— Так, что вы знаете об этой ирландской гвардии, Хоган?

— Они по большей части испанцы в наши дни, милорд, хотя даже рожденные в Испании гвардейцы должны происходить от ирландских изгнанников. Большинство гвардейцев набраны из трех ирландских полков, состоявших на испанской службе, но какая-то часть, подозреваю, дезертиры из нашей собственной армии. Полагаю, что в большинстве они испанские патриоты и хотели бы сражаться с французами, но, несомненно, какая-то часть из них afrancesados — хотя в этом отношении я подозревал бы скорее офицеров, чем рядовых.

Аfrancesado называли испанцев, которые поддерживали французов, и почти все предатели происходили из привилегированных классов. Хоган прихлопнул слепня, который присосался к шее его лошади.

— Ничего страшного, Джеремия, просто голодная муха, — объяснил он испуганной лошади, затем вернулся к разговору с Веллингтоном: — Я не знаю, почему их послали сюда, милорд, но я уверен в двух вещах. Во-первых, с точки зрения дипломатии, невозможно избавиться от них, и, во-вторых, мы должны предположить, что это французы хотят видеть их здесь. Король Фердинанд, я не сомневаюсь, был вынужден написать письма. Я слышал, что он не очень умен, милорд.

— В отличие от вас, Хоган. Поэтому я вас и терплю. Так что мы сделаем? Отправим их чистить солдатские сортиры?

Хоган покачал головой.

— Если вы отправите королевскую дворцовую гвардию на хозяйственные работы, милорд, это будет рассматриваться как оскорбление наших испанских союзников, так же как Его Католического Величества.

— Будь проклято Его Католическое Величество! — зарычал Веллингтон, затем сердито отвернулся в сторону траншеи, где в ряд белели голые тела французов. — А хунта? — спросил он. — Как насчет хунты?

Хунта в Кадисе была регентским советом, который управлял незанятой территорией Испании в отсутствии короля. В патриотизме хунты можно было не сомневаться, но то же самое нельзя было сказать относительно ее эффективности. Хунта была печально известна бесконечными внутренними раздорами на почве оскорбленной гордости, и немногое так задевало эту гордость, как осторожное предложение назначить Артура Уэлсли, виконта Веллингтона, Generalisimo всех армий, воюющих в Испании. Веллингтон уже был главным маршалом армии Португалии и командующим британских сил в Португалии, и ни один разумный человек не стал бы отрицать, что он — лучший генерал на союзнической стороне, не в последнюю очередь потому, что он единственный выигрывает все сражения подряд, и никто не отрицал, что было бы разумно всем армиям, выступающим против французов в Испании и Португалии, быть под объединенной командой, но, однако, несмотря на общепризнанный смысл предложения, хунта отказывалась предоставить Веллингтону такие полномочия. Армии Испании, возражали они, должен вести в бой испанец, и не имеет значения, что пока что ни один испанец не доказал, что способен выиграть кампанию против французов; лучше побежденный испанец чем победивший иностранец.

— Хунта, милорд, — ответил Хоган, тщательно подбирая слова, — будут думать, что это — маленькие уши большой лжи. Они будут думать, что это — британский заговор с целью развалить испанскую армию, и они будут как ястребы, милорд, следить за тем, как вы обращаетесь с Real Companпa Irlandesa.

— И главным ястребом, — кисло ухмыльнулся Веллингтон, — будет дон Луис.

— Точно, милорд!

Генерал дон Луис Вальверде был официальным наблюдателем хунты в британской и португальской армиях и человеком, рекомендация которого была необходима, если испанцы решаться когда-нибудь назначить Веллингтона Generalisimo. Вряд ли рекомендация будет получена, поскольку в генерале Вальверде были сконцентрированы вся воспаленная гордость хунты и ее полное отсутствие здравого смысла.

— Черт побери! — сказал Веллингтон, думая о Вальверде. — Ладно, Хоган? Вам платят за ваши советы мне, так отрабатывайте свое проклятое жалованье.

Хоган помолчал, собираясь с мыслями.

