Прямо в тот момент, когда Лэнд смотрел на ползущий гусеничный транспортёр, показались три скиммера с Сёстрами Тишины. Если и было время для подкрепления, то сейчас в самый раз.

“Налётчик” проскользнул между наступавшими танками, развернулся и снова направился на передний край, где обе армии продолжали перемалывать друг друга. Вооружённые копьями воины в золоте двигались в кровавой опустошённой гармонии с вооружёнными мечами женщинами-солдатами в кольчугах. Их теснили шаг за шагом, каждое падение кустодия или Сестры открывало очередную брешь в быстро редеющих имперских рядах. “Налётчик” Лэнда задрожал от визга мощных волкитных систем. Существа и легионеры во вражеской орде вспыхивали под лучами, распространяя пламя на ближайших братьев.

Зефон снова выпрямился и вскарабкался по лесенке экипажа. Металлические ступеньки прогнулись под его весом, когда он открыл люк башенки и посмотрел на сражение:

– Кровь Ангела.

– Что теперь? – рявкнул Лэнд.

– Архимандрит. Он здесь.

– Вряд ли, учитывая, что архимандрисса почти наверняка мертва.

< Пора, > взывала она, и Лэнд скорбел по её предательству в недоверчивой тишине. Он отказался следовать её прихотям. Он не повернётся спиной к Омниссии.

– Он здесь, – повторил Зефон. Он взял свой цепной меч, и активированный клинок громко взревел в освещённом гнетуще-красным светом отделении экипажа.

Лэнд повернулся в кресле и потянулся к перископу. Он провёл рукавом по лицу, чтобы прочистить саднящие глаза и всмотрелся сквозь линзы. Он увидел отступающие отделения Сестёр, омываемые широкими дугами сверкающих лучей тёмной энергии, распылявшими их на атомы. Копья кустодиев ломались о броню. Огонь лазерных пушек отражали мерцающие щиты.

И всё же.

– Это, – сказал он, – не архимандрисса.

Деврам Севик назвал своего рыцаря “Аквила из Пепла”. Он лично работал над наклонной бронёй и собственноручно нарисовал новый символ дома Виридион. Насколько уважительно он относился к несравненной работе почтенных мастеров-оружейников и ризничих, которые ухаживали за костюмом-рыцарем, настолько же он питал слабость к дополнительным украшениям. И поэтому имперский орёл на наклонной броне выглядел более стилизованным, чем повсеместные трафаретные рисунки у остальных придворных, его крылья пылали, а под ними виднелся шлейф перьев, когда гордая птица парила над полем чёрного пепла.

– Атакую, – произнёс он по воксу Джае, собратьям-потомкам и всем, кто ещё дышал и слышал. “Аквила из Пепла” всей массой врезалась в архимандрита на полном ходу, плечо ударило в машину с силой и грохотом грома, сменившегося воющим хором протестующего смятого металла. Они сцепились намертво, живая машинная плоть против промышленных поршневых мышц: скрежетал металл, скрипела броня, летели искры. “Аквила из Пепла” была больше и тяжелее первоначального корпуса архимандрита, но с последним произошли богохульные изменения. Плоды видения генерал-фабрикатора и сила демона отпихивали высокую машину, когтистые ноги в поисках опоры царапали безымянный материал поверхности паутины.

Кабину Деврама заполнили сигналы тревоги и предупреждающие руны. Он почувствовал, что рыцарь теряет устойчивость, когда существа вокруг коленей начали рубить стабилизаторы. Напряжённый взгляд на один из экранов, передающий пикты с корпуса, показал пробивавшихся на помощь кустодиев и Сестёр, но они сражались с океаном вздымавшейся бурлящей плоти простыми смертными клинками.

Всё зависело только от него. Это станет или символом на его щите или символом на его могиле.

Боеприпасов осталось на четырёхсекундную очередь. Деврам начал поднимать орудие, пожертвовав последним выстрелом против облепивших ноги тварей, наводя роторную пушку на перекошенное невыразительное лицо архимандрита. Она активировалась, закрутилась, повернулась…

Колено взорвалось и подломилось. Он упал, последние четыре секунды боеприпасов прокричали по широкой дуге в золотой туман, подобно бесполезному грому. Тошнотворный крен в животе сказал ему то, что не смогли показать вышедшие из строя пикт-экраны: рыцарь упал на бок. Противоударный гель хлынул в колыбель поддержки, смягчая удар, но системы выброса сработали плохо, голова в шлеме ударилась о стену кабины и что-то – стена? шлем? – треснуло.

