— Почему странно? — спросил Егор. Он сел на край одеяла. От одеяла пахло плесенью. — Кто они такие? Я же не знаю. Мы от них бегали, а от кого, не знаю.
— Бегать не стоит, — сказал вождь. — Привыкнете.
— Как привыкнем? — спросила Люська. — Мы домой пойдем.
— Зря это доверие, — сказал Пыркин. — Они опасные.
Толстая Марта затряслась от смеха:
— Вот повезло. Не думали, не гадали, а будете вечно жить.
— А я бы сейчас полжизни отдал, чтобы сесть за столик в? Метрополе? сказал Де-Воляй.
— Иди и садись, — сказала Марта. Опять потянулся давнишний спор. Надоел уж, а кончить нельзя, вечно будут спорить. — Час ходу, проводить могу, там не заперто, посидишь, поглядишь.
Вечно жить, подумал Егор, и все дозволено. Можно пройти через весь город, зайти в любой дом, спать на любой постели. И это всегда.
— Только веди себя достойно, — сказал Де-Воляй Егору. — А то наш вождь тебя запросто может приговорить. Он у нас — распорядитель вечности.
— Врешь, — сказал вождь лениво и улыбнулся молодыми, упругими губами, а глаза были старые, пустые.
— Шучу-шучу, — Де-Воляй скалился, как злой щенок.
— И все та же ложь, зависть и глупость, — сказал вождь.
Призраки крутились по соседству, не уходили, словно ждали подачки.
Некоторые что-то держали в руках.
Марта замельтешила пухлыми руками:
— Брысь, проклятые, надоели до смерти!
Призраки не послушались.
— Жулик, — сказал Пыркин, — гони их, ублюдков.
Жулик лениво поднялся с одеяла, тявкнул и затрусил к призракам, те отступали перед ним, но недалеко.
— У этих призраков какие-то вещи, — сказал Пыркин.
— Всегда так, — сказала Марта, — чего только не таскают с собой.
Жулик прибежал обратно, покрутился у гаснущего костра, ожидая, видно, похвалы, не дождался, улегся у ног вождя.
— Ублюдки — не люди, — сказал вождь, — я до них доберусь.
— Привидения? — прошептала Люська.
— Называй их как хочешь. Точнее — это части людей, — сказал Де-Воляй.
— Ага, части, — согласился Пыркин. — И моя совесть здесь шастает. Один тут за мной как тень ходил.
— Люди слабы, — сказал Де-Воляй. — И не в силах справиться с собой. Но случается, кто-то в Новый год понимает, что не может дальше жить со своей трусостью…
— А один пить бросил от невозможности напиться. — Это Де-Воляй, конечно, о Пыркине.
Марта захихикала. Де-Воляй продолжал:
— Ты можешь избавиться от больной совести, от честности, от горя, и сам не заметишь, как это случилось. Только мы здесь заметим.
— И мы не заметим, — сказала Марта. — Их тут тьма-тьмущая. Один из призраков возник неподалеку, жался к откосу, будто ждал кого-то. Пыркин подобрал камень и бросил в него. Камень прошел сквозь призрака и дробно, громко зацокал, скатываясь по асфальтовым ступенькам к воде. Плеснуло…
— Сегодня у нас праздник, — сказал вождь. — Новый год. Всем веселиться!
— Праздник! — закричала Марта. — А я опять забыла. Мы будем плясать вокруг елки. А где елка-то?
Она полезла в темную нишу, чем-то там загремела. Егор кинул в костер доску, потом нашел палку, чтобы помешать головешки. Он подумал, сколько раз уже горел здесь костер, и стало страшно, что и он будет приходить к этому костру… Он неудачно наклонился, потерял равновесие и, чтобы не упасть, оперся руками в угли. Не обжегся, Люська зря вскрикнула, но измазался.
— Как неаккуратно, — сказал вождь, — иди, вымойся.
— Он ублюдков боится, — сказал Пыркин.
— Не боюсь, — поспешил ответить Егор. Он вскочил и пошел к реке.
Он чувствовал, что все смотрят ему вслед. Надо идти. Раз уж он оставил свою трусость в прошлом году…
Сзади послышались быстрые шаги.
Люська. За ней Жулик.
— Я с тобой, — сказала она.
Они спустились к реке.
— Пошли домой, — сказала Люська тихо.
— Ты же слышала, — сказал Егор. — Отсюда не уходят.
— Не может так быть, — сказала Люська. — Мы же не хотели.
— Хотели, — вздохнул Егор — Очень хотели.
У воды их поджидал призрак с чем-то черным в руке. Жулик обогнал их, отогнал призрака, но тот далеко не ушел, маячил где-то рядом.
