Большой Бен отбил двенадцатый час.

Коронер Джон Шорт поднялся.

– Однако я у вас засиделся, – сказал он. – Весьма благодарен, господа, потому что вы мне очень помогли в расследовании.

– В расследовании? – переспросил Неш. – Постойте, коронер, вы еще не ответили на мой вопрос. Что случилось с Крисом?

– Кристофер Марло убит, – сухо ответил Джон.

Ричард Бербедж снял с головы корону.

До Кембриджа Джон Шорт добрался к вечеру и заночевал на постоялом дворе. Первый, к кому он утром попал, был капеллан Сэм, который за взятку купил себе высокую степень доктора богословия, а ее величество королева, которая ничем не брезговала, чтобы обогатить казну и даже, говорили, входила в долю с пиратами, специальным указом освободила этого неуча и церковного фанатика от необходимых экзаменов на ученое звание. Конечно, Джон об этом и слыхом не слыхивал и отнесся к его преподобию с соответствующей почтительностью.

– Так-так, припоминаю того молодца, – ласково ответил упитанный доктор богословия на вопрос коронера. – Он смолоду совал свою шею в петлю. И я, сын мой, ныне ничуть не удивлюсь, если судьи подвергнут его тело пыткам и сожгут на очистительном огне, чтобы освободить и отмыть от грязи греховную и еретическую плоть.

– Почему вы так думаете, отче? – удивился Джон, потому что находился все еще под свежим впечатлением от разговора в "Театре" Джеймса Бербеджа.

– Имею основания на это, сын мой. – Откормленное лицо доктора Сэма прямо-таки светилось благожелательностью и добротой, когда он ласково продолжал: – Этот нечестивец Марло знался с одними негодяями и приятельствовал с мерзавцами…

– Кого вы имеете в виду? – посуровел Джон.

– Прежде всего Френка Кетта, сын мой. Это был сам Вельзевул или какой-нибудь приспешник из его окружения, который на потеху и на радость всего пекла обрел этот облик, чтобы совращать и губить чистые и непорочные души христиан. Страшно даже вспоминать, сын мой, о чем этот бесспорный слуга Сатаны болтал во всеуслышание. Ужас, ужас, ужас! Но с нами святой крест, и он защитит нас от коварных помыслов дьявола, если мои уста во имя божьего дела произнесут скверну, от которой веет огненным смрадом. Так слушай же, сын мой! Тот Френк Кетт был хуже поганца, ибо не принимал никакую церковь, издевался над божественным происхождением господнего сына Иисуса и уверял, будто второе пришествие Христа уже давно произошло, и, значит, мы все живем в том самом "земном раю", который сами пожелали и собственноручно сотворили.

– И Кетт был приятелем Кристофера Марло?

– Все они между собой приятели, сын мой, и все заражаются друг от друга крамолой и ересью. Выйдите лишь на лужок возле речки Кэм и увидите – все они там. Или же гоняют словно сумасшедшие мяч и бьют ногами друг друга, будто кони, а лучше сказать – слуги дьявола – копытами. Или же натянут кожаные рукавицы и, как дикие варвары, квасят друг другу носы.

– Где сейчас Кетт? Я хотел бы его кое о чем расспросить.

Уважаемый Сэм, в шелковой докторской мантии и четырехугольной черной шапочке с кисточками, благодушно и неторопливо перебирал пухлыми ухоженными пальцами коричневые косточки четок.

– Это невозможно, сын мой, – ответил он.

– Почему, отче? Я всюду найду его.

– Святой трибунал, – ласково проворковал ученый муж, – вознес его душу на небо, а греховную плоть испепелил. А там, – он набожно поднял глаза к каменному потолку, – грешника не найти.

– Так! – крякнул Джон Шорт.

– Или же возьмем Неша…

– Томаса Неша?

– Уже слышал о таком? Похвально, что и этого негодяя ты не упускаешь из виду… Этот Неш, уже будучи бакалавром и готовясь к экзаменам на звание магистра, вместо того чтобы углубиться старательно в книжную премудрость, сочинил кощунственное лицедейство "Конец и не конец", где подверг оскорблениям и издевательству все святое и порядочное… Ужас, ужас, ужас… Выгнали тогда шута Неша на все четыре стороны…

Эта тема все больше становилась Джону неприятной, и он спросил преподобного толстяка напрямик:

– Скажите мне, отче, зачем вы все это мне рассказываете? Разве имеет отношение к делу то, что Неш сочинил какую-то там пьесу?

