Листки «Трутня» выходили каждую неделю. Новиков печатал по шестьсот с лишним экземпляров каждого номера — «Всякая всячина» начинала с тысячи шестисот. Однако номера ее не покупались, и тираж издатели сократили втрое. А Новиков через три месяца выпустил «Трутень» вторым изданием — спрос на его журнал был велик — и с тринадцатого листа печатал уже в тысяче двухстах экземплярах. Другие издания 1769 года довольствовались тиражом 500–600 экземпляров.

Первый номер «Трутня» был занят предисловием — много ли уместишь на четырех крошечных страничках? — но во втором, вышедшем 5 мая, читатели могли ощутить сатирический запал нового издания. Новиков сочинил и напечатал письмо некоего дяди к племяннику с рекомендацией поступать в «приказную службу», то есть стать чиновником: «Ежели ты думаешь, что она по нынешним указам ненаживна, так ты в этом, друг мой, ошибаешься. Правда, в нынешние времена против прежнего не придет и десятой доли, но со всем тем годов в десяток можно нажить хорошую деревеньку».

Это письмо, говорившее о том, что в судах процветают взятки, что на воеводстве можно нажиться, не понравилось Екатерине II.

«Всякая всячина» в девятнадцатом листе поместила статейку, ее автор рассказывал о встрече с человеком, который считал себя умнее всех и думал, что свет не так стоит: «Люди все не так делают; его не чтут, как ему хочется… Везде он видел тут пороки, где другие, не имев таких, как он, побудительных причин, насилу приглядеть могли слабости, и слабости весьма обыкновенные человечеству».

Заключали статейку правила:

1. Никогда не называть слабости пороком.

2. Хранить во всех случаях человеколюбие.

3. Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того…

4. Просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения.

Но этих ограничений Екатерине показалось мало, и она прибавила: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтоб впредь о том никому не рассуждать, кто чего не смыслит; и шестое: чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить».

Такая программа уничтожения журнальной сатиры, предложенная императрицей, вызвала резкую отповедь Новикова. В пятом листе «Трутня» 26 мая за подписью «Правдулюбов», которая стала затем постоянным его псевдонимом в полемике 1769 года, он писал:

«Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием; следовательно, они порокам сшили из человеколюбия кафтан; но таких людей человеколюбие приличнее называть пороколюбие. По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки, нежели тот, кто оным снисходит, или (сказать по-русски) потакает».

«Всякая всячина» не замедлила ответом:

«На ругательства, напечатанные в «Трутне» под пятым отделением, мы ответствовать не хотим, уничтожая оные… Господин Правдулюбов не догадался, что, исключая снисхождение, он истребляет милосердие… Думать надобно, что ему бы хотелось за все да про все кнутом сечь».

Так заявила «Всякая всячина» в двадцать третьем номере. Новиков выступил с ответом в восьмом листе «Трутня» 16 июня:

«Госпожа Всякая всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся ее вина в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских, писаний обстоятельно разуметь не может, а сия вина многим нашим писателям свойственна».

«Трутень» упрекал императрицу в плохом знании русского языка, делая вид, что не ведает, о кем спорит. Дерзость эта не имела еще себе равной.

Почему груба «Всякая всячина»? В руках ее издателя — административная власть.

«Госпожа Всякая всячина написала, что пятый лист Трутня уничтожает. И это как-то сказано не по-русски; уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово, самовластию свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть не прилична; уничтожает верхняя власть какое-либо право другим. Но с госпожи Всякой всячины довольно было бы написать, что презирает, а не уничтожает мою критику. Сих же листков множество носится по рукам; итак, их всех ей уничтожить не можно».