— Боюсь, нам придется принять лорда Кили и его людей, — сказал он, после нескольких секунд молчания, — хотя мы не можем им доверять. И в связи с этим, полагаю, милорд, мы должны приложить все усилия, чтобы сделать их существование здесь неприятным. Настолько неприятным, чтобы они или вернулись в Мадрид, или отправились к югу до самого Кадиса.

— Мы выживаем их? — спросил Веллингтон. — Но как?

— В первую очередь, милорд, мы отведем им расположение как можно ближе к французам, чтобы те гвардейцы, которые пожелают нас оставить, могли сделать это легко. В то же самое время, милорд, мы будем утверждать, что поместили их в столь опасное место из уважения к их репутации настоящих бойцов, но при этом надо дать им понять, милорд, что мы уверены, что Real Companпa Irlandesa блестяще подготовлена для охраны ворот дворца, и несколько хуже — к прозаической борьбе с французами. Мы должны поэтому настоять, чтобы они прошли определенный период боевой подготовки под наблюдением надежного человека, который превратит их жизнь в невыносимую муку.

Веллингтон мрачно улыбнулся.

— Опустим этих игрушечных солдатиков, а? Заставим их грызть солдатский сухарь, пока не подавятся?

— Точно, милорд. Я не сомневаюсь, что они ждут уважительного отношения и даже определенных привилегий, так что нам придется разочаровать их. Мы должны будем дать им офицера связи, кого-то повыше званием, чтобы пригладить перья лорду Кили и смягчить подозрения генерала Вальверде, но почему бы не дать им также инструктора по строевой подготовке? Тирана, но достаточно проницательного, чтобы вывести их на чистую воду.

Веллингтон улыбнулся, затем направил коня туда, где ждали его адъютанты. Он знал точно, кого имеет в виду Хоган.

— Сомневаюсь, что нашему лорду Кили очень понравится мистер Шарп, — сказал генерал.

— Не могу представить, как они уживутся друг с другом, милорд.

— Где сейчас Шарп?

— Он должен быть на пути к Вилар Формозо, милорд. Ему не повезло: направили в распоряжение начальника гарнизона города.

— Значит, он будет доволен, если вместо этого ему придется давить на Кили, не так ли? А кого мы назначим офицером связи?

— Любой хорошо воспитанный дурак подойдет на этот пост, милорд.

— Очень хорошо, Хоган, я найду дурака, а вы организуете все остальное.

Генерал коснулся каблуками боков коня. Адъютанты, видя, что генерал готов тронуться в путь, натянули поводья, но Веллингтон задержался еще на мгновение.

— Зачем солдату табурет для дойки, Хоганом?

— Чтобы держать задницу сухой дождливой ночью на часах, милорд.

— Умная мысль, Хоган. Не знаю, почему я сам не додумался. Хорошо придумано.

Веллингтон повернул коня и поскакал на запад, прочь от свалки на месте недавнего сражения.

Хоган подождал, пока генерал отъедет подальше, и довольно ухмыльнулся. Он был уверен, что французы желали доставить ему неприятности, но теперь с божьей помощью он сам подстроит им козни. Он встретит Real Companпa Irlandesa ласковыми словами и щедрыми обещаниями, затем даст ублюдкам Ричарда Шарпа.

***

Девочка цеплялась за стрелка Перкинса. Внутри у нее все болело, она была вся в крови и хромала, но она настояла на том, чтобы выйти из лачуги и смотреть как два француза умрут. Она насмехалась над ними, плевала в их сторону и ругалась, а потом засмеялась, потому один из двух военнопленных упал на колени и протянул связанные руки к Шарпу.

— Он говорит, что не насиловал девочку, сэр, — перевел Харрис.

— Тогда почему мы застали ублюдка без штанов? — спросил Шарп, затем посмотрел на расстрельную команду из восьми человек. Обычно бывает трудно найти добровольцев в расстрельную команду, но не на этот раз. — Целься!

— Non, Monsieur, je vous prie! Monsieur! — крикнул стоящий на коленях француз. Слезы бежали у него по лицу.

Восемь стрелков навели винтовки на двух французов. Второй военнопленный плюнул презрительно и держал голову высоко. Это был красивый мужчина, хотя лицо у него было в синяках после допроса Харриса. Первый пленный, поняв, что его просьбы останутся без ответа, повесил голову и рыдал неудержимо.