы! Как будто я обвинил её в соблазнении всего монастыря, ага. И опять тот же взгляд, что возле медкапсулы, испепеляющий.

– Не пытайся меня прожечь взглядом, я негорючий. Просто твоя медкапсула вломилась в мой Икарус сквозь стенку трюма.

Минут пять я ей всё рассказывал. Причём, из них почти четыре убеждал, что не вру. В итоге даже сходили, поглядели на место преступления. Объяснил, как однажды уже сдал её с рук на руки соплеменникам, но те решили девушку вернуть.

– Видимо, сильно ты их чем-то достала, – говорю.

А у ушастой лицо как каменное стало. Смотрит на меня и, кажется, даже не моргает. Ну ладно, я дальше.

– А теперь, из-за удара в борт мы провалились в кротовую нору, и где сейчас находимся – искин понять не может. Прыжкового двигателя у нас нет, запасов кислорода тоже, но зато еды – хоть завались. Так что сидим и думаем, что дальше делать, и как из этой э… драматической ситуации выбраться.

Девушка минутку посидела, край своей обёртки помяла пальцами, и спрашивает:

– Можно, я некоторое время побуду одна и обдумаю всё, что вы мне сказали?

– Да без вопросов, – отвечаю. – Хоть спи здесь, мне-то что. Синтезатор в твоём распоряжении, одежду я дал. Больше, извини, пока ничем помочь не могу. Если что надо, обращайся.