Поль Анри Гольбах

Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Содержание.

1. Атеизм Гольбаха. Статья Ю. Я. Когана.

Письма к Евгении, или Предупреждение против предрассудков.

2. ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ.

3. ПИСЬМО ПЕРВОЕ. (Об источниках веры. Причины, побуждающие к критике религии).

4. ПИСЬМО ВТОРОЕ. (Представления о божестве, которые дает нам религия).

5. ПИСЬМО ТРЕТЬЕ. (Разбор священного писания; о политике христианской церкви и о доказательствах, на которых основывается христианство).

6. ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ. (Об основных догмах христианской религии).

7. ПИСЬМО ПЯТОЕ. (О бессмертии души и о догме загробной жизни).

8. ПИСЬМО ШЕСТОЕ. (О христианских таинствах, религиозных обрядах и церемониях).

9. ПИСЬМО СЕДЬМОЕ. (О правилах благочестия; о молитвах и об умерщвлении плоти).

10. ПИСЬМО ВОСЬМОЕ. (О евангельских добродетелях и о христианском совершенствовании).

11. ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ. (О преимуществах, которые может почерпнуть в религии правительство).

12. ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ. (О преимуществах, доставляемых религией тем, кто ее исповедует).

13. ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ. (О человеческой, или естественной, морали).

14. ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ. (О терпимости к различным воззрениям людей).

15. Примечания.

АТЕИЗМ ГОЛЬБАХА.

Атеистические произведения Поля Гольбаха, одного из выдающихся французских просветителей-материалистов XVIII века, принадлежат к лучшим достижениям атеизма прошлого. Созданные почти два столетия назад, они не отошли в разряд тех литературно-философских памятников, которые интересуют уже лишь узкий круг специалистов. Несмотря на то, что научная критика религии с тех пор продвинулась далеко вперед, произведения эти, исполненные страстной ненависти к суевериям, могут еще и в наши дни успешно служить благородному делу, которому отдал свой незаурядный талант их автор, освобождению человеческого сознания от мертвящих религиозных идей.

Известно, что сочинения французских атеистов XVIII века, в особенности воинствующие антирелигиозные памфлеты Гольбаха, высоко ценились основоположниками марксизма-ленинизма как средство атеистического просвещения трудящихся. Энгельс считал необходимым "позаботиться о массовом распространении среди рабочих превосходной французской материалистической литературы прошлого века, той литературы, которая до сих пор как по форме, так и по содержанию является высшим достижением французского духа и которая - учитывая тогдашний уровень науки - по содержанию еще и сейчас стоит бесконечно высоко, а по форме все еще остается недосягаемым образцом". Мы знаем, с какой резкостью В. И. Ленин уже в годы советской власти писал о том, что забыт совет Энгельса "переводить для массового распространения в народе боевую атеистическую литературу конца XVIII века". "Бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто нападающая на господствующую поповщину публицистика старых атеистов XVIII века", указывал В. И. Ленин, способна еще принести немалую пользу в идейной борьбе за полное освобождение трудящихся от влияния религиозных предрассудков. И можно предположить, что В. И. Ленин имел здесь в виду в первую очередь атеистическую публицистику Гольбаха, специально и более всех других энциклопедистов потрудившегося на этом поприще.

Но что же именно привлекает к ней наше внимание? Каковы ее сильные стороны и недостатки? Чем был обусловлен ее поистине боевой и бескомпромиссный характер?

1.

Замечательная атеистическая литература, созданная энциклопедистами, отображала крайнее обострение социальных противоречий во Франции, которое завершилось в конце XVIII века революционным штурмом феодальных порядков.

На протяжении всего столетия, по мере вызревания в недрах феодального строя Франции капиталистического способа производства, все глубже становилась пропасть между производительными силами и господствовавшими, но уже отжившими старыми производственными отношениями. На страже этих отношений с упорством обреченных стояли опиравшиеся на королевскую власть привилегированные сословия - дворяне и духовенство, ничтожные численно, но обладавшие всеми правами и всей полнотой политической власти и паразитировавшие на теле народа.

