Тыплилык посмотрел на часы. До ужина оставалось ещё полчаса, а он даже не обедал. Только сейчас он понял, что голоден. И вдруг неожиданная мысль обожгла его: он истратил все деньги, не оставил себе ни копейки! На что он теперь будет жить?

Тыплилык крепко выругался про себя и принялся исследовать бумажник. Там, кроме документов, ничего не было. Вывернул все карманы, но мелочи набралось только рубля на три. Хватит на чай и хлеб. А завтра придётся позаимствовать кусок мяса у песцов.

В столовую опять шли гурьбой, крепко держась за верёвку, ветер был не так силён, как днём, но темень вынуждала рассчитывать каждый шаг. Труднее всех приходилось Урэвтэгину, который шёл впереди и тащил всех.

Сейчас Тыплилык радовался, что он ест в одиночестве, иначе не обойтись без расспросов: почему мало ешь, отчего только чай с хлебом пьёшь?.. Он сидел на скамейке и ждал, пока освободится столик.

В тамбур вошёл Урэвтэгин. Он поманил Тыплилыка.

— Иди садись за мой стол.

Он долго, пристально смотрел на Тыплилыка, как будто видел его впервые.

— Так, значит, ты купил корм для песцов на свои деньги? — многозначительно произнёс он.

— Какое твоё дело? — грубо ответил Тыплилык.

— Какое? Песцы-то государственные. Или ты, как этот король Людовик… Номер забыл, — Урэвтэгин потёр лоб.

— Четырнадцатый, — подсказал Тыплилык. Память на цифры у него была хорошая.

— Зря ты поторопился, — сказал Урэвтэгин. — Сколько заплатил?.. Ого! Вот я тут подумал — ведь в крайнем случае можно было убить медвежат.

— Спасибо, — сухо ответил Тыплилык, — но с кормом сейчас полегчало. Ещё дня три можно продержаться. Нет нужды убивать медвежат.

— Подумаешь! Я на своём веку их столько побил… — похвастался Урэвтэгин. — Ну, допустим, продержишься ещё три дня, — продолжал он, — а как дальше? Почему ты против, чтобы застрелить медвежат? Когда-нибудь это всё равно придётся сделать.

— Может, и не придётся, — сказал Тыплилык. — Я слышал, в зоопарк их собираются отправить… Может быть, в Индию поедут.

— Для отправки в Индию медвежат выловили ещё в прошлом году на острове Врангеля. Сам участвовал в лове, — сказал Урэвтэгин. — Так что ты опоздал.

— Может быть, куда в Африку понадобятся, — упрямился Тыплилык. — Теперь там много самостоятельных государств.

Столовая понемногу пустела. Тыплилык жадно пил чай. Рядом сидел Урэвтэгин и следил за ним.

— Почему масло не берёшь? — спросил он.

— Не хочу, — ответил Тыплилык. — Ты слушай, какой интересный здесь продавец. Чтобы погреться, он завёл патефон и плясал.

— Ты же не обедал, а в ужин только чай пьёшь? Что с тобой? Не заболел?

— Я забыл оставить себе деньги. Все истратил на мясо, — сознался Тыплилык.

— Что же ты молчишь и пустой чай пьёшь, чудак? — воскликнул Урэвтэгин. — Девушки! — повернулся он к раздаточному окошку. — Дайте сюда чего-нибудь посытнее и побольше!

Перед голодным Тыплилыком появилась тарелка, наполненная до краёв жареным сухим картофелем и консервированным мясом. Консервы были с многообещающими этикетками: "Консервированная курица", "Консервированная утка". Эти птицы в банках имели совершенно одинаковый вкус. Но тем не менее Тыплилык на них так набросился, что Урэвтэгин тут же поспешил заказать вторую порцию.

— Странный ты человек, — рассуждал Урэвтэгин, попивая остывший чай. — Сколько времени вместе живём, и не попросил ни разу помощи. Почему так делаешь? Будто не веришь нам, считаешь чужими? Зачем истратил собственные деньги, не оставив даже на еду? Вот тебе на первое время.

Урэвтэгин положил на стол несколько бумажек.

— Куда мне столько? — благодарно улыбнулся Тыплилык. — Мне одной бумажки хватит. Спасибо.

— Вы там скоро? — в столовую просунулась голова Богомазова.

— Я и забыл, что проводник, — спохватился Урэвтэгин. — Давай пошли!

Мгла поглотила людей, идущих гуськом. Иные падали в снег, но тут же протягивалось несколько заботливых рук, и человек вставал. Тыплилык шёл вслед за Урэвтэгином.