Вслед за этой статьей, подписанной фамилией Правдулюбова, в том же восьмом листе «Трутня» Новиков поместил письмо Чистосердова, поднявшего свой голос в защиту журнала. Чистосердов предупреждал издателя: в придворных кругах считают, что автор «Трутня» не в свои садится сани и совсем напрасно пишет о знатных людях. «Кто-де не имеет почтения и подобострастия к знатным особам, тот уже худой слуга. Знать, что-де он не слыхивал, что были на Руси сатирики и не в его пору, но и тем рога посломали».

Чистосердов передает прямую угрозу оскорбленных Новиковым придворных господчиков, напоминавших о судьбе Антиоха Кантемира. После первых своих сатир он был отправлен за границу в должности посла, сначала в Лондон, а затем в Париж, и умер на чужбине.

«Пишите сатиры на дворян, — говорил Чистосердов, — на мещан, на приказных, на судей, совесть свою продавших, и на всех прочих людей; осмеивайте худые обычаи городских и деревенских жителей; истребляйте закоренелые предрассудки и угнетайте слабости и пороки, да только не в знатных: тогда в сатирах ваших и соли находить будут больше. Здесь английской соли употребление знают немногие; так употребляйте в ваши сатиры русскую соль, к ней уже привыкли. И это будет приятнее для тех, которые соленого есть не любят».

Письмом Чистосердова Новиков показал, откуда журнал может ожидать себе неприятностей, но не сбавил тона. В двадцатом листе «Трутня» от 8 сентября он пародировал статью, напечатанную 21 августа во «Всякой всячине», и вывел редакцию этого журнала под именем «самолюбивого человека». Этот «самолюбивый» хочет, «чтобы все его хвалили и делали бы только то, что он повелевает; другим похвалу он терпеть не может, думая, что сие от него неправедно отъемлется, и для того требует, чтобы все были ласкатели и, таскался из дома в дом, ему похвалы возглашали, что, однако, есть грех».

Борьбу «Трутня» против журнала Екатерины II поддерживали журналы «Смесь» и «Адская почта» — ежемесячный журнал под таким названием начал издавать в июле писатель Федор Эмин. Постепенно «Всякая всячина» стала выходить из боя, убедившись, что ей трудно состязаться с «Трутнем» в остроумии и доказательности. Поле сражения осталось за Новиковым.

Спор о характере и направлении сатиры, разгоревшийся в 1769 году между «Трутнем» и «Всякой всячиной», имел чрезвычайно важное и принципиальное значение. Екатерина II старалась привить русской литературе охранительные взгляды, она желала, чтобы писатели поддерживали монархию и прославляли государственный строй России, закрывая глаза на его недостатки. Литература, по ее мнению, должна была защищать незыблемость монархии и не имела права критиковать самодержавную власть. Новиков не посягал на основы монархии, не думал об уничтожении крепостного права, но злоупотребления им стремился прекратить и горячо сочувствовал крестьянам.

На страницах «Трутня» Новиков представил читателю несколько кратких и выразительных характеристик господ, которые безвинно мучат крепостных людей и не признают за крестьянами права на человеческое достоинство. Так, некто, названный Змеяном, утверждает, что господин должен быть тираном своих слуг, если хочет видеть их послушными.

«Безрассуд болен мнением, что крестьяне не суть человеки, но крестьяне; а что такое крестьяне, о том знает он только потому, что они крепостные его рабы… Бедные крестьяне любить его как отца не смеют, но, почитая в нем своего тирана, его трепещут. Они работают день и ночь, но со всем тем едва-едва имеют дневное пропитание, затем что насилу могут платить господские поборы».

Его превосходительство господин Недоум желает, чтобы на всем земном шаре не было других тварей, кроме благородных, и чтобы простой народ был вовсе истреблен, о чем подавал правительству просьбы. Опасаясь смертельного обморока при встрече с неблагородным человеком, Недоум не ездит в церковь, не бывает на улицах и, «подобясь дикому медведю, сосущему свои лапы, сделал дом свой навсегда летнею и зимнею для себя берлогою, или, лучше сказать, он сделал дом свой домом бешеных…»