Визор потемнел, отклоняя все входящие данные. Вслепую и чувствуя горячую влажность во рту, Деврам боролся, пытаясь снять шлем. Ставшие внезапно неуклюжими пальцы царапали по креплениям шлема, и в этот момент окружавшую его кабину изогнули, вырвали и разорвали.

Металл неумолимо приближался, сначала прижав к трону, затем вдавив его в него, ломая колени, плечи, бёдра, локти и рёбра с жестокой медлительностью. Он закричал, раздавленный железной поступью архимандрита и замолчал только когда шея и челюсть издали влажный щёлкающий треск.

Существо перешагнуло через изуродованные останки высокой военной машины, бессознательно сокрушив вручную раскрашенную Севиком наклонную броню в искорёженные обломки. Сейчас оно охотилось на Дочерей Анафемы и всё остальное только отвлекало.

Его младшие среди слабых Хоров слепо атаковали, неспособные даже понять, что человеческие девы убивают их. Слабейшие из них, самые жалкие и ничтожные растворялись даже до ударов смертоносных клинков Дочерей.

Демон первого убийства не стал жертвой такой легковерной слабости. Ему не нужно было ощущать или видеть их, чтобы убивать. Его сжатый узел ненасытных чувств простирался вовне в сотни сражавшихся тел, ощущая, как распадаются сородичи. Туда, где истощались силы меньших, туда, где жизненная энергия вытекала из их тел, именно туда он направлял орудия. Ослеплённый бездушностью Сестёр, он охотился на пробелы в своём восприятии, выпуская потоки снарядов, или болтов или разряды тёмной энергии туда, где его соплеменники страдали от невидимых им врагов.

Оружие, столь бережно созданное древними руками и восстановленное Аркханом Лэндом, в который раз исполняло свой долг, прогрызаясь сквозь сражавшихся Сестёр с убийственной точностью. Он обстреливал их разрывными снарядами или рассекал энергетическими лучами – одну удалось даже растоптать, когда она попыталась пронзить захваченный демоном металлический корпус.

Демон источал темноту, пятная дыханием золотой туман вокруг пасти. Язык вывалился, свисая и болтаясь в тумане. Он не был способен получать удовольствие иным способом, кроме как следуя самой своей природе, но сейчас он испытывал удовлетворение. Этих психически пустых человеческих женщин было гораздо проще убивать, разрывая смертным оружием, выпускавшим уничтожающую энергию.

Хотя он и не являлся порождением войны, он ощущал метаморфозы сражения вокруг себя. Каждая смерть Дочери Анафемы уменьшала давление на болезненное восприятие существа. С каждым взорванным телом песнь варпа звучала всё громче. Их гибель позволяла меньшим сородичам демона снова воспарять духом и сражаться яростнее.

Парящие военные машины набросились на существо, отрывая куски украденного тела. Это возмездие едва ли замедлило его. Кровь, старая и новая, окрасила его металлическую броню. Туман вокруг его высокой фигуры стал прогорклым и красным, раздавались вопли душ, которые он вырвал из тел, начиная со своего прихода в этот мир. Машинная плоть росла, и он рос вместе с ней, дрожащие коконы и мешочки порождали новых демонов в быстрой беременности, и извивавшиеся щупальца мускулистого покрытого прожилками металла просверливали броню танков в поисках смертных. Установленные на плечах многочисленные системы вооружения выкашивали защитников целыми рядами, питая войну, хотя сам демон и не обращал на неё внимания. Существо охотилось только на Золотых и военные машины, которые мешали ему атаковать Дочерей Анафемы.

Песня варпа росла и ширилась в угрожающем восхваляющем крещендо, и демон первого убийства почувствовал, что отчаяние защитников приобретает окрас тошнотворной уязвимости. Он широко распахнул чувства, чтобы понять причину и мгновенно исторг рёв, который разнёсся по ноосфере и относительной реальности паутины. Сам Анафема находился в пределах досягаемости, неподвижный, искалеченный и привязанный к своему трону. Эти последние измученные защитники являлись всем, что стояло на пути демона.