Моим экскурсоводом cтал архитектор Григор Налбандян. Кроме пары усатых рабочих-иранцев, раскалывающих долотом каменные глыбы, здесь больше никого не было. Налбандян руководил реставрацией комплекса мечети, которую осуществляет совместное армяно-иранское предприятие. Хотя Армения и Иран – страны с разным вероисповеданием, они являются политическими союзниками. Стены мечети были заново отстроены из красного армянского кирпича и облицованы бирюзовой персидской плиткой. Мы сняли обувь перед тем, как войти под гулкие своды мечети, чей пол был недавно выложен исфаханским мрамором. Здесь совсем пусто; сюда приходят на молитву лишь около десяти дипломатов из иранского посольства. Этот причудливый тихий оазис в самом центре Еревана – единственное напоминание о периоде персидского владычества.
В Ереване находятся археологические раскопки древнего города Эребуни, свидетельствующие, что армяне жили здесь на протяжении многих веков. Однако с шестнадцатого по девятнадцатый век культурная и религиозная жизнь армян была сосредоточена в городе Эчмиадзин, в шестнадцати километрах к западу от столицы, где находилась резиденция католикоса – главы армянской церкви. Ереван же, столица ханства, был преимущественно мусульманским городом, где не было больших церквей, зато насчитывалось шесть мечетей. Когда в 1827 году Россия завоевала Восточную Армению, в ереванском регионе проживало всего двадцать пять тысяч армян, мусульманское же население было гораздо более многочисленным (3).
В девятнадцатом веке, после того как метрополия направила сюда на поселение тысячи семей армянских иммигрантов из Турции и Персии, Ереван стал более армянским городом. И, тем не менее, еще в 1870-х годах в нем насчитывалось всего двенадцать тысяч жителей, то есть он был даже меньше Шуши, и армянские переселенцы предпочитали искать работу в Баку (4).
Таким, как сейчас, Ереван стал благодаря очередной, намного более интенсивной волне иммиграции. В 1915-1918 годах почти четверть армянского населения турецкой Анатолии, спасаясь от резни и жестокого преследования со стороны турок и курдов, бежала на север, в Восточную Армению. В той кровавой бойне погибло около миллиона армян. Это была величайшая, ни с чем не сравнимая трагедия в армянской истории. Армяне называют ее "Mets Eghern" – "великая резня". По-английски ее обычно называют "геноцидом армян" (5).
В 1918-1920 годах Ереван был столицей первой республики Армении, некоторое время сохранявшей независимость, и единственным убежищем для сотен тысяч армянских беженцев из Анатолии. В 1920 году город стал столицей советской Армении. Когда в 1932 году Ереван посетил писатель Артур Кестлер, ему, еврею, городские кварталы напомнили тогдашние еврейские поселения в Палестине:
"Энтузиазм, неразбериха, ошибки и плохой вкус, сопровождавшие строительную лихорадку, – все это было мне до боли знакомо. И здесь тоже на смену завораживающему, красочному и грязному Востоку пришли однообразные, дешевые, уродливые утилитарные постройки. Ереван тоже был безликим городом первопроходцев – обрывающиеся пустырями улицы, недостроенные дома, валяющиеся повсюду трубы и обрывки проводов. Телефоны здесь все еще в большом дефиците, поэтому, чтобы кому-то позвонить, достаточно просто назвать телефонистке имя абонента, а не номер. И вавилонское смешение языков тоже было знакомо: значительная часть населения состояла из беженцев и иммигрантов из Турции, Армении, Европы и Америки. Часто бывало, когда я спрашивал у прохожего дорогу на ломаном русском языке, мне отвечали на прекрасном немецком или французском. Политическая ориентация многочисленной интеллигенции Еревана, – а это общительные и хорошо образованные люди – в отличие от тифлисской, была очень дружеской к России и советскому режиму" (6).
