Он глянул из окна вниз. Высоковато, но в случае необходимости прыгнуть можно.

Итак, он здесь. Что сулит ему завтрашний день? Но что бы ни случилось, все лучше, чем сидеть в том пекле, откуда он вырвался и где изнывал до вчерашнего дня от нудной штабной работы. Мысли его перенеслись за море, в Турцию.

За день до отплытия его вызвал Врангель.

Когда Нежинцев вошел в кабинет, командующий стоял у окна. За окном расстилался унылый галиполийский ландшафт с пыльным плацем, где маршировали отупевшие от зноя солдаты. Врангель был приветлив.

— Присаживайтесь, полковник. Я вызвал вас не для обсуждения вашей миссии: и вы и я с ней хорошо знакомы. Просто хотелось сказать несколько напутственных слов. Итак, пришло время учиться конспирации у товарищей большевиков. Вам это предстоит одному из первых. Будьте осторожны в стане наших врагов. Осмотритесь, войдите в жизнь обители и города…

Продолжая говорить, Врангель прохаживался по кабинету. Несмотря на жару, он был одет в длинную белую черкеску и высоченную барашковую папаху; на животе висел кинжал. «Что за маскарад?» — с раздражением подумал Нежинцев.

— Ваше превосходительство, — спросил он, — не скажете ли, чем объясняется неудача десанта у Приморско-Ахтарской? Думаю, мне было бы полезно знать причину.

От Нежинцева не укрылось, как при этих словах Врангель передернул плечами. Но ответил он спокойно, сдержанно:

— Высадка десанта — ошибка. В тех местах еще было свежо воспоминание о нашем поражении, и приморское казачество не поддержало нас. Других причин нет. Теперь же обстоятельства благоприятствуют нам: голод в Поволжье и разруха всколыхнут недовольство Советами. Кавказское дворянство, хлебнувшее «сладкой жизни» при большевиках, примкнет к нам без колебаний. Возможная высадка десанта в Абхазии имеет и другие преимущества — с севера через горы Красной Армии не пройти, а узкие проходы на побережье можно успешно оборонять в период собирания сил для последующего наступления на соседние области. Вы понимаете, насколько ответственна ваша роль в моих планах?

— Да, конечно, господин командующий.

— Помните, голод — наш ближайший союзник. На этом можно успешно строить агитацию против Советов.

Врангель сделал паузу.

— Теперь я вам дам личное задание. По некоторым сведениям, монастырь, где предполагается ваша резиденция, обладает большими ценностями. Вы знаете, как нуждается в деньгах моя армия, попытайтесь заставить обитель раскошелиться. В конце концов, дело, за которое мы проливаем кровь, принесет избавление от власти безбожников. Напомните святым отцам, как щедры были к ним во все времена русская монархия и русское дворянство…

Воспоминания были прерваны деликатным стуком в дверь.

— Войдите! — крикнул Нежинцев.

Вошел отец казначей, а следом за ним монах, прислуживающий в номерах. Он поставил на стол поднос, накрытый белой салфеткой, и тут же вышел. Евлогий стоял у дверей.

— Хорошо ли устроились, Алексей Михайлович? — спросил он.

— Отлично, даже не ожидал.

— Слава богу! Отдохнете или побеседуем?

— Не стоит откладывать, ибо сказано: что замыслил делать — делай тотчас. Присаживайтесь.

Казначей снял салфетку с подноса:

— Не желаете ли подкрепиться с дороги?

На подносе стоял кувшин с восковой водой, икра, закуска из рыбы, фрукты.

— Охотно, если разделите со мной трапезу.

— Вкушайте во здравие! И я, пожалуй, присоединюсь. Знаете ли, в хлопотах иной раз и поесть недосуг… Ну, во славу божью! — Евлогий перекрестился. Нежинцеву пришлось последовать его примеру. — Да будет ваш приезд залогом успеха в нашем общем деле!

Они принялись за яства.

— Как дела обительские? — спросил Нежинцев.

— Да что там! Сил нет жить под пятой вероотступников. Скажите лучше, можно ли ждать перемен?

— Перемены, несомненно, будут. Но преуспеем мы или падем в борьбе — во многом зависит от вас.

