Я помчался в Больничное крыло, шепча обвисшей в моих руках Санни какую-то успокаивающую чушь.

— Малфой, что… — Поттеры, мать их!

— Не знаю!!!

Поттеры ринулись за мной.

Мадам Помфри на миг поджала губы при виде столь внушительной делегации и сварливо велела нам заткнуться, пока водила палочкой над лежащей на койке Санни.

— Мистер Малфой, что с ней случилось?

— Не знаю! — Задыхаясь, простонал я. — Я ее нашел… там…

— Все вон отсюда. Немедленно. И позовите профессора Грейнджер.

— Но…

— Мистер Малфой, вы оглохли? Бегом!

Я уже собрался взять низкий старт, но Ал придержал меня за локоть:

— Погоди. Это можно сделать быстрее.

Джеймс с сомнением глянул на брата, но смолчал. А через несколько минут в лазарет Медузой Горгоной влетела Грейнджер.

— Джеймс? Альбус?

Поттеры одновременно молча указали на дверь палаты, где мадам Помфри хлопотала над Санни. Грейнджер кинулась туда, оставив дверь приоткрытой. Мы замерли, вслушиваясь…

— Это не проклятие, Гермиона. Я проверила. Дала обезболивающее, но оно, похоже, не помогает…

Молчание, нарушаемое лишь сдавленными хрипами Санни.

— Есть у меня подозрение, Поппи… Девочка моя, тебе вживляли кардиоводитель?

Чтобы расслышать ответ Санни, пришлось даже перестать дышать…

— В прошлом… году… отторжение… искусственный клапан… тоже…

— Понятно. Поппи, нужны носилки. — Грейнджер выглянула в коридор, и мы шарахнулись от двери. — Джеймс, срочно вызови отца. Мистер Малфой, зайдите.

На Санни даже смотреть было больно.

— Что с ней, профессор?

— Лучше вы, мистер Малфой, расскажите, при каких обстоятельствах ее обнаружили. Как можно подробнее.

Рассказ занял минуту, пока Помфри перекладывала Санни на носилки и упаковывала в теплые одеяла.

— Гермиона! Что за пожар?!

— Гарри, молчи и слушай. Остаешься сегодня за главного по факультету, я аппарирую с мисс Уинкль в Мунго. Проводишь нас до границы антиаппарационной зоны.

Помфри аж подпрыгнула:

— Аппарация может быть опасна!

— Промедление опасней! — Отрезала Грейнджер.

От этих слов меня пробила дрожь.

— Гермиона, может, лучше я?..

— Гарри, кто из нас учился на колдомедика, я или ты? Не спорь…

Пока Грейнджер давала ценные указания Поттеру, я тихонько подошел к Санни. Мертвенно-бледная, глаза полуприкрыты, искусанные губы кривятся от боли, тонкие ручонки судорожно сжаты у груди… она казалась совсем крохотной в ворохе пуховых одеял. Потерянной. Беспомощной. Умирающей.

Едва сознавая, что делаю, я снял с шеи медальон — серебряную монету с изображением скорпиона, подарок родителей к поступлению в Хогвартс — и осторожно надел на шею Санни. Накрыл ладонью ее стиснутый кулачок, прошептал: «Я с тобой!»

— Мистер Малфой, отойдите! — Грейнджер махнула палочкой, поднимая носилки в воздух.

Пальчики Санни вдруг разжались, и мне в ладонь легло что-то теплое, твердое и гладкое.

— Ну вот и побратались… — Прошелестела она, не открывая глаз.

Проводив взглядом носилки и преподавателей, я раскрыл ладонь.

В моей руке тускло мерцал брелок в виде сердца из красного стекла. Кожаный шнурок, грубая работа. Дешевенькая вульгарная побрякушка…

Даже не пытаясь проглотить вставший в горле ком, я прижал к губам ее сердце.

Слух о нездоровье Санни разлетелся по замку моментально.

В гостиной Хаффлпаффа собралась по меньшей мере половина студентов школы. Молчали. Вздыхали. Обменивались взглядами.

— Малфой, сядь уже, не мелькай! — Раздраженно буркнул Хьюго.

Не отреагировав, я продолжал ходить туда-сюда по гостиной.

Эббот умчалась проводить разборки со Слизнортом, Поттер направился «размораживать» Забинь, про которых я напрочь забыл, Роза с ногами забралась в свое любимое кресло и оттуда зыркала исподлобья то на меня, то на брата, то на кузенов.