Несмотря на преобладание цеховой организации, французская промышленность шла в XVIII веке по капиталистическому пути и стала, по словам Маркса, "образцом мануфактуры в собственном смысле слова". Число предприятий мануфактурного типа доходило в дореволюционной Франции до 600, а число наемных рабочих - до . 600 тысяч, что составляло более 5 процентов ее населения. Характеризуя французскую буржуазию, Вольтер отмечал в своем труде "Век Людовика XIV": "Промышленность увеличивается с каждым днем... Средний класс обогатился промышленностью. Выгоды и прибыли торговли увеличились... В прежнее время весь доход меньшой братии заключался в службе вельможам, теперь промышленность открыла тысячу путей, неизвестных сто лет тому назад". (А. Шахов, "Вольтер и его время"). Однако широкая реализация этих многочисленных путей обогащения буржуазии сковывалась всей системой феодальных порядков, не дававших свободы предпринимательству и торговле. Ощутив свою силу, утвердив себя экономически, французская буржуазия особенно остро чувствовала свое политическое бесправие.

Именно буржуазия, носительница наиболее прогрессивного в то время способа производства, оказалась в XVIII веке во Франции той социальной силой, которая возглавила борьбу против феодального строя и сумела повести за собой угнетенные дворянством и церковью массы тружеников. Руками этих масс и была совершена революция, плоды которой достались, однако, не этим ее истинным творцам. Антагонизм между трудом и капиталом уже сказывался, но отходил на второй план перед основным противоречием той эпохи противоречием между аристократией и крупным духовенством, с одной стороны, а с другой - "третьим сословием", куда входили и буржуазия, и ремесленники, и нарождавшийся рабочий класс, и многомиллионное крестьянство. Борьба против общего врага - феодалов - соединяла до поры до времени в одном социальном лагере эти весьма различные по имущественному положению слои французского общества. Революционная в то время буржуазия устами своих наиболее радикальных идеологов, прежде всего - просветителей, объединявшихся вокруг Гольбаха и Дидро, - подвергла уничтожающей критике весь насквозь прогнивший старый порядок. Эта критика отвечала чаяниям подавляющего большинства нации.

"Третье сословие", как видим, не было однородно по социальному составу. Не была однородной и французская буржуазия с ее небольшим слоем крупных собственников и массой людей среднего достатка. Также и французские просветители, идеологи "третьего сословия", распадались на различные течения - от Вольтера и Монтескье, выражавших интересы крупной буржуазии, до глашатаев крестьянской демократии во главе с Жан-Жаком Руссо. Различна была их положительная общественно-политическая программа, по-разному определилась роль их учений в ходе революции; но все они так или иначе служили делу ее идейной подготовки, все они горели священной ненавистью к насквозь разложившейся светской и духовной аристократии, тянувшей страну к гибели.

Перед глазами просветителей была полная противоречий картина жизни, с ее вопиющими социальными контрастами, с жестокостью власть, имущих, с бессмысленными пережитками средневековья, - картина, непрерывно озаряемая то там, то здесь вспышками стихийного народного гнева, приближавшими час неизбежного краха "старого порядка".

Два привилегированных в дореволюционной Франции сословия - дворянство и духовенство - составляли лишь ничтожную (всего только сотую!) часть ее двадцатипятимиллиоиного населения; но им принадлежало около двух третей всех земельных угодий. Владельцы крупных поместий, придворная знать, чиновная и военная аристократия, церковные иерархи всех рангов утопали в роскоши, вели паразитический, разгульный образ жизни, грабили народ и прежде всего крестьян - тем больше, чем скорее дворянство теряло свои позиции в экономике страны. Формально "свободное", но по существу совершенно бесправное, опутанное бесчисленными налогами и поборами, отнимавшими до 70 процентов дохода, вынужденное гнуть спину от зари до зари крестьянство стояло на грани полного разорения. Многочисленные факты говорят о крайнем цинизме, до которого доходили при удовлетворении своих прихотей обладатели "голубой крови". Известно, например, что в некоторых местах крестьяне были обязаны в интересах господ, забавлявшихся охотой, сеять по преимуществу культуры, излюбленные дичью. Были и еще более вопиющие факты. Так, во владениях принца Конде разводили волчат и зимой выпускали на волю, чтобы сеньер мог устраивать волчьи облавы. "Истощенные лошади, издыхающие под ударами; жалкие крестьяне, изнуренные голодом, надломленные усталостью и одетые в лохмотья, развалившаяся деревушка - все это представляет глазам печальное зрелище", - писал Руссо о французской деревне.