— Что ж, мы готовы принять крест борьбы и страдания за церковь. Ведь сказал господь: «Изгоним лисиц и волков из виноградников наших». Будем и помогать, и благословлять ваше святое воинство.

— Что ж, командующий на вас очень надеется. Теперь скажите: у вас есть связь с отрядами Фостикова?

— Есть, Алексей Михайлович. Способ связи — древний как мир и очень надежный, а в случае нужды и верхового пошлем.

— А что за способ?

— Вечером вместе с нашим человеком на колокольню поднимитесь, сами увидите. Будем извещать их о вашем прибытии.

— Кажется, я догадываюсь. А на месте какими силами можно располагать?

— Большинство князей и дворян с джигитами готовы хоть сейчас подняться, жаждут сразиться с Советами.

— Дворяне и князья — понятно. Но откуда джигиты?

— Видите ли, у абхазцев есть обычай, называется — аталычество. По этому обычаю дворянин, а случается и князь, берет на воспитание мальчика из бедной семьи. Это как бы роднит бедняка со знатным человеком, и он невольно становится пособником своего покровителя. Ну, а кроме того, около богатого человека всегда крутятся бездельники, они за кого хочешь воевать будут, только плати.

— Н-да, — усмехнулся Нежинцев. — Что еще сообщить можете?

— Красных в городе немного осталось. Позднее я вам дам точные сведения о всех войсковых частях на побережье. Есть, правда, еще вооруженные крестьяне из бывших партизанских отрядов «Киараз», но немалое время нужно ревкому, чтобы их собрать. Места сборов мои люди знают точно.

— Я вижу, вы не теряли времени даром. С первой же оказией сообщу о вашем рвении барону Врангелю…

Он замолчал. Теперь предстоял нелегкий разговор, и Нежинцев не знал, как к нему приступить.

— Джигиты и дворянское ополчение — это хорошо, — сказал он после паузы, — но вооружение у них допотопное, шашками да кинжалами много не сделаешь. Есть возможность закупить в Турции современное английское оружие. Да и вообще, деньги, деньги… Ох, как нужны!

Казначей ответил не спеша, явно подбирая слова:

— Разве вам не известно, Алексей Михайлович, что в монастырском подвале есть склад оружия? Рискуя головой, мы сумели скрыть его от властей. У дворян тоже припрятано немало…

— Повторяю, святой отец: есть возможность приобрести настоящее современное оружие, от него, в большой степени, зависит успех дела. — Нежинцев решился идти напрямик: — По имеющимся у меня сведениям, обитель владеет немалыми ценностями.

Казначей уже понял, к чему клонит полковник.

— Кое-что есть, — заговорил он, откашливаясь, — но боюсь, что сведения ваши преувеличены.

«Ага, попался, старая лиса! — мысленно воскликнул Нежинцев. — Есть-таки золото!»

— Кроме того, — продолжал казначей, — наш игумен замял какую-то странную позицию по отношению к новой власти…

— Не хотите ли сказать, что большевикам сочувствует?

— Боюсь, что именно так. В свое время не пожелал вступить в «Союз Михаила архангела»[37] и вообще… О складе оружия он не знает, но что касается денег, то наверняка заупрямится.

— Может, мне попытаться образумить его?

— Ни в коем случае! О вашем пребывании в обители ему не должно быть известно. Я обещаю подумать о вашей просьбе…

Его прервал стук в дверь.

— Кто там? — крикнул казначей. Из-за двери донесся детский голос:

— Отец Евлогий, вас к себе владыко требует.

— Видали — «требует»! А каково мне с ним разговоры разговаривать. Надо идти… Я пришлю уставщика, дабы он ознакомил вас с уставом и порядком служб. Посещайте иногда храм, пройдитесь по святым местам, чтобы не выделяться среди прихожан. Да пребудет с вами господь! — Он склонил голову и удалился.

После ночевки на голых камнях было приятно растянуться на хрустящем крахмальном белье. Засыпая, Нежинцев удовлетворенно подумал: «А золото из вас, святые отцы, я вытрясу. Даю в том свое дворянское слово».

Первым пришел Федя. Чтобы приблизить долгожданный момент, в минувшую ночь он рано улегся спать, но воображение долго не давало ему уснуть и так же рано подняло с постели. Крепость на горе румянилась в первых лучах солнца.