Вдруг Хьюго «отмер» и бросился к выходу со словами:

— Мама вернулась! Малфой, ты с нами?

Мог бы и не спрашивать…

В кабинете профессора Грейнджер царил теплый полумрак. Мы ввалились в дверь и застыли на пороге, выжидательно уставившись на декана Гриффиндора.

— Мам, не томи… — Наконец выдавил Хьюго.

Грейнджер внимательно оглядела нашу сборную команду и устало опустилась в кресло.

— Она больна. Тяжело больна. Похоже, неизлечимо.

У меня потемнело в глазах. Санни… и болезнь… невозможно… Не бывает!

— Не буду пичкать вас терминами. У нее редкая разновидность врожденной стенокардии. Это маггловская болезнь, но, видимо, из-за присутствующей в Санни магии, она странным образом мутировала. Это не поддается лечению. Вы ведь не знали, что мисс Уинкль каждые каникулы проводит в больницах? Зимой — в Мунго, летом — в одной маггловской клинике.

Мы подавленно молчали.

— Сестры Забини действительно не применяли никаких заклинаний. Они просто очень сильно напугали Санни. Вы появились вовремя, мистер Малфой. Часом позже мы не смогли бы ее спасти.

Я глубоко вдохнул, чувствуя, как пальцы Розы вцепились в мое запястье.

— Мы ее откачали, но она все еще очень плоха. Если не случится повторного приступа, можно надеяться, что к весне мисс Уинкль вернется в школу.

Мы дружно выдохнули.

— Вы ведь дружите с ней? Так вот, имейте в виду: любое потрясение, сильный стресс или испуг могут убить ее на месте. Я видела снимки ее сердца. Оно все в мелких рубцах от микроинфарктов. Следующего приступа мисс Уинкль может просто не выдержать. И раз вы так дружны, — Грейнджер многозначительно посмотрела на меня. — Берегите ее. Не оставляйте одну во избежание повторных инцидентов. Иначе Санни может не дожить до лета.

Грейнджер углубилась в изучение лежащего на ее столе пергамента, давая понять, что разговор окончен.

Мы сидели рядком на первой ступеньке лестницы в Восточной башне. Джеймс, Альбус, я, Роза и Хьюго. Слов не было.

Уже неделю мы, не сговариваясь, приходили сюда после ужина, усаживались именно в таком порядке и молчали. Ожидание — самая тягостная в мире вещь, я это понял тогда. Ожидание, помноженное на пять, убивает. Но мы почему-то не могли не приходить.

Каждый вечер, когда я добирался до башни, Поттеры уже были там. Я молча усаживался рядом с Алом, сжимая в кулаке стеклянный брелок. Потом приходила Роза, у которой были факультативы после ужина. Опускалась возле меня и вкладывала свою теплую узкую ладошку в мою руку. И это было правильно. Последним был Хьюго. До самого отбоя мы недвижно сидели, уставившись в темноту, потом все так же молча расползались по гостиным.

Конечно, школа была в курсе произошедшего с Санни. Конечно, переживали за нее не только мы впятером. В Большом зале, в коридорах и даже в классах висела серая тягостная тоска. Без Санни во всем замке стало уныло и пусто. Преподаватели, и те выглядели несколько подавленными, хотя прежде за бесконечные шалости и воинствующий пофигизм готовы были спустить с Санни шкуру.

На десятый вечер наших посиделок Поттеры притащили пиво.

На шестнадцатый вечер Роза, привычно переплетя пальцы с моими, с усталым вздохом склонила голову мне на плечо. И это было правильно.

Следующим вечером Хьюго принес собой планшет, карандаш, и принялся рисовать.

Отбой двадцатого дня я встретил, лежа на коленях у Розы. Она еле ощутимыми касаниями перебирала мои волосы, и это было правильно.

На двадцать первый день нас с Джеймсом исключили из наших квиддичных команд за систематические прогулы тренировок. Поттер и ухом не моргнул. А я как-то отстраненно подумал, настолько ли мой отец увлечен Грейнджер, чтобы оставить сей факт без внимания.

На двадцать второй день выяснил, что не настолько. Таких оглушительных вопиллеров с такими «изысканными» выражениями я еще никогда не получал.

На двадцать пятый день кто-то, судя по мелькнувшему зеленому шарфу, с моего факультета, заглянул к нам в башню. Был встречен пивной бутылкой, метко запущенной Алом. Убежал с матюгами, держась за лоб.