Среди авторов, вошедших в «Опыт словаря», не было императрицы Екатерины II, хотя Новиков знал о ее журнальных и драматических упражнениях. Вряд ли нужно видеть в том, что Новиков не упомянул государыню в числе русских писателей, акт демонстративного презрения к ее литературным данным, как иногда утверждают. Проще полагать, что в XVIII веке уравнение в одном ряду ее императорского величества и наборщика академической типографии, безвестного семинариста и бывшего турецкого подданного, каким был, например, Федор Эмин, не могло прийти в голову составителю, пусть в этой роли выступал и отважный Николай Новиков. К тому же об участии Екатерины II в печати не объявлялось, на комедиях значилось только, что они «сочинены в Ярославле», — мог ли добросовестный литератор приписывать высочайшей особе вещи, о происхождении которых документальных сведений он не имел?!

«Опыт словаря» Новикова был достаточно полон и без императрицы и сыграл свою замечательную роль первого библиографического пособия по русской литературе.

«Живописец» отнимал у Новикова много времени, однако какие-то часы каждый день оставались, и он отыскал способ обратить их на пользу просвещению.

За несколько лет перед этим императрица задумала упорядочить перевод иностранных книг на русский язык. Кому-то надобно было следить, чтобы отбирались книги, вредных мыслей читателю не внушающие. Так возникло «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг на русский язык». Во главе «Собрания» встал директор Академии наук Владимир Орлов, младший брат известного Григория, а дела повел секретарь Екатерины II Козицкий. На оплату переводов из комнатных сумм императрицы было отпущено пять тысяч рублей в год.

Козицкий привлек ученых, писателей и роздал им иностранные книги. На русский язык были переведены «Илиада» Гомера, «Энеида» Вергилия, «Превращения» Овидия, книги Тацита, Плутарха, Цицерона, Иосифа Флавия, романы Фильдинга, комедии Гольдони, «Сид» Корнеля, «Кандид» Вольтера, работы Монтескье, Беккариа.

Переводчики — Ипполит Богданович, Семен Десницкий, Иван Дмитревский, Яков Княжнин, Алексей Кутузов и многие другие — исправно сдавали рукописи, получали полистную плату, но в печать их труды пробивались медленно. У Козицкого не хватало средств на типографские расходы, не было времени хлопотать о выпуске книг — он служил во дворце и по должности своей исполнял многие поручения.

На помощь «Собранию» пришел Новиков. Продолжая выпускать «Живописец», он вместе с книгопродавцем Миллером создал «Общество, старающееся о напечатании книг», избрав его девизом слова: «Согласием и трудами».

Опыт Новикова и старания его принесли плоды: вскоре из печати вышло восемнадцать книг — записки Юлия Цезаря о походе в Галлию, «Путешествие Гулливера» Свифта, «Размышления о греческой истории» Мабли в переводе Радищева и другие. В одном из своих примечаний к тексту Мабли Радищев определил, что «самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние» — формула, впервые увидевшая свет в русской печати. Радищев не побоялся сказать об этом, а Новиков — издать книгу, в которой была дана такая оценка самодержавия.

В одной из статей «Живописца» Новиков писал о том, что необходимо для успешной торговли книгами в России:

«По моему мнению, государь мой, не довольно сего, чтобы только печатать книги, надобно иметь попечение о продаже напечатанных книг… Петербургские и московские жители много имеют увеселений: есть у них различные зрелища, забавы, собрания, следовательно, весьма не у великого числа людей остается время для чтения книг… Напротив того, живущие в отдаленных провинциях дворяне и купцы лишены способов покупать книги и употреблять их в свою пользу. Напечатанная в Петербурге книга через трое и четверо рук дойдет, например, в Малую Россию; всякий накладывает неумеренный барыш для того, что производит сию торговлю весьма малым числом денег; итак, продающаяся в Петербурге книга по рублю приходит туда почти всегда в три рубля, а иногда и больше. Через сие охотники покупать книги уменьшаются, книг расходится меньше, а печатающие оные, вместо награждения за свои труды, терпят убыток».

Новиков думал о том, как вложить книгу в руки читателей, он хотел прийти со своими изданиями во все отдаленные уголки Российской империи, желал наставлять людей, но необходимых способов к тому еще не имел.

«Общество, старающееся о напечатании книг» в 1774 году распалось. Новиков продолжал издавать книги один.

Не находя в окружающей жизни достойных подражания образцов добродетели, Новиков обращается к русской истории. В пору повального увлечения французскими модами, манерами, языком, в годы пренебрежения к национальным достоинствам, существовавшего в дворянском обществе, Новиков решительно идет против течения и произносит слово русского патриота.

В 1773 году Новиков приступил к изданию памятников русской истории, культуры и быта, объединенных в сборники, выходившие по мере накопления материала.

Серия этих книг называлась «Древняя Российская вивлиофика», то есть библиотека, и титульный лист указывал, что в ней будут печататься повествования о русских посольствах в другие государства, редкие грамоты, описания свадеб, сведения об исторических и географических достопамятностях, сочинения древних российских стихотворцев и многие другие редкие и любопытства достойные исторические документы.

С 1773 по 1775 год вышло десять частей «Вивлиофики». Через пятнадцать лет Новиков повторил это издание в дополненном виде и выпустил уже двадцать частей «Вивлиофики».

В предисловии к первой книге он писал:

«Не все у нас еще — слава богу! — заражены Франциею, но есть много и таких, которые с великим любопытством читать будут описания обрядов, в сожитии предков наших употреблявшихся; с неменьшим удовольствием увидят некое начертание нравов их и обычаев, и с восхищением познают великость духа их, украшенного простотою. Полезно знать нравы, обычаи и обряды древних чужеземных народов, но гораздо полезнее иметь сведения о своих прародителях».

Российские древности не «Живописец», тут подвоха ожидать не приходится. Екатерина приказала передать Новикову копии нужных ему документов из архива и отпустила деньги на издание — тысячу рублей в 1773 году и двести голландских червонцев в следующем. Охотников подписываться на «Вивлиофику» набралось мало, издание было убыточным, и денежная поддержка подоспела весьма кстати.

В том же 1773 году Новиков напечатал ценнейший памятник русской исторической географии XVII века — «Книгу Большого чертежа», названную им так: «Древняя российская идрография, содержащая описание Московского государства, рек, протоков, озер, кладезей и какие на них города и урочища». Книга эта впоследствии не раз переиздавалась.

Политическая обстановка не благоприятствовала просвещению. Правительство Екатерины II воевало со своим народом.

Новиков отлично знал, что книжным голодом страдает провинция и книги нужны именно там. Но связи столицы с юго-востоком страны и Сибирью стали крайне затруднительны — торговые обозы не могли идти через губернии, охваченные огнем восстания.

О Пугачеве в Петербурге впервые услышали 14 октября 1773 года, когда его войска уже вели осаду Оренбурга, захватив степные крепости Рассыпную, Нижне-Озерную, Татищеву, Чернореченскую, Сакмарский городок. Екатерина в тот же день приказала генерал-майору Кару принять начальство над войсками, учинить против оного злодея поиск и стараться как самого его, так и злодейскую его шайку переловить.

Кар выехал к Оренбургу и быстро убедился, что выполнить приказ государыни не так-то просто.

«Шайка» Пугачева была очень велика: за ним поднялись многие тысячи людей — яицкие казаки, крестьяне, заводские рабочие, угнетенные народы юго-восточной России — башкиры, калмыки, киргизы. Всех их преследовали царские чиновники, грабили судьи, обижали помещики, мучили работой и пытками владельцы уральских заводов и шахт. С надеждой на освобождение двинулись они за государем Петром Федоровичем, чьим именем назвался Пугачев, и верили обещаниям освободить их от кабалы и наказать дворян, виновников народных страданий.