«Что есть истина? Неужели это общепринятая позиция, к которой всем нужно шагать? Или же это субъективный, индивидуальный опыт?»

Называйте ее любым именем, а истина должна быть вечно новой, живущей. Но слова «новая» и «живущая» используются только для того, чтобы передать состояние, которое не статическое, не мертвое, не фиксированная точка в пределах человеческого ума. Истину нужно обнаруживать снова и снова от мгновения до мгновения, это не опыт, который можно повторить, она не имеет никакого продолжения, это состояние, не имеющее времени. Разделение между многим и одним должно прекратить быть для того, чтобы возникла истина. Это не состояние, которое можно достичь, ни точка, до которой ум может развиться, дорасти. Если истину представлять себе как вещь, которую можно заполучить, то культивирование знаний и накоплений воспоминаний становится необходимым, порождающим гуру и последователя, того, кто знает, и того, кто не знает.

«Тогда вы против гуру и последователей?»

Вопрос не в том, против чего мы, а в восприятии того, что соответствие, которое является желанием безопасности, с его страхами предотвращает переживание бесконечного.

«Думаю, что понимаю то, что вы имеете в виду. Но не слишком ли трудно отказаться от всего, что накоплено? И, вообще, действительно ли это возможно?»

Отказаться, чтобы извлечь пользу, это вовсе никакой не отказ. Видеть ложное как ложное, видеть истинное в ложном и видеть истинное как истинное, вот именно это освобождает ум.

Дождь шел всю ночь и большую часть утра, и теперь солнце садилось за темными, тяжелыми тучами. Небо было бесцветным, но воздух наполнился ароматом пропитанной дождем земли. Лягушки квакали всю ночь напролет с постоянством и ритмом, но с рассветом они умолкли. Стволы деревьев потемнели от долгих дождей, а листья, начисто вымытые от летней пыли, снова станут сочными и зелеными через несколько дней. Лужайки тоже заново зазеленеют, кустарники вскоре расцветут, и наступит радостная пора. Каким долгожданным был дождь после жарких, пыльных дней! Горы за холмами казались не слишком далекими, а легкий ветерок, дующи от них, был прохладен и свеж. Будет большее работы, больше еды, и голодание уйдет в прошлое.

Один из тех больших коричневых орлов описывал широкие круги по небу, паря по ветру, не взмахивая собственными крыльями. Сотни людей на велосипедах ехали домой после долгого дня, проведенного в офисе. Немногие разговаривали, когда ехали, но большинство их них молчали и очевидно были уставшими. Большая группа людей остановилась, облокотившись на велосипеды, и оживленно обсуждала какой-то вопрос, в то время как полицейский по соседству устало наблюдал за ними. На углу возвышалось большое здание. На дороге было полно коричневых луж, проезжающие мимо автомобили расплескивали из них грязь, которая оставляла темные пятна на одежде. Велосипедист остановился, купил у торговца сигарету и снова поехал.

Подошел мальчик, неся на голове старую банку из-под керосина, наполовину наполненную какой-то жидкостью. Он, должно быть, работал в этом новом здании, которое было в процессе строительства. У него были яркие глаза и необычайно веселое лицо, он был худым, но имел крепкое телосложение, а его кожа была очень темной, загорелой из-за солнца. На нем была рубашка и набедренная повязка, обе землистого цвета, грязные из-за долгого ношения. Его голова имела правильную форму, и в его походке было некоторое высокомерие — мальчишка выполнял мужскую работу. Как только толпа осталась позади, он начал петь, и внезапно вся атмосфера изменилась. Его голос был пообыкновению ребяческим, сильным и хриплым, но песня имела ритм, и вероятно, он двигал в такт своими руками, поскольку ни одна рука не поддерживала на его голове жестяную керосиновую банку. Он чувствовал, что кто-то шел позади него, но был слишком весел, чтобы стесняться, и его никоим образом не тревожила перемена, произошедшая вокруг. В воздухе разлилась благодать, любовь, которая покрыла все, мягкость, которая была проста и без расчета, совершенство, которое было вечно цветущим.

