– Мне приятно, – говорит, – что вы уже разобрались со своей нейросетью.
Я киваю молча.
А ведь не дурак, даром, что усы как у таракана. Сразу просёк. И продолжает, как ни в чём не бывало:
– У вас, очевидно, появилось много вопросов. Пожалуйста, вы можете все их задать.
В общем-то я и сам до фига, чего понял. Так что вопрос остался, практически, один.
– Чем вы планируете нас всех занять?
– Вы меня удивили, – отвечает ракообразный, и усами своими так из стороны в сторону – фух-фух.
Я плечиками скромно пожал, мол и не старался даже, само вышло.
– Нам, – говорит, – нужно развивать добывающую промышленность. Здесь, как вы видите, фронтир. То есть, самая граница обжитого космоса. Именно этот участок и является основным поставщиком сырья в более развитые миры содружества.
Я молча киваю, как китайский болванчик. Кстати, никогда их не видел в жизни, только выражение такое ещё с детства знаю. Так что как эти болваны кивают – это не ко мне. Наверное, так же, как собачки на торпедах в маршрутках. В общем, соглашаюсь с ним молча.
А что он неправильно сказал? Во все времена новые области только за счёт сырья и выживали. И на Руси, вон, Сибирь, да севера, до сих пор только сырьём и пробавляются. Нефтью, газом, лесом, да шкурками всякими. А все ништяки – центру. Почему здесь должно быть иначе?
А этот продолжает:
– Содружество миров – очень развитое и спокойное общество. Более того, это конгломерат, где каждый может найти для себя именно ту дорогу в жизни, какая ему и нужна. Поэтому граждане не хотят лететь за тридевять световых лет, чтобы стать шахтёрами или мусорщиками.
Хм, понятное дело, думаю. Я бы сам не поехал на Камчатку дерьмо выгребать. Если только красную икру.
Но сам слушаю. И не зря, потому, что это только присказка была.
– Нет, – тут же возражает сам себе раакшас. – Шахтёры, конечно же есть. Но их крайне мало. Поэтому мы давно нашли для себя вполне приемлемый и этичный выход. Мы спасаем людей от смерти.
Вот теперь у меня весь пазл сложился. Думаю, не только мы с Ксюхой должны были ласты склеить, таких жмуриков, не иначе, как вообще все. Что, кстати, и подтвердилось.
– На вашей планете, мне сообщили, что вы называете её «Земля», мы в последний момент выдёргиваем из лап смерти тех, кто нам подходит.
И тут уже я его прервал. Ну, непонятно мне кое-что стало.
– Подождите, говорю, товарищ, не могу выговорить, как вас зовут.
А он, такой, поклонился. Блин, кланяющийся рак! Бред какой-то! Но эффектно. И говорит:
– Зовите меня Скржыщ. Я знаю, что полное моё имя для ваших голосовых связок практически непроизносимо. А лучше «доктор Скржыщ».
Фига се, доктор! Блин, не дай бог заболеть! Однако, продолжаю:
– Так вот, – говорю. – Если вас послушать, то у нас кладбища закрыться должны из-за непосещаемости, раз вы всех из-под косы выдёргиваете. А я на похоронах сам год назад был. Нестыковка.
Но фиг я этого усатого с темы собью. Всё у него схвачено.
– Нам, – отвечает, – все и не нужны. Мы общество высокотехнологичное. Поэтому какие-нибудь эскимосы с неграми у нас если куда и сгодятся, то только на стволовые клетки. Ну, и старики, сами понимаете, тоже ценности мало представляют. А берём мы лишь тех, чей возраст не превышает тридцати пяти земных лет, а показатель интеллекта не ниже ста сорока.
Вот это он меня удивил. И здесь так же, как в кадровых агентствах. Молодые и с высшим образованием. Даже, блин, на должность уборщицы за слонами. Нет в жизни справедливости. Вот, мой приятель, например. Ему под шестьдесят уже. Он с детства, ещё со времён Гагарина, хотел космос своими глазами увидеть. А фигушки. Умищем не вышел. Не то, что высшее, школу еле вытянул, и то за счёт усидчивости.
А я – раз, и в тарелке. В глубоком космосе.
– А меня вы, – спрашиваю, – уже обмерили? Сколько там по вашим подсчётам?
– Сто семьдесят один, говорит. Но, это цифра приблизительная, может на два-три балла отличаться.
