Всем им маленький конюх рассказал, что владельцы лошадей - два джентльмена, прибывшие недавно в "Охотничий Рог"; один молодой п златокудрый, другой старый и седой; оба в красных мундирах; оба в ботфортах; на стол они требуют всего самого что ни на есть лучшего, так что в харчевне теперь дым коромыслом. Затем он со своими сверстниками пустился в обсуждение сравнительных достоинств обоих коней; а священник, человек ученый, объяснил собравшимся, что один из всадников, должно быть, граф, во всяком случае, на его лошади графская попона; он также подтвердил, что стремена у нее из настоящего серебра; но тут ему пришлось прервать объяснения, чтобы унять своего сына, Вильгельма Нассауского Добса, который непременно желал взобраться на лошадь и хоть раз пальнуть из серебряного пистолета.

Во время этого семейного столкновения на пороге харчевни появились те самые джентльмены, чье прибытие наделало столько шума. Старший и более тучный улыбнулся своему спутнику и неторопливо зашагал по площади, благосклонно оглядывая ряды любопытных, которые продолжали таращить глаза на него и на лошадей.

Заметив в толпе черное платье и пасторский воротник, мистер Брок почтительно снял свой кивер и поклонился.

- Не будьте слишком строги к мальчугану, ваше преподобие, - сказал он. - Я слышу, ему хочется покататься - ну что ж, и мой конь, и конь милорда к его услугам, пусть берет любого. Можете не беспокоиться, сэр. Животные не утомлены, мы сегодня проделали только семьдесят миль, а на этой лошади, сэр, принц Евгений однажды покрыл расстояние в полтораста с лишком миль за один день, от зари до зари.

- Боже правый! На которой же из двух? - спросил доктор Добс, сосредоточенно хмурясь.

- Вот на этой, сэр, - на моем, Каттсова полку капрала Брока вороном мерине по кличке "Вильгельм Нассауский". Принц подарил его мне после Бленгеймской битвы, сэр, так как у меня пушечным ядром оторвало ноги, как раз когда я вышиб из седла двух колбасников, взявших было принца в плен.

- У вас оторвало ноги, сэр? - воскликнул священник. - Боже милостивый! Вы меня удивляете все больше и больше!

- Нет, нет, сэр, не у меня самого, а у моего коня; и принц в тот же день подарил мне "Вильгельма Нассауского".

Последовало молчание; но священник посмотрел на миссис Добс, а миссис Добс и трое младших детей - на первенца семьи; первенец же ухмыльнулся и сказал: "Вот здорово!" Капрал, пропустив это мимо ушей, продолжал свои пояснения.

- А вон тот конь, сэр, - сказал он, указав на второго жеребца, - вон тот, с серебряными стременами - он ничуть не хуже моего! - принадлежит его сиятельству графу Максимилиану Густаву Адольфу фон Гальгенштейну, капитану кавалерийского полка и воину Священной Римской империи (тут он весьма церемонно приподнял свой кивер, и все присутствующие тоже приподняли шляпы, не исключая и священника). Ему дана кличка "Георг Датский", сэр, в честь супруга ее величества; тоже участник Бленгеймской битвы, сэр; он был в этот день под маршалом Талларом; а о том, как маршал был взят в плен графом, вы знаете сами.

- Георг Датский, маршал Таллар, Вильгельм Нассау - поистине примечательное совпадение! Да будет вам известно, сэр, что здесь сейчас перед вами еще два живых существа, носящих эти прославленные имена. Ко мне, мальчики! Вот, сэр, взгляните: эти дети были наречены один в честь нашего покойного государя, а другой в честь супруга ныне царствующей королевы.

- Что ж, имена отличные, сэр, и те, кому они даны, я вижу, молодцы хоть куда; а теперь, если ваше преподобие и супруга вашего преподобия дозволят, я бы предложил: пусть Вильгельм Нассауский покатается на "Георге Датском", а Георг Датский на "Вильгельме Нассауском".

Речь капрала была встречена дружным одобрением всей толпы; обоих мальчуганов торжественно посадили на лошадей, капрал взял под уздцы одну, а другую велел взять юному конюху, и они с большой важностью стали вышагивать по площади.

Этот ловкий маневр завоевал мистеру Броку всеобщее расположение; но поскольку речь зашла о диковинном совпадении имен сыновей священника с лошадиными кличками, не мешает заметить, что жеребцы были окрещены не более как минуты за две до выхода драгуна из харчевни. Ибо перед тем, если уж говорить всю правду, он сидел у окна, зорко наблюдая за всем, что происходило снаружи; и лошади, прогуливаемые на глазах у восхищенных жителей деревни, должны были лишь служить рекламой для всадников.

Была в "Охотничьем Роге", кроме хозяина, хозяйки и мальца, присматривавшего за лошадьми, еще одна особа, относившаяся к числу домочадцев, - служанка лет шестнадцати, хорошенькая, бойкая, веселая и очень себе на уме. Все в доме звали ее уменьшительным именем Кэт; ее обязанностью было прислуживать господам, покуда хозяйка стряпала на кухне. Воспитание эта молодая особа получила в деревенском приюте; а так как доктор Добс и школьный учитель издавна в один голос твердили, что такой своенравной и дерзкой девчонки, да притом еще лентяйки и неряхи, им в жизни не приходилось встречать, ее девяти лет от роду, после недолгой науки (девица, нужно признаться, не одолела даже грамоты), отдали в ученье к миссис Скоур, хозяйке "Охотничьего Рога", доводившейся ей дальнею родней.

Если мисс Кэт - иначе Кэтрин Холл - была дерзка и неряшлива, то миссис Скоур была сущая карга; а все семь лет своего ученичества девочка находилась в безраздельной ее власти. Но, несмотря на то, что хозяйка была отменно скупа, завистлива, сварлива, а служанка нерадива и не склонна беречь чужие деньги, миссис Скоур спускала ей все - лень, нахальство, причуды, даже благосклонность мистера Скоура, и никогда и речи не заводила о том, чтобы прогнать ее из "Охотничьего Рога". Дело в том, что бог наделил мисс Кэтрин редкой красотой, и с тех пор, как слава о ней вышла за пределы округи, в харчевне отбою не было от посетителей. Случалось, фермеры, завернувшие по дороге с рынка, поспорят насчет лишней кружки эля, - но стоит Кэтрин появиться с кружками на подносе, и глядишь, эль выпит до капли и денежки уплачены сполна; или проезжий путешественник после ужина соберется в путь, чтобы к ночи добраться до Ковентри или Бирмингема, а тут мисс Кэтрин спросит, не развести ли огонь в комнате наверху, - и он тотчас решит заночевать в "Охотничьем Роге", хотя только что уверял миссис Скоур, что и за тысячу гиней не согласился бы отложить до утра свое возвращение домой. Да и в родной деревне у девушки было с полдюжины поклонников, которых просто честь обязывала пропивать свои гроши в заведении, где она жила. Ах, женщины, прелестные женщины! Какие твердые решения способны вы сокрушить одним пальчиком! Какие пороховые бочки страстей воспламенить одной искрой взгляда! Каким небылицам и несусветицам заставляете нас внимать, словно это святые истины или откровения великого ума! А самое главное - какое дрянное пойло умеете нам всучить, сдобрив его обещанием поцелуя; и мы сами, не моргнув глазом, называем эту отраву вином!