В глубине души мистер Пенденнис всегда лелеял честолюбивую мечту сделаться помещиком. Провинциальному лекарю, чьи заработки не так уж велики, нелегко скопить денег на покупку земли и дома; но наш приятель был от природы бережлив, а к тому же и судьба немало благоприятствовала ему в достижении заветной цели. Он весьма выгодно купил дом и небольшое поместье вблизи упомянутого выше городка Клеверинга. Богатство его еще приумножилось удачной покупкой акций одного медного рудника, которые он затем, с присущей ему осмотрительностью, успел продать, пока оный рудник еще приносил большие прибыли. И, наконец, он продал свое заведение в Бате мистеру Паркинсу за изрядную сумму наличными и при условии, что ему будет вдобавок ежегодно отчисляться доля прибыли в течение нескольких лет после того, как он навсегда распростится со ступкой и пестиком.

Сыну его, Артуру Пенденнису, было в ту пору восемь лет от роду, и не удивительно, что мальчик, оставив Бат и докторскую приемную в столь юном возрасте, совершенно не помнил о существовании таких мест и о том, что пальцы родителя его когда-то не отмывались добела после смешивания тошнотворных пилюль и приготовления отвратительных припарок. Старший Пенденнис никогда не говорил о своей лавке, даже не упоминал о ней; к своим домашним он приглашал лекаря из Клеверинга; от коротких черных панталон с чулками отказался вовсе; ездил на рынок и на судебные сессии и носил бутылочного цвета сюртук с медными пуговицами и серые гетры, точно всю жизнь был помещиком. Он любил постоять у ворот своего имения, глядя на проезжающие по большаку кареты и важно раскланиваясь с кучерами и форейторами, когда они почтительно прикладывали руку к шляпе. Не кто иной, как он основал в Клеверинге библиотеку-читальню и учредил Самарянское общество "Суп и Одеяло". Не кто иной, как он добился, чтобы почтовые кареты, ранее следовавшие через Кэклфилд, стали направлять в объезд этой деревни, через Клеверинг. В церкви он выказывал одинаковое рвение и как молящийся и как член приходского совета. На рынке каждый четверг обходил лари и загоны, смотрел образцы овса, пробовал на зуб пшеницу; щупал скотину, хлопал по грудке гусей и с понимающим видом взвешивал их на руке; и заключал сделки с фермерами в "Гербе Клеверингов" столь же успешно, как и старейшие завсегдатаи этой харчевни. Обращение "доктор" теперь вызывало в нем уже не гордость, а стыд, и желавшие ему угодить всегда величали его "помещиком".

Со временем все стены в обшитой дубом столовой докторова дома оказались увешаны портретами Пенденнисов, неведомо откуда взявшимися; он уверял, что все они - кисти Лели или Ван-Дейка, а когда расспрашивали его об оригиналах, отвечал неопределенно, что это всякие его предки. Малолетний его сын верил в них всей душой, и для него Роджер Пенденнис Азенкурский, Артур Пенденнис Крессийский, генерал Пенденнис Бленгеймский и Уденардский были герои столь же достоверные и живые, как... ну, скажем, как Робинзон Крузо, или Питер Вилкинс, или Семь поборников христианства, коих жизнеописания имелись в его библиотеке.

Состояние Пенденниса, приносившее не более восьмисот фунтов годовых, не позволяло ему даже при сугубой экономии и рачительности знаться с виднейшими семьями графства; но в порядочных и приятных знакомых второго сорта у него не было недостатка. Они не были розами, но, так сказать, жили неподалеку от роз, и от них исходил аромат великосветской жизни. По два раза в год они доставали парадное серебро и по очереди давали друг другу обеды в лунные вечера, съезжаясь на эти пиршества за десять - пятнадцать миль. А помимо соседей, Пенденнисы, сколько хотели, и даже более того, общались с жителями Клеверинга: миссис Лайбус постоянно рыскала по теплицам Элен и вмешивалась в раздачу бесплатных обедов и угля; капитан Гландерс (50-го гвардии драгунского полка, в отставке) вечно вертелся в саду и в конюшнях, пытаясь втянуть Пенденниса в свои ссоры с пастором, с почтмейстером, с его преподобием Ф. Уопшотом, учителем клеверингской классической школы, сверх меры наказавшим розгами его сына Энглси Гландерса, - короче, со всей деревней. И Пенденнис с женой не раз благодарили судьбу за то, что их дом в Фэроксе отстоит от Клеверинга почти на целую милю: иначе они бы никогда не знали покоя от любопытных глаз и болтливых языков тамошних обывателей и обывательниц.

Лужайка в Фэроксе спускалась к речке Говорке, а на другом ее берегу тянулись саженые и естественные леса (вернее, то, что от них осталось) Клеверинг-Парка, поместья сэра Фрэнсиса Клеверинга, баронета. Когда Пенденнисы поселились в Фэроксе, поместье это сдавалось в аренду под пастбища, и его постепенно съедали коровы и овцы. Дом стоял с закрытыми ставнями - роскошный дворец из известняка, с широкими лестницами, статуями и портиками которого изображение вы можете увидеть в книге "Красивейшие места Англии и Уэльса". Постройкой этого дворца сэр Ричард Клеверинг, дед сэра Фрэнсиса, положил начало разорению семьи; проживая в нем, его преемник довершил начатое. Нынешний сэр Фрэнсис обретался где-то за границей; и не находилось никого достаточно богатого, чтобы нанять непомерно большой этот дом, по опустевшим покоям, сырым и гулким залам и мрачным переходам которого Артур Пенденнис не раз бродил в детстве, боязливо поеживаясь. На закате с лужайки Фзрокса открывался чудесный вид: и Фэрокс и Клеверинг-Парк за рекой наряжались в богатый золотистый убор, который был им обоим необыкновенно к лицу. Верхние окна огромного дома пылали так ярко, что на них нельзя было смотреть, не мигая; шумливая речка убегала на запад и терялась в темном лесу, из-за которого поднимались в пурпурном великолепии башни старинной церкви Клеверингского монастыря (по которому городок этот до сего дня зовется Клеверинг Сент-Мэри). Длинные синие тени - маленького Артура и его матери - ложились на траву; и мальчик тихим, взволнованным голосом (унаследовав чувствительность матери, он никогда не оставался равнодушен к красоте природы) повторял памятные строки: "Вот дело рук твоих, отец добра; Всесильный! Вот тобой рожденный мир", чем доставлял великую радость миссис Пенденнис. Такие прогулки и беседы обычно заканчивались взрывом сыновних и материнских ласк; ибо любить и молиться - в том и состояли главные занятия милой этой женщины; и я не раз впоследствии слышал, как Пенденнис по легкомыслию своему уверял, что непременно попадет в рай, ибо без него мать никогда не будет там счастлива.