А я сижу такой, глазами хлопаю. Не знаю, на общем фоне это много или мало? Если до ста сорока не берут, то вроде, как и не очень высоко. А если им середнячки тоже ни к чему, а принимают лишь тех, у кого уровень повышенный? Фиг знает…
– Поэтому для вас у меня сразу два предложения, – продолжает между тем ракообразный доктор. – Можно направить вас и карелоний добывать, но лучше, мне кажется, будет, если вы отправитесь на свалку.
Я аж рот открыл. Бред какой-то. Это за что ж меня сразу на свалку-то? Я ещё, вроде, не сломался.
И тут забулькало. Да так громко, будто чайник на плите забыли. Я аж оглядываться начал, думал, может и правда – поставил, чтобы потом, после собеседования, как положено, в спокойной обстановке чайку попить, да забыл выключить. Всякое бывает… а оказывается, этот Скржыщ так смеётся. Аж глазки закатил, морда ракообразная. Причём, в прямом смысле закатил, за затылок.
А главное, физиономия у этого рака в тот момент стала, ну прямо как у актёра Ливанова в роли Шерлока Холмса. Причём, не могу сказать, чем похожа, человеческого-то в ней вообще ничего. Так что не усами, не глазами, и даже не мордой лица. Но вот поди ж ты – чистый Шерлок Холмс.
Отсмеялся и продолжает.
– Я понимаю, что вы подумали. Но свалка в нашем понимании – это не то место, куда отвозят отходы. Отходы у нас вообще никуда не деваются – всё раскладываем на составляющие и снова используем. Как, кстати, вам обед?
Меня чуть не вывернуло в этот момент. Это что, выходит, я как бомж, помойки наелся? Бред какой-то!
Он, видимо, по лицу всё понял, потому что снова забулькал. Мне так обидно стало. Ну, думаю, всё бы тебе, рожа усатая, над людьми издеваться.
Но потом гляжу, успокоился, даже, вроде, физия его, рачья, подобрела. Вы спросите, как я понял? А хрен его знает! Как-то вот начал через некоторое время определять. Наверное, так же, как со временем люди учатся близнецов отличать, или там, у собак по выражению глаз настроение понимают. Точно не скажу.
– У нас понятие «свалка» означает место давнишних космических боёв. Здесь, на фронтире, эти точки и благо и, одновременно, большая проблема. А всё потому, что там скопилась старая военная техника.
Тут я, вроде, допёр, о чём он.
– То есть, – подсказываю, – на местах сражений можно немало всяких военных ништяков выкопать. Вроде солдатских касок, ремней, а если повезёт, то и оружия работоспособного.
– В основном другое, – и головой мотает, прямо как человек. – Детали и узлы космических кораблей, станций и автоматических огневых точек. Двигатели, например, системы жизнеобеспечения, да даже просто горючее. Но в целом, вы правы. А проблема в том, что некоторая часть техники до сих пор находится в исправном состоянии, что очень усложняет не только добычу, но и сам проход через эти зоны.
– Ну это понятно – пристрелить могут.
Но он меня, будто и не слышал.
– Бои обычно ведутся не где попало, – поясняет. – Чаще всего враждующие стороны интересуют стратегически важные районы. Такие, например, как пересечения трасс, или узловые станции.
Я киваю, типа понял всё. Хотя… да нет, всё он правильно излагает. Вон, Смоленск, например. Он на пути в Русь-матушку стоит, так его кто только ни брал. Правда, каждый раз аккуратно назад возвращали.
А рак тем временем:
– Поэтому даже простая расчистка подобных участков от действующей до сих пор техники имеет важное транспортно-хозяйственное значение.
Вот завернул, блин, юный ленинец. Но, мне-то что? Моё дело кивай молча, да жди финала. Хотя…
– А сколько вы собираетесь нам платить?
Вот! Это вопрос, граждане, архиважный, я думаю. Потому что, если сразу шкурные дела не утрясти, они потом очень некрасиво выплыть могут. Но этого усатого так просто на понт не возьмёшь.
– Всё зависит, – отмазывается, – от эффективности вашего труда. Одно могу обещать. Вас всегда будет ждать отдельное благоустроенное жильё, и полноценное питание.
– Не-ет, – говорю, и пальчиком так перед собой, типа, не проведёшь. – я человек конкретный, технический. Поэтому мыслить абстрактными категориями не привык. Вы мне скажите, сколько мой трудодень стоит, или что там у вас. А главное, как это выглядит на фоне прожиточного минимума и средней зарплаты по Содружеству.