Солдаты пришли в дом и попросили компота. Молодой хозяин полез в погреб, а они бросили туда гранату. Двух братьев Исаевых тоже убили таким способом. Одного парня заставили спуститься погреб и бросили гранату, а его брата прошили очередями из автоматов. Двое других были убиты за то, что похоронили родственника. Им сказали: "Мы своих не хороним, и вы не хороните своих." Больше всего таких убийств в Заводском районе. Там, по словам беглеца, убивали всех подряд. Там не просто солдаты, а контрактники, которые никого не щадят.
Сапарби, оказывается, четыре года чабановал в Ростовской области и за все это время украл только 30 баранов. После такой исповеди он показался мне довольно честным человеком. Салавди долго работал грузчиком и ничего не украл. Правда, начальник дал ему немного гвоздей, они сохранились у него до сих пор. Целыми отарами и вагонами воровали начальники -- "большие воры", как определил их Салавди.
Солдат ударил прикладом совершенно безобидного старика -- русского, с улицы Энтузиастов, он хороший паяльщик. Старик в ответ выматерил солдата и назвал извергом. Началось с того, что солдат выстрелил из автомата в козу, которая паслась у трансформаторной будки, а тот мужик сказал, что он позорит русский народ. Солдат хотел, как он выразился, "замочить" старика, но случившиеся тут люди загалдели, задвигались, и старика удалось спасти.
В Костромской области можно поместить вместе взятые Чечню, Ингушетию, Осетию, Кабарду. Такие леса, поля, реки, дичь, рыба, ягода, грибы, такой воздух -- благодатный край! И некому в нем жить. Целые заброшенные деревни кособочатся подгнившими завалинками. Человек средней хозяйственности и среднего трудолюбия может за пять лет стать настоящим кулаком. Пусти на тамошние лесные поляны старика -- чеченца или аварца с косой -- на сто коров сена накосит. А коровы какие! В Чечне 10 коров не дают столько молока, сколько одна костромская. Картошка -- с вымя чеченской коровы. Народ тамошний -- с хорошим, как у нас говорят, сердцем, но что с ним сделалось! В сельском райцентре я с трудом нашел человека, который держал корову. Приехав туда летом, как-то случайно обломил высокую крапиву -- оказалась еще съедобной, у нас к этому времени она уже стареет. Побежал сок, будто вода из крана. Удивился, приготовил на обед по-нашему -- растер с солью. Зашла секретарша первого секретаря райкома Галина Григорьевна, попробовала и шумно побежала к шефу. Тот пришел, тоже попробовал и не оторвался. А было ее там -- весь район зарос, под окнами райкома -- чащоба. Секретарь не дурак был выпить, а делалось это там "закусывая рукавом". Он довел до сведения местной "секты Бахуса" открытие новой закуски, а лучшую, чем крапива, растертая с солью, трудно придумать, и через неделю райцентр был очищен от этой, злой на вид, но очень полезной растительности. Пьющих было много, от 13 лет и до покойников. Многие покидали бренный мир в нетрезвом состоянии. Пил райком, райисполком, милиция, прокуратура, больница, больные, врачи и присоединившийся ко всем я сам.
Сегодня наша тройка -- Салавди, Сапарби и я -- обсуждала хакимов -начальников. Чеченцы терпеть не могут начальников своей крови. Попасть на работу каждый старается туда, где руководитель "русскоязычный". С ним можно поругаться и помириться, с чеченцем это обычно заходит далеко. Русский "хаким" знает, что вверенное ему хозяйство -- не совсем его собственность, а чеченский этого не знает и знать не желает. Приказ о своем назначении он воспринимает как жалованную грамоту. Конечно, где-то наверху, в министерстве, райкоме, обкоме сидят "компаньоны", с которыми он должен делиться, но на самом предприятии владелец -- он. Чеченский начальник ревностно следит за тем, как воруют его рабочие и служащие и при этом, в отличии от русского, считает, что воруют лично у него, а не у государства. Русский начальник не ревнивый -- ворует сам и дает воровать другим. Чеченский хаким хочет воровать только сам, а остальным милостиво выделять что-нибудь на пропитание. Русский может без особых проволочек подписать заявление, что-то выписать рабочему и не будет об этом вечно помнить, чеченский -- если и выпишет, обставит это так, что ты будешь обязан ему по гроб. Чеченец набирает на работу родственников. Поскольку воровство -- в природе людей, пусть воруют свои. Превосходит обоих начальник-ингуш. После него и его родственников предприятие обычно ликвидируется, так как на нем уже нечего делать -- унесено все, вплоть до гипсового бюста вождя мирового пролетариата.
При описании народа, тем более, народа, который полтора века пребывал под прессом, сталкиваешься со множеством противоречий. Чеченское общество -как бы волосы на голове. Проведешь по ним расческой вверх -- они торчат в разные стороны, вниз -- ложатся гладко. Вот и думаешь, как тут быть: взъерошивать или приглаживать.
Сегодня стояли на улице и политиканствовали. Руслан, муж ингушки Шуры, сказал, что у Дудаева есть секретное оружие. Еще Дудаев будто бы заявил, что возьмет Владикавказ, а затем и Ставрополь. Алахмад привел чеченскую притчу. В очень холодный день стоял на базаре один человек в рубище и трясся от мороза. На худом бешмете у него торчал кремниевый пистолет. Кто-то спросил: "Зачем таскаешь его с собой? Тот ответил: " Чтобы выстрелить в свой самый трудный день! " Спрашивавший посмотрел, как герой трясется от холода, и воскликнул: " Так стреляй же! "
Все бегут. Убежали и мои соседи. Шура, приехавшая с мужем, снова уехала. Даже Сапарби и Салавди исчезли куда-то. Упорней стали слухи, что у Дудаева есть атомная бомба. Вчера зашла Екатерина Георгиевна, очень взволнованная, напуганная, советовала бросить все и бежать. Они с дедом собрались, но не знают куда. Поселок мертв. Еще больше стало собак. Впечатление такое, что Грозный уже полностью принадлежит им -- Собачий град. Вычитал у Салтыкова -- Щедрина: "Все тихо, все мертво: на сцену выступают собаки. " Странно в целом поселке проснуться одному, во всяком случае, без близких соседей со всех сторон. Не думал, что Салавди, Сапарби -- "старые фронтовики", как мы себя называли, удерут.