Немного погодя из своего окошка высунулся пенсионер и вежливо осведомился:

— Как вы думаете, Анжилен, много ли потребуется времени, чтобы остудить такой большой арбуз?

В ответ послышалось только сопение.

Йетта уже два или три раза выглядывала во двор и, наконец, не выдержала.

— Это верно, — раздался вдруг ее голос, — если уж поспорили, то делать нечего… А все-таки если подумать, сколько вы отмахали, да по солнцепеку, да с такой тяжестью, а теперь еще должны целую ночь просидеть на улице в ваши-то годы! И все из-за чего? Из-за какого-то арбуза, который вы так весь и не съедите, если не захотите помереть от заворота кишок! Пожалуй, игра не стоит свеч. За гроши где угодно можно такой арбуз купить — объедение! Замороженный! И оправдываться бы не пришлось.

— Что вы хотите сказать? — вспылил Анжилен.

— Что это мальчишеская глупость, вот что.

Анжилен, который в душе сознавал это, услышав, что другие повторяют вслух его мысли, окончательно разозлился и так рявкнул, что несчастный Томмазо подпрыгнул на месте, а Йетта быстренько ретировалась от окна.

Охрана арбуза продолжалась.

Время от времени то один, то другой из жильцов высовывался из окна, и видел в темноте мерцающий огонек трубки. Анжилен был на страже.

Несколько раз слышались приглушенные смешки, но скоро наступила полная тишина.

Вдруг Анжилену почудилось в доме какое-то оживление: неясный шорох, похожий на шелест одежды, потом скрип, как будто открывали и закрывали дверь, потом чей-то быстрый шепот. Он прислушался, но больше ничего не было слышно. Только в погребе как будто зажглась спичка, а может быть, все это ему только показалось. Но на всякий случай Анжилен стал внимательнее. Раз или два ему послышалась какая-то возня в колодце. Но ведь раз он все время здесь, значит к колодцу никто подойти не может?

Взошла луна, и Анжилен почувствовал, что его начинает пробирать холод. Арбуз, должно быть, уже достаточно остудился. Сейчас старику хотелось только одного — лечь в постель, потому что он чувствовал себя так, словно его избили палками.

Превозмогая боль в пояснице и потихоньку ругаясь, он встал с края колодца, невольно подумав, что молодость для него стала уже далеким воспоминанием и что в его годы следует быть благоразумнее. Однако, говорил он себе в виде утешения, мало кто из знакомых ему молодых людей смог бы пройти столько по солнцу с такой тяжелой и неудобной ношей. В общем Анжилен был доволен собой.

Он наклонился, взял в руки цепь и потянул. В воде все предметы легче, это он знал, и поэтому не удивился, что так легко тащить. Однако он тащил и тащил, ведро давно бы уже должно было повиснуть в воздухе… Да, в самом деле, вот оно, на краю колодца, но пустое!

Эхо гулко разнесло по погруженному в тишину двору жалобные вопли Анжилена.

— Что это? Что случилось? — закричала Зораида, распахивая дверь.

Вслед за тем послышались восклицания остальных жильцов, причем если по сонным голосам одних можно было заключить, что их только что подняли с постели, то голоса других свидетельствовали о том, что они и не думали ложиться.

— Ведро, что ли, перевернулось? — допытывался кто-то.

Первыми к колодцу подбежали Йетта и Саверио. За ними спешила Нунция, страшно взволнованная, в длинной ночной сорочке и с огарком свечи в руках. Хотели уже лезть в колодец вылавливать злополучный арбуз, но на поверхности воды его не было.

— Он утонул от тяжести! — горестно воскликнула Йетта.

— Сами бы вы утонули с вашим карканьем, — зло отозвался Анжилен.

— Тогда, значит, здесь был вор.

— А, идите вы!.. — закричал Анжилен. — Какой к дьяволу вор, когда я не отходил ни на шаг!

Под конец возгласы удивления, вопросы, пересуды разбудили даже ребят в соседних домах. В короткое время двор наполнился людьми, одетыми во что попало, так что иных трудно было даже узнать.

Учитель выскочил в ночной рубашке, едва прикрывавшей ему колени, и в красной женской кацавейке. Именно благодаря этой кацавейке его и узнали, так как много раз видели ее висящей на веревке во дворе. Однако еще никому не случалось видеть ее на учителе, поэтому его появление в таком виде произвело впечатление. Нунция перед сном заплела волосы, и сейчас очень смешно было видеть «жандарма» с болтающимися за спиной косами.

Что же касается Зораиды, то ее невозможно было отличить от самого настоящего привидения.

Последними явились сыновья Йоле с невинными лицами и в полосатых, как матрацы, пижамах. Глядя на них, все невольно подумали, что Йоле, чтобы одеть их, пришлось купить целую штуку материи.

— А вы уверены, что действительно опустили туда арбуз? — спросил один из них.

Анжилен не удостоил его ответом.

— А вы хорошо сторожили? — допытывался другой.

— И точно помните, что ни минуты не спали? — простодушно интересовался третий.

Анжилен чувствовал, что у него так и чешутся руки влепить им по хорошей затрещине. Указывая на ребят в пижамах, он воскликнул:

— Недаром на них эти халаты, как у каторжников,

— Что вы хотите этим сказать? — тотчас же вступилась Йоле.

— Я знаю, что я хочу сказать, — пробормотал Анжилен, который чувствовал себя не слишком уверенно.

Тем временем во дворе снова появился Саверио в своих узеньких кальсонах и с факелом в руках.

— Если арбуз опускали, и мы сами это видели, убежать отсюда он не мог, — говорил сапожник, наклоняясь над колодцем и водя во все стороны факелом.

Жильцы в напряженном молчании столпились сзади. Наконец Саверио вздохнул и выпрямился.

— Ну что? — спросил Анжилен.

С добродушной улыбкой взглянув на старика, Саверио хлопнул его по плечу.

— Ну кому, кроме ребят, нужен ваш арбуз? — проговорил он. — Все это их проделки…

— Что… что вы говорите? — запинаясь, пробормотал Анжилен, встревоженный таким вступлением.

Саверио пожал плечами.

— Их рук дело, вот!

— Но ведь я же был здесь, на этом самом месте! На краешке сидел! Что, вы меня за дурака принимаете, что ли? — воскликнул Анжилен.

Саверио покачал головой.

— Ну посмотрите тогда сами.

Анжилен недоверчиво взглянул на него, вырвал факел и бросился к колодцу. Все, вытянув шеи, старались заглянуть ему через плечо. Послышалось невнятное ругательство, и Анжилен с побелевшим лицом повернулся к соседям.

— Уж кто-нибудь мне заплатит за это! — угрожающе воскликнул он.

— Выходит, действительно воровство случилось? — взволнованно пролепетала Йетта. — Значит, вы уснули!

— Сами вы уснули! — огрызнулся Анжилен и, грубо растолкав соседей, направился к подвалу.

Все удивленно переглянулись. Каждый отлично видел, что Анжилен никуда не отлучался и сторожил у колодца. Однако ребята Йоле поспешили убраться и теперь давились от смеха на лестнице.

— Из окошка, — объяснял между тем Саверио. — Вот здесь, из сточного окошка.

Снова был пущен в ход факел, и все могли разглядеть ведущее в погреб сточное окошко, приходившееся как раз на уровне воды в колодце. Решетка, обычно закрывавшая этот сток, была отодвинута.

— Стащили изнутри, пока он сидел наверху, — заключил Саверио.

Йетта, наконец, поняла.

— Значит, прямо из-под него стащили! — восторженно воскликнула она. — Нет, что ни говорите, а жулик молодец!

Из погреба тем временем неслись яростные проклятия Анжилена. Усиленные и многократно повторенные эхом, они казались нечеловеческим ревом. Бегая в бешенстве взад и вперед, старик поскользнулся на свежих арбузных семечках, разбросанных в погребе. Эти явные следы преступления вели к выходу из подвала и терялись в переулке.

— Не наши! — облегченно вздохнув, сказал учитель, сопровождавший Анжилена.

В переулке были открыты почти все окна, люди не спали, на разные лады обсуждая происходящее. После долгих разговоров выяснилось, что эту шутку устроила группа неизвестных парней.

— Их было, по крайней мере, пятнадцать человек, — уверяла Рыжая. — Я их видела.

Анжилен был вне себя.