Современная Армения выросла под мрачной тенью великой катастрофы 1915 года. Если упростить, то самой насущной проблемой Азербайджана в двадцатом веке было создание "нации". Перед Арменией стояла задача совсем иная: нация лишенная государства, была разбросана по всему миру. Армянская Советская Социалистическая Республика и была создана как раз для того, чтобы стать для армян новой родиной. Ереван с его Оперой, Национальной галереей, музеем древних рукописей Матенадаран, превратился, можно сказать, в кладезь мифов и чаяний армянского народа. Кестлер назвал его "подобием Тель-Авива, куда съехались уцелевшие потомки другого народа-мученика, чтобы построить себе новый дом" (7).
Утром 24 апреля 2000 года я присоединился к многолюдной процессии, направляющейся к мемориалу памяти жертв геноцида на холме Цицернакаберд, в западной части Еревана. Широкий людской поток медленно двигался по мощеной дороге к мемориалу, под льющуюся из уличных репродукторов скорбную мелодию композитора Комитаса. С 1967 года армяне отмечают годовщину страшных событий 1915 года – День геноцида. В этот день в Стамбуле были арестованы и затем убиты многие представители армянской интеллигенции.
Это было семейным событием. Идущие вверх по склону горы люди чувствовали себя раскованно: переговаривались, фотографировались на память. Они несли букеты сирени и тюльпанов. Сановников не было: официальные лица возложили венки рано утром. Мы медленно поднимались на холм. Мои друзья были поражены немногочисленностью участников шествия. В конце 1980-х – начале 1990-х годов в этих церемониях принимал участие буквально весь город. "Десять лет назад это для всех нас было большим событием, – сказал Тигран. – Через каждые десять метров приходилось останавливаться и ждать, и лишь потом продолжать двигаться дальше. Чтобы приблизиться к мемориалу, приходилось идти по четыре-пять часов".
И вот мы оказались на вершине. Слева от нас тянулась длинная серая стена с выгравированными на ней именами городов, где были уничтожены армянские общины: Карс, Эрзерум, Трабзон, Ван и многие другие. Прямо перед нами высился сам мемориал: двенадцать огромных базальтовых плит, каждая из которых символизирует "вилаят" – турецкую провинцию. Плиты склонены над погруженной в землю чашей, где горит вечный огонь. Мы возложили принесенные букеты на внушительный, в половину человеческого роста, вал красных и белых цветов, выросший по краю чаши.
Потом мы вышли к широкой лестнице, ведущей в город. Прямо перед нами гигантский белоснежный конус горы Арарат заслонял горизонт, и казалось, что этот величественный пейзаж также стал плодом вдохновения для создателей Мемориала. Арарат для армян – еще один символ национальной утраты, ведь теперь он находится по ту сторону границы, на территории Турции.
В течение всего этого дня меня не покидало ощущение, что атмосфера Еревана стала вдруг какой-то непривычной, и я не сразу понял, в чем дело: изменился музыкальный фон города. В День геноцида, единственный раз в году, из включенных на полную громкость радиоприемников в городских кафе и такси вместо разухабистой русской попсы лились армянские мелодии, слышались скорбные звуки дудука. На один день Армения сбрасывала свою советскую идентичность и надевала куда более привлекательный ближневосточный наряд.
Скромность проводимых 24 апреля официальных церемоний и публичных мероприятий придавала этому скорбному дню памяти особую торжественность, что, видимо, отражало и отношение современных армян к геноциду. Жители республики столкнулись с таким множеством других куда более насущных проблем – от Карабаха до экономического выживания, – что кажется: события далекого 1915 года перестали быть для современных армян фактором единения нации. Мой друг Тигран высказал такую мысль: победа над Азербайджаном, по его словам, изменила устойчивое представление армян о себе как о "благородных жертвах". На этот раз они, наконец-то, победили, а их противник проиграл. Ну и как можно оставаться "плачущим народом", если вы нанесли поражение своему соседу?
И, тем не менее, для разбросанных по всему миру армян геноцид 1915 года все еще определяет особенности национального самосознания. Это не удивительно, потому что армянская диаспора, особенно в Соединенных Штатах и Франции, состоит в основном из потомков тех, кто после событий 1915 года бежал из Восточной Анатолии. Начиная с 1950-х годов, армянская диаспора потратила много сил и миллионы долларов, чтобы заставить Турцию и другие страны мира признать массовые убийства начала века геноцидом армянского народа.