— Это же свинство!

— Ну тогда вот вам ваша бумага, а я забираю обратно свои деньги, — возразил часовщик.

— Зачем же мы тогда подписывались? — спросила Йетта.

— Значит, у Блондинки все-таки заберут мебель?

Нунция бросилась вперед, вытянув руку, словно защищаясь от удара.

— Нет! Не заберут! — крикнула она. — Давайте так, Темистокле. Считайте как хотите эти ваши убытки, давайте нам подписывать все что угодно, но выкладывайте сейчас же всю сумму, какую нужно, чтобы нам хватило заплатить взнос.

— Но ведь это же позор, — бормотал учитель. — Это подлость! Мы не можем согласиться…

— Нужно! — отрезала Нунция, и никто не осмелился ей возразить.

В тот же вечер деньги были вручены Ренато, чтобы он назавтра отнес их к нотариусу, у которого находился неоплаченный вексель. Никому и в голову не пришло отдать деньги Арнальдо. Платили жильцы, а не он, поэтому у них было право выбирать того, кому они больше доверяют.

Но нести деньги не пришлось. Вечером нотариус уже поднимался по лестнице, проклиная темноту и сбитые ступени. Это была необычная для этих мест ругань воспитанного человека; те, кто слышал ее, сейчас же отметили эту разницу и с любопытством высунулись из своих дверей. Когда же после нескольких вопросов выяснилось, что это и есть нотариус собственной персоной, то поголовно все сбежались и загородили ему дорогу. Мария не должна его видеть, не должна ни о чем знать. Ведь деньги есть, они уже приготовлены и находятся у Ренато.

— Ренато?

— Где же Ренато? Он только что был здесь!

Стали искать. Наконец Ренато был найден в парадном дома номер семь, где он стоял вместе с Рыжей. Его немедленно послали домой, в то время как нотариус все еще дожидался на площадке.

Ренато промчался мимо него бегом, на ходу объяснив, что деньги в конверте, а конверт под подушкой у тетки Нерины, и если она еще не спит, то все будет в порядке.

Через несколько минут он снова сбежал вниз, и деньги были отсчитаны перед дверью Нунции. Однако требовалась еще некоторая сумма, чтобы заплатить нотариусу, который взял на себя труд прийти сюда.

— За беспокойство? — воскликнула Нунция. — А кто вас звал? Может, это вы его звали? — спросила она, повернувшись к присутствующим. — Выходит, вы по своей воле пришли. Мы-то знаем, что должны и чего не должны.

Нотариусу так и не удалось до конца уразуметь, как здесь обстоят дела, но он узнал достаточно, чтобы не иметь никакого желания вдаваться в новые подробности. Он возвратил вексель и отбыл, бормоча на этот раз более энергичные ругательства, в то время как его наперебой уверяли, что если бы могли, конечно, вознаградили бы за беспокойство.

— Какой все-таки вежливый, — восторженно заметила Йетта, когда нотариус ушел. — Принести вексель прямо на дом!

Через несколько дней после посещения нотариуса Марии стало хуже, и доктор сказал, что ее нужно класть в больницу.

Однако для этого необходимо было вмешательство общинного правления деревни, где она родилась, которое должно было выдать нужные документы и взять на себя расходы. Поэтому учитель принялся писать направо и налево длиннейшие и обстоятельнейшие прошения. Но ни на одно из этих странных посланий никто, конечно, не ответил, и Мария осталась умирать в своей роскошной спальне, весело сверкавшей зеркалами.

Однажды во дворе появился Темистокле, пришедший напомнить, что не за горами день, когда нужно возвращать деньги. Это произошло в тот самый момент, когда все уже думали обратиться к нему за новой ссудой.

— Я могу подождать, — ответил Темистокле благожелательным тоном: он прекрасно понимал, что сколько бы он ни настаивал, все равно ничего не получит. — Да, могу подождать, но дать еще не могу.

Разрешить проблему очередного взноса неожиданно помогла Вьоланте. В один прекрасный день она явилась к матери и сказала:

— Я принесла деньги, которые ты заняла для меня у пенсионера. Густо велел отдать их тебе. Он говорит: устраивайтесь, мол, между собой сами как хотите, а он в эту историю впутываться не желает, потому что от всех этих сплетен и разговоров страдает его репутация. А так мы квиты, и ты ничего никому не должна.

Низко наклонив голову, Нунция снесла унижение, взяла деньги и отнесла их учителю. После этого начались долгие консультации.

Учитель возвратил Нунции старую расписку и отсчитал деньги, необходимые для погашения очередного векселя Арнальдо. Составили новую бумагу, и на этот раз подписались все, кто занимал деньги у Темистокле. А так как было решено, что должны подписаться все без исключения, учитель тоже поставил свою подпись.

В документе были изложены новые указания насчет похорон в случае неожиданной смерти кредитора. Поскольку из имеющейся суммы взяли часть, которую учитель должен был Темистокле, похороны решили сделать скромнее: катафалк второго класса и гроб попроще.

Так был оплачен еще один вексель.

Как-то вечером Йоле объявила, что было бы неплохо подсчитать, сколько с каждого причитается. Все собрались у Зораиды и тут с удивлением обнаружили, что сам Арнальдо — единственный из жильцов, который ничего ни разу не платил и не подписывал (не считая разве только Анжилена, который всегда в нужный момент исчезал из дома).

— Да! Но ведь я же подписывал векселя! — защищался парикмахер.

— А ведь правда, — подхватила Йетта. — Так оно и есть. А нам-то невдомек.

— Но ведь и мебель у него, — возразила Йоле.

— Мебель уже не моя. Теперь она ваша. Если хотите, можете даже забрать ее, — сказал Арнальдо.

— Ну и бестия! Ну и артист! — Нунция даже присвистнула. — Ведь ты же прекрасно знаешь, для кого все делалось. Для твоей бедняжки. Чтобы не пришел агент и, боже сохрани, не забрал мебель. А теперь ты предлагаешь, чтобы мы ее взяли? Да если бы мы даже способны были на такое, то как это сделать? Кому стул, кому комод, а кому полшкафа, так, что ли? Молчи уж, лицемер!

Арнальдо ничего не ответил.

— А все-таки, что же, у тебя, как всегда, ни гроша? — спросила Нунция уже совсем другим тоном.

Парикмахер красноречивым жестом вывернул карманы. Все вздохнули, а Саверио свистнул.

— Да, чище некуда! — проговорил он.

Однако решимость жильцов защищать мебель не только не поколебалась, но, наоборот, стала еще тверже. Несколько раз казалось, что Марии становится лучше, но потом неизменно наступало ухудшение. Уже несколько дней она жила на кислороде.

Как-то вечером Йетта, которая в это время дежурила около больной, распахнула окно и крикнула:

— Помогите!

Тотчас же сбежался весь дом.

Этой ночью во всех окнах горел свет, а в углу двора долго выла собака.

Марию убрали и одели. Теперь она была среди друзей, и когда пришел врач, чтобы засвидетельствовать смерть, узнали даже ее фамилию, которую, однако, сейчас же забыли.

Она умерла на сияющей лаком кровати, среди сверкающей зеркалами прекрасной мебели, а на пороге стоял нотариус с очередным векселем.

Однако, узнав, что произошло, он тихо удалился, не сказав ни слова. Но, переждав несколько дней, он опротестовал вексель.

В тот момент никто не думал о мебели. Жильцов одолевала более срочная и печальная забота — похороны Блондинки.

Обратиться к Темистокле? Кое-кто попробовал, но Темистокле повторил то же самое: он может пойти на жертву и еще немного подождать возвращения долга, но давать новую ссуду — нет.

Тогда вмешалась Маргерита.

Она захотела подробно узнать историю этой мебели, а потом предложила:

— Я оплачу похороны. Правда, похороны очень скромные, потому что дорогие мне не по карману.

— А мы подпишем… — живо вмешалась Йетта, но под взглядом Маргериты сейчас же прикусила язык.

— Молчи ты, балда! — прикрикнула трактирщица. — Я говорю: я оплачу похороны, но при одном условии. Ни гроша, слышите, ни одного гроша вы не отдадите Темистокле.

Кое-кто уже открыл было рот, чтобы возразить, но Маргерита энергичным жестом остановила их.