Мальчик резко прекратил петь и повернулся к обветшалой хижине, которая стояла на некотором отдалении от дороги. Вскоре вновь пойдет дождь.

Посетитель сказал, что он удерживал должность в правительстве, которая была неплохой, когда все шло хорошо, и так как он получил первоклассное образование, и дома, и за границей он мог подняться весьма высоко. Он был женат, как он сказал, и имел двоих детей. Жизнь была довольно приятной, поскольку успех был гарантирован. Он был владельцем дома, в котором они жили, и он отложил деньги на образование своих детей. Он знал санскрит и был знаком с религиозной традицией. Все шло достаточно гладко, сказал он, но однажды утром он очень рано проснулся, принял ванну и сел для того, чтобы медитировать до того, как проснутся его семья или соседи. Хотя он хорошо отдохнул во время сна, медитировать он не смог, и внезапно почувствовал переполняющее побуждение провести оставшуюся часть жизни в медитации. Не было ни колебания, ни сомнения по этому поводу. Он посвятит все оставшиеся ему годы обнаружению того, что бы это ни было, тому, что можно найти через медитацию, и он сказал своей жене и своим двум мальчикам, которые были в колледже, что собрался стать саньясином. Его коллег удивило его решение, но они приняли его отставку, и через пару дней он покинул свой дом, чтобы никогда не вернуться.

Это произошло двадцать пять лет назад, продолжил он. Он строго дисциплинировал себя, но обнаружил, как это трудно после непринужденной жизни, и ему потребовалось долгое время, чтобы полностью справиться со своими мыслями и страстями, которые присутствовали в нем. Тем ни менее, в конце концов у него стали появляться видения Будды, Христа и Кришны, видения, чья красота приводила в восторг, и он сутками бывало жил, как будто в трансе, постоянно расширяя границы своего ума и сердца, абсолютно поглощенный той любовью, которая является преданностью наивысшему. Все вокруг него — сельчане, животные, деревья, трава — было активно действующее, великолепное в своей живости и очаровании. Ему потребовались все эти годы, чтобы коснуться низа бесконечного, сказал он, и удивительно, что он пережил все это.

«У меня есть несколько учеников и последователей, так как это неизбежно в этой стране, — продолжал он, — и один из них предложил мне, посетить беседу, которую вы должны были вести в этом городе, где мне случилось побывать в течение нескольких бесед. Я был очень увлечен тем, что вы рассказали в ответ на вопрос о медитации. Было сказано, что без самопознания, которое само по себе является медитацией, всякая медитация — это процесс самогипноза, проекции собственной мысли и желания. Я думал обо всем этом и теперь пришел, чтобы поговорить об этом с вами.

Я понимаю, что то, что вы говорите, совершенно истинно, и это для меня огромный удар осознать, что я был в ловушке образов или проекций моего собственного ума. Я теперь очень глубоко осознаю, чем являлась моя медитация. В течение двадцати пяти лет я оставался в красивом саду, созданном мною самим. Персонажи, видения были результатом моей специфической культуры и того, чего я желал, изучал и впитал в себя. Теперь я понимаю значение того, что я делал, и я больше, чем потрясен тем, что впустую потратил так много драгоценных лет».

Мы молчали в течение некоторого времени.

«Что же мне теперь делать? — продолжил он через время, — существует ли какой-то выход из тюрьмы, которую я построил для самого себя? Я понимаю, что то, к чему я пришел в своих медитациях, — тупик, хотя еще несколько дней назад это казалось таким наполненным великого значения. Как бы сильно мне ни хотелось, я не могу вернуться ко всему тому самообольщению и самостимулированию. Я хочу прорваться через завесы иллюзии и натолкнуться на то, что не создано искусственно умом. Вы понятия не имеете, через что я прошел в течение прошлых двух дней! Та структура, которую я так тщательно и основательно создавал в течение двадцати пяти, больше не имеет никакого значения, и мне кажется, будто мне придется начать все заново. Откуда мне начать?»