Даже при таком ветре охотник пытался разговаривать. Он кричал Тыплилыку, как однажды его застигла пурга на острове Врангеля.

Сквозь пелену летящего снега показались светящиеся огни гостиницы.

Люди долго отряхивались от снега в тесном тамбуре. Из рук в руки переходил прутовый веник. Тут же стояла Полина Андреевна и зорко смотрела, чтобы никто не принёс в комнаты ни крупицы снега.

— Тринадцать дней лежал в снегу! — продолжал Урэвтэгин свой рассказ уже в номере. — Ел собачье мясо, глотал снег… Совсем ослабел. Еле разрыл себе нору. Когда вышел — смотрю: солнце поднимается над горизонтом. Значит, кончилась полярная ночь! Это меня так обрадовало, что я забыл о своей слабости… Шёл три дня к бухте Сомнительной. Напрямик через горы. За мной брели оставшиеся собаки. Но когда я садился отдыхать, они ложились подальше от меня — боялись, что я их съем. И в самом деле, я их хотел съесть. Хорошо, что повстречал белого медведя. Он давно шёл за мной, должно быть, ждал, когда свалюсь. Застрелил его. Совсем хорошо стало. И мои собаки насытились и перестали бояться…

Торжественное заседание, посвящённое тридцатилетию Чукотского национального округа, было назначено на шесть вечера.

После обеда Тыплилык особенно тщательно вычистил клетки и дал песцам по большому куску мяса.

— Сегодня праздник, — разговаривал он с ними по привычке. — И мой день рождения. Мне стукнуло ровно столько, сколько нашему округу. Наедайтесь и помните Тыплилыка, который до вас никогда не видел голубых песцов.

Вернувшись к себе в номер и увидев, как его товарищи готовятся к праздничному вечеру, он взгрустнул: как же ему идти в нарядный клуб в вонючей одежде? Никто не захочет сидеть с ним рядом. А может быть, даже попросят выйти.

Урэвтэгин брился. Он густо взбил мыльную пену и покрыл ею редкие волосины на подбородке и под носом. Перед ним, прислоненный к жестяной кружке, стоял обломок зеркала. Рискуя глотнуть мыльную пену, он говорил:

— Сегодня обещали выдать на человека по бутылке. Только не сказали чего. Берегли с самой осени. Вот сильные духом.

— Хороший ты человек, а всё любишь разговор на выпивку повернуть, — заметил Цой, разглаживая галстук за неимением утюга на батарее парового отопления.

— Я не пьяница, — нисколько не обидевшись, ответил Урэвтэгин. — Я только любитель. Здесь такая же разница, как между мной, допустим, и каким-нибудь любителем-охотником из облместпрома. Большая разница.

Цой примолк. Ответ Урэвтэгина попал прямо в цель. Цой считал себя опытным охотником.

— А ты чего не собираешься? — спросил Урэвтэгин Тыплилыка. — Давай, давай, не то опоздаем.

— Я не пойду.

— Наш праздник — и вдруг не пойдёшь? — удивился Урэвтэгин.

— У меня одежды праздничной нет, а эта воняет песцами, — смущённо объяснил Тыплилык.

— Вот беда! — воскликнул Урэвтэгин и призадумался. — Постой! Сейчас что-нибудь сообразим… У артистов должна быть запасная одежда. В пьесах они играли в другой.

— Не надо, — засмущался Тыплилык.

Но разве Урэвтэгина остановишь, если он что-нибудь задумал! Через минуту его не было в комнате.

— Могу чистую рубашку предложить, — сказал Цой, выдвигая из-под кровати чемодан. — Галстук, правда, у меня один. А в президиум без галстука неудобно.

— Да что вы! Не надо мне ничего! — Тыплилык не ожидал от него такой щедрости.

— Бери, это от чистого сердца, — настойчиво повторил Цой и подал Тыплилыку трикотажную рубашку салатного цвета.

— Спасибо, — поблагодарил Тыплилык. — У меня ведь сегодня и день рождения…

— Что ты говоришь! — Цой вскочил. — Почему молчал? Сколько исполнилось?

— Столько же, сколько и нашему округу.

— Какой скрытный! — упрекнул Цой и начал рыться в чемодане. — Ничего подходящего для подарка… Вс равно что-нибудь придумаем.

Вош л Урэвтэгин в сопровождении Майи Решетовой.

— Целый костюм достали! Из пьесы "Иркутская история". Вот смотри! — Охотник разложил на кровати кожаную куртку и брюки, на пол положил хромовые сапоги.