— Пойдем отсюда, — сказала Люська, — ты не хочешь, что ли?
— Хочу, — сказал Егор. — Все хотят.
— А они не хотят, — сказала Люська, — неужели ты не понял? Они будут говорить, что хотят. Я в людях разбираюсь. Это ужасные люди.
— Ничего в них ужасного, — сказал Егор, смывая сажу. По поверхности воды к нему медленно двигался призрак с черным в руках. Жулик залаял, бегая по берегу. Призрак остановился неподалеку.
— Пошли хоть куда-нибудь, — умоляла Люська. Егор пожал плечами, вытер руки о куртку. Люська была права. Хоть куда-нибудь.
Де-Воляй стоял у костра, сказал:
— Смотри, теперь у тебя, как у Пыркина, свой есть. Призрак шел за ними.
— Ты его гони. Жулик, ату его! — крикнул Пыркин. Засвистел в два пальца.
Но Жулику надоело бегать, он лег у костра и принялся грызть щепку. Марта вытащила из ниши кривую нейлоновую елку, увешанную стеклянными, частью битыми шарами, и пыталась воткнуть ее в землю.
— Сделай шаг в сторону, там дырка от прошлого раза осталась, — сказал Де-Воляй. — Тысяча лет пройдет, а ты не запомнишь.
— Надо бы кому-нибудь сходить в магазин, взять новых игрушек, — сказал вождь.
— Вот гости и сходят, — сказала Марта. — Они молодые.
— Нет, — сказал вождь — Им надо привыкнуть, смириться. Первое время молодые люди будут неотлучно при мне.
Марта принялась медленно приплясывать вокруг криво воткнутой елки. Браслеты и серьги нестройно звенели.
— Жалко, патефон сломали, — сказала она. — Где теперь новую пружину искать? Это все ты, Де-Воляй, своего Баха крутил.
— Неужели отсюда нельзя уйти? — спросил Егор.
Вместо ответа вождь спросил Марту:
— Ты бы ушла?
— Вы с ума сошли! — сказала Марта, не переставая раскачиваться, словно слон в цирке — А потом ищи дорогу обратно. Здесь у меня вечная молодость. Тра-та-та, тра-та-та. Егор, иди ко мне, станцуем.
— А ты, Де-Воляй? — спросил вождь.
— Мне там делать нечего. Хотя, впрочем, взглянул бы — и обратно. По вашему счету лет двадцать прошло. Может, амнистия…
— Нет тебе амнистии.
— А я бы пошел, вот кем мне быть, пошел бы, — сказал Пыркин. — Насосался бы у первой пивной — только вы меня и видели.
— А можно уйти? — настаивал Егор.
— Нет, — сказал вождь. — Нельзя. Перестань мельтешить. Марта. Я устал. Дай мне зеркало.
Марта перевела дух, протянула вождю зеркало.
— Как вы хорошо сохранились! — воскликнула она.
Вождь подпер изнутри щеку языком и долго рассматривал родинку. Потом отложил зеркало и сказал Егору:
— Первое время вы будете жить со мной, в нише. Это приказ. Даже самый скромный из вождей должен поддерживать порядок. Иначе он останется один.
— Мы все равно уйдем, — сказала Люська.
— Что ждет тебя дома? — спросил вождь. — Вопрос праздный, ты никогда уже туда не вернешься. Но все-таки подумай.
— Мама моя беспокоится. Может, плачет.
— У нее есть Константин. Ты никому не нужна.
— Пускай, — сказала Люська. — Я к тетке поеду, под Курск. Она добрая, тетка. Она меня звала…
— Чепуха, — усмехнулся вождь. — Ложные надежды. Никто никому не нужен. А здесь тебе рады. Подумай на досуге. А нам с Мартой пора на прогулку. Даже если ничто не угрожает твоему здоровью, о нем следует заботиться. Де-Воляя, например, уже ноги не держат. Егор, присматривай за костром!
Вождь встал с кресла, потянулся, захрустел пальцами.
— Пыркин, Де-Воляй, вы с нами?
Те отказались.
Егор смотрел вслед вождю. Он шел размеренно, высоко поднимая худые ноги. Марта плыла сзади, словно утка.
Пыркин скорчился на одеялах. Де-Воляй сидел неподвижно на корточках у костра. Было очень тихо.
— Ты меня слышишь? — спросила Люська.
— Да, — сказал Егор.
— Пойдем, пока его нет, — сказала Люська. — А то не пустит.
— Девочка права, — сказал Де-Воляй, не оборачиваясь. — У нашего властелина каждый подданный на счету.