– Знай, сын мой, – поучительно изрек отче, – чтоб распознать еретика, следует изучить круг его друзей, ибо агнец горнется к агнцу, а волка тянет к волку. А Марло набрался всего понемногу от всех волков, и ныне из его писаний очевидно, что он способен привести в пользу атеизма такую уйму доказательств, которую не опровергнут и десять лучших богословов. А еще я скажу, сын мой, учением он пренебрегал. Куда-то исчезал, а куда – никто не знает…

"И здесь – исчезал", – отметил про себя Джон.

– Помню, – вел дальше Сэм, – два последние года – в восемьдесят шестом и восемьдесят седьмом – он вообще не учился.

"1586-1587 годы", – снова взял на заметку коронер.

– А из-за этого, – неутомимо вещал темный, как сапог, доктор богословия, – а также из-за того, что, по слухам, он собирался изменить ее королевскому величеству и перекинуться на сторону французской Католической лиги, в экзаменах на звание магистра ему отказали.

– Как отказали? – вырвалось у Шорта. – Ведь он – магистр искусства все-таки!

– Кто ведает, как это произошло, – пожал плечами отче. – Меня это также очень интересует. Странно, странно, странно… Ведь никто тогда не знал, куда он исчез, где шлялся и что делал. Из-за всего этого его имя даже вычеркнули из списка студентов, а его персональную стипендию архиепископа кентерберийского Метью Паркера отдали другому. И что бы ты думал, сын мой? Когда уничтожили Великую Армаду испанцев, он все-таки не оставил своих предательских замыслов и сбежал во Францию, якобы для того, чтобы углубить знания в Сорбонне. Но изменнику там не очень повезло, потому что в это время был убит герцог Гиз и его брат, кардинал Лотарингский, и силы наших врагов уменьшились…

– Считаю, отче, – сказал Джон, – все это нужно тщательно проверить. Но как?

– А очень просто, сын мой. Следует заглянуть в бумаги канцелярии ректора. С твоего позволения и я воспользуюсь случаем, чтобы узнать обо всем этом безобразии и разоблачить возможный заговор, который плетет свою паутину в чистых стенах королевского университета. Идем, сын мой. Ты – власть, а власти не отказывают и подчиняются.

– Что ж, идемте, отче, – поднялся Джон.

Они прошли аккуратными улочками мимо многочисленных колледжей, которые вместе со своими службами очень напоминали монастырские подворья. Ватага студентов со стаей лающих борзых весело прошла берегом реки Кем, чтобы устроить для себя забаву – собачьи бега. Сочно зеленела весенняя травка, кусты и деревья были уже ровно подстрижены университетским садовником… В чисто выбеленной канцелярии ректора, из-за чего сразу же бросался в глаза огромный портрет ее величества королевы Елизаветы в полный рост, в парчовом убранстве, короне, со скипетром и державой в руках, унизанных перстнями с драгоценностями, о чем-то тихо беседовали два декана – сэр Уолтер Ролей и Томас Хериот. Но едва они увидели раскормленную физиономию благодетельного Сэма, как сразу же прервали беседу и взглянули на него вопросительно.

– Добрый день, господа, – слащаво поздоровался Сэм. – Как поживаете?

Деканы в знак приветствия коротко кивнули.

"Оба – еретики, – размышлял Сэм, – но с какого бока к ним подступиться? Сэра Уолтера ценит сама королева. Значит, он – человек опасный… Однако почему до сих пор ходит безнаказанно негодяй Хериот? Ведь он, Сэм, написал на него в Тайный совет длиннющий донос, в котором доказывал, что этот Хериот разделяет взгляды сожженного еретика Джордано Бруно и другого еретика из Польши, который преждевременно умер и поэтому избежал огня святой инквизиции, Николая Коперника. А еще этот Хериот учит молодых джентльменов смеяться и издеваться над Библией, а имя божье писать как антихристово – сзаду наперед. Почему же его не повели в цепях к святому трибуналу? Наверное, встал на защиту канцлер Кэмбриджа сэр Сесил Берли, который сам является членом Тайного совета. А раз так, то хорошо, что он, Сэм, предусмотрительно сообразил